Возвращаюсь к Пушкину. На очереди «Маленькие трагедии». И первая из них — «Скупой рыцарь». Это было болдинской осенью, когда всё получалось. Считается, что собравшийся жениться Пушкин страдал от скупости своего отца, и тема скучной английской трагедии забытого ныне автора ему пришлась по душе. Пушкин переработал одно действие, а затем случилось: маленькие одноактные пьесы полились из-под пера и сложился цикл. «Скупой рыцарь» остался самой простой и прямолинейной пьесой этого цикла. У меня первая встреча с Пушкиным «для взрослых» в двенадцатилетнем возрасте связана с книгой «Маленькие трагедии» в мягкой обложке с иллюстрациями В.Фаворского. Ничего не понял тогда ни в Пушкине, ни в Фаворском, но в памяти зацепка осталась — и гравюры Фаворского с негибкими персонажами запомнились лучше текста.
После войны в советской графике было только два выдающихся ксилографа: патриарх Фаворский и менее титулованный, но столь же талантливый Константинов. Соперничество между ними было неизбежно. Фаворский выпустил полную сюиту к «Маленьким трагедиям» в 1961 году, а Константинов — в 1977 году. При таком небольшом промежутке в создании двух циклов трудно удержаться от параллельного сравнения: Константинов, конечно, отталкивался от Фаворского, предлагал своё видение.
У меня вот такие издания:
Две книги Фаворского: первое издание 1961 года (у меня без суперобложки) и современное переиздание от «Фортуны Эл» 2005 года (по сути, факсимильное издание). Многочисленных переизданий Фаворского в массовых сериях я не собирал. И две книги Константинова: первое издание 1977 года (подарочное в суперобложке) и сокращённое массовое переиздание — их любопытно будет сравнить.
Первые иллюстрации Фаворского к «Скупому рыцарю» появились в 1949 году в трёхтомном собрании сочинений Пушкина (были повторены в однотомнике «Избранного» 1957 года).
Мы уже неоднократно сталкивались с этими изданиями (в основном, по поводу «Повестей Белкина»). Все рисунки разных художников в тексте (заставки и концовки) переводились в гравюры (по металлу), их воспроизведение было ужасающим. А у Фаворского (его гравюры по дереву в металл не надо было переводить) — прекрасные чёткие изображения. Я вдруг понял особенности техники Фаворского. Он работал с учётом убогой довоенной полиграфии. Очень светлые ксилографии — чтобы чернота не сливалась в одно грязное пятно — это результат большого труда (чем больше белого в оттиске, тем больше вырезано на деревянной торцовой доске). Маленькие ксилографии Фаворского — единственные достойные рисунки в этих изданиях. Не от хорошей жизни приходилось художникам корпеть над доской, которая не прощала ошибок.
1) Для заставки Фаворский выбрал самую сильную сцену: барон — Скупой рыцарь в подвале над златом чахнет.
2) Концовка — повествовательная иллюстрация к завершающей сцене: барон бросает сыну перчатку, тот её поднимает (принимает вызов).
Некоторые детали (стул слева) очень бледные. Это не дефект воспроизведения. Фаворский «заливает светом» второстепенные детали. Для резьбы по дереву — адская работа. Никто так не умел. А мы и не ценим.
Фаворский к 1961 году был самым титулованным художником, но издавался часто в массовых сериях. Думаю, это был его выбор — хотел, чтобы его работы были доступны. Пожалуй, только «Маленькие трагедии» можно отнести к улучшенному в смысле полиграфии изданию.
Дополнения к библиографии. Тираж 30 тыс. экз. Цена 1 руб. 15 коп.
Это подарочное издание, хотя и не роскошное. Обычный тканевый переплёт (у меня — сильно обтрёпанный и с волнами). Бумага желтоватая, хотя и плотная — в общем-то, обычная. Но вот в наши дни «Фортуна Эл» поместила рисунки (не с подлинников, понятно) на очень белую бумагу, а лучше не стало — изображения на сияющем фоне выглядят совсем блеклыми. Начинаю думать, что идеальное воспроизведение ксилографий Фаворского может быть только на толстой серой крафтовой бумаге (на идеальной белизне нужно больше контрастности иллюстрации — а это уже к Константинову).
Поскольку издательство запустило книгу улучшенного оформления, макет делал сам художник — а художники в таких случаях со времён мирискусников очень любят долгие вступления с пустыми листами, с крохотными виньетками и проч.
Фаворский сам подробно описывал, что он делал в своих работах и что он хотел этим сказать. Про элементы оформления «Маленьких трагедий» у него было в книге «Рассказы художника-гравера»: https://pushkinskij-dom.livejournal.com/4...
1)
цитатаНа суперобложке я изобразил грозу, несущиеся облака, молнии и несущиеся цветы, венки. На переплет вместе с текстом я дал ветку с листьями — черными, золотыми и розовыми, ветку, охваченную ветром, а может быть, охваченную огнем.
Да, суперобложка была удивительная: её надо было рассматривать в развёрнутом виде. При переиздании в 2005 году «Фортуна Эл» суперобложку и не планировала, но весь рисунок с супера поместила на форзац. Так что ничего из макета не пропало.
2)
На самой первой странице (авантитул перед фронтисписом) — информация со скромными виньетками. Вот такой заполненный авантитул сам по себе показатель парадного издания — это значит, что на следующим за ним первом развороте слева ожидается фронтиспис, а титульный лист будет справа. А в массовых изданиях на этом листе чаще всего сразу титул идёт (если только портрет автора на фронтисписе не предусмотрен).
3)
цитатаНа титульном листе у меня нарисован шрифт и ветки лавра и кипариса. Лавр говорит о славе, кипарис — о смерти. Эти ветки пытаются сложиться в венки. Мне было важно, что ветки кипариса давали глубокий цвет, углублявший всю композицию, как бы лежащий глубже белой поверхности листа. Лавр же возникает как бы над поверхностью титула. Весь вход в книгу суров и даже мрачен. Сперва я хотел туда поместить цветы — я их очень люблю. Но, в сущности, уместны ли цветы, когда разговор идет о таких страстях, об убийстве и чуме… И я поместил только маленький букетик цветов на противоположной титульному листу странице.
4)
Шмуцтитулы, о которых Фаворский специально не говорит (видимо, само собой разумеющаяся вещь, не требующая комментариев). Хотя эти шмуцтитулы показательны: пустой лист со строгим шрифтом и небольшой иллюстрацией, чтобы не отвлекать от межевого знака. Никакой интриги: для «Скупого рыцаря» на рисунке скупой рыцарь. А ещё для первой пьесы, поскольку оказалась пустой левая сторона разворота, на этой левой стороне помещён крохотный рисунок связки ключей.
5)
цитатаКнига состоит из четырех самостоятельных вещей, и требовалось объединить их. Для этого я каждую вещь начинал длинной иллюстрацией-заставкой. Каждое начало было на правой стороне.
И это ещё не всё. Первый разворот с заставкой опять очень просторный.
цитатаЦельность книге придает еще то, что ее пронизывает горизонтальная полоса, которая начинается суперобложкой — тучами, — проходит через титул и потом отмечается на начале каждой вещи, где заставка, поставленная довольно низко, поддерживается мелочью, помещенной на левой странице, как-то: скрипкой, плащом и шпагой, копьями и — кладбищем. Так что, мне кажется, во всей книге чувствуется горизонтальный строй.
6)
На разворотах с текстом без иллюстраций Фаворский вверху рисует насыщенные декоративные элементы. В «Скупом рыцаре» после первого разворота с заставкой следуют три подряд разворота без иллюстраций и сверху на них — три варианта капителей античных колонн (потом они будут чередоваться). В двух вариантах капителей — это человеческие лица (наверное, в них можно угадывать персонажей пьесы).
У Константинова издания иллюстраций к Пушкину в 1970-х гг. были роскошными. Ксилография уже перешла в разряд искусства для эстетов. Издание 1977 года большого формата на меловке в суперобложке.
Это «Детская литература» старалась.
Дополнения к библиографии. Тираж 50 тыс. экз. Цена 2 руб. 40 коп. Издание при большем тираже в два раза дороже, чем у Фаворского не только из-за общего роста цена на книги, но и из-за роскошной меловки (получше современной меловой бумаги среднего качества).
Макет у Константинова более традиционен: от мелкого многозначительного декора, который никто не замечает и который потом приходится комментировать, художник отказывается.
1) На самой первой странице (авантитуле) — пышная эмблема, которая дублируется на задней стороне суперобложки.
2) Портрет Пушкина на фронтисписе.
3) Шмуцтитул. Видна разница с мышлением Фаворского: на большой иллюстрации скомпонованы разные эпизоды (внизу: вдова под дождём, о которой вспоминает барон). Этот шмуцтитул очень красив и, как станет понятно позже, является единственной оригинальной иллюстрацией Константинова к пьесе.
И в общем-то на этом введение в сюиту заканчивается. Но Константинов потом отыграется на заставках к каждой сцене.
Можно посмотреть, как трансформировался макет в массовое издание той же «Детской литературы». Массовое издание вышло почти сразу вслед за подарочным — в 1979 году. Оно меньше по формату, с желтоватой просвечивающей бумагой. Цена всего 35 копеек при тираже 1 млн 100 тыс экземпляров. Может, потом ещё допечатки были.
а) На переплёт поместили эмблему, которая в подарочном издании была на вторых ролях.
б) Большие композиции на шмуцтитулах заменили на маленькие рисунки, которые в подарочном издании были концовками.
в) В гравюрах Константинова много чёрного — значит, художник меньше удалял массива с доски (меньше вырезал, чем Фаворский). На хорошей меловке контрастные ксилографии Константинова хорошо смотрятся. Но при ухудшении качества воспроизведения — всё теряется. Вот чуть затемнили рисунок, и в массовом издании скелет уже неразличим в чёрной кляксе. У Фаворского с его тонким отчётливым штрихом такого не могло быть.
«Маленькие трагедии» считаются несценическими (то есть это пьесы для чтения). Мне тоже так кажется (в том числе, и по впечатлениям от советского трёхсерийного фильма). В старших классах школы на меня произвела сильное впечатление книга артиста Якова Смоленского «В союзе звуков, чувств и дум». Автор объяснял несценичность маленьких трагедий тем, что актёры слишком любуются собой, а режиссёры слишком любят паузы Станиславского. А надо соблюдать темп пушкинских ремарок: вот сколько занимает времени ремарка «барон открывает сундук», столько времени сундук на сцене и нужно открывать.
Видимо, Фаворский тоже понимал ритм лаконичной пушкинской пьесы. Собственно сюита к «Скупому рыцарю» 1961 года у него состоит из заставки, маленькой концовки и двух иллюстраций в тексте. Гравюры из издания 1949 года Фаворский не использовал.
Пьеса состоит из трёх сцен. К первой сцене — где идёт насыщенная завязка (и даже много сменяющихся эмоций) — у Фаворского две иллюстрации (заставка и такого же размера иллюстрация в тексте). Ко второй сцене — где барон разговаривает со своим золотом (и где только одна эмоция) — одна иллюстрация. А к третьей сцене — где, вроде бы, и действующих лиц много, и страсти кипят — только маленькая концовка. Интересно, что страничных иллюстраций нет: Фаворский был поклонником сочетания текста и картинок как единого целого.
Посмотрим сюиту Константинова. Его ксилографии более тёмные (меньше стружки с доски снимал). Как уже ясно было из сравнения шмуцтитулов, Константинов более многословен, чем Фаворский. Но Константинов по каким-то своим причинам прямо следует за Фаворским, чуть ли не цитируя его, причём цитируя не только гравюры Фаворского из отдельного издания 1961 года, но и из сборника 1949 года. Значит, надо смотреть сюиты Константинова и Фаворского параллельно.
1) Сцена 1. Альбер, Иван и Жид.
а) Иностранный наследник рыцарского звания Альбер делится горестями из-за скупости отца-барона со своим слугой Иваном. Этот Иван в средневековой Европе страшно разочаровал меня, двенадцатилетнего: чего только я про Пушкина не подумал. Самым мучительным было то, что потом и в литературе по пушкиноведению не мог найти отгадку. Наконец, просто выбросил из головы: Пушкину всё можно. И вот через сорок с лишним лет случайно нашёл объяснение у современного учёного и удовлетворился им вполне: https://pushkinskij-dom.livejournal.com/3.... Живёт пушкинистика!
А композиция-то рисунка у Константинова точно такая же, как у Фаворского! Притом, что все отлично помнили композицию Фаворского. Явный вызов. Но кому?
б) Альбер вспоминает, как на последнем рыцарском турнире он вышиб соперника из седла. При этом соперник успел повредить Альберу шлем, а новый купить не на что.
цитатаЗачем с него не снял я шлема тут же!
А снял бы я, когда б не было стыдно
Мне дам и герцога. Проклятый граф!
Он лучше бы мне голову пробил.
Константинов этот турнир рисует на страничной иллюстрации, будто это главное в сцене. А Фаворский нет, не рисует.
Дело-то как раз в том, что времена закованных рыцарей уходят, теперь все на пирах сидят в бархате (на который денег тоже нет). Да и эффектная победа на турнире...
цитатаИ славили герольды мой удар, —
Тогда никто не думал о причине
И храбрости моей и силы дивной!
Взбесился я за поврежденный шлем,
Геройству что виною было? — скупость.
в) Приходит жид Саломон — ростовщик, понятно. Денег больше не даёт, предлагает отца отравить, чтобы наследство открылось. Велено Ивану выставить жида. А могли и повесить.
И опять у Константинова точно такая же композиция, как у Фаворского. Разве что на заставке Альбер у Фаворского лежал, а у Константинова сидел. Теперь у Фаворского молодой рыцарь сел, а у Константинова, соответственно, встал. И вот, кстати: у Фаворского слуга Иван в этом эпизоде бледный, а у Константинова все персонажи одинаковой яркости. А это был глубокий замысел Фаворского.
цитата из ФаворскогоА в третьей иллюстрации у меня были такие трудности: все время читалось подряд — Альбер, Иван и Жид; а мне нужно было, чтоб за Альбером следовал Жид, а уж потом Иван. В таком порядке мне нужно было, чтобы их воспринимал зритель. И я заслонил Ивана светом из окна и, мне кажется, добился того, чего хотел.
Между прочим, книжка «Рассказы художника-гравера» первым изданием вышла в 1965 году. Константинов не мог её не знать, особенно в части «Маленьких трагедий».
г) Фаворский отдельных заставок-концовок к сценам не рисует. А Константинов делает промежуточные концовки. Пошёл Альбер искать управы на отца у герцога — отцовского сеньора.
2) Сцена 2. Барон и золото.
а) У Константинова заставки к каждой сцене пьесы. У Фаворского в отдельном издании промежуточной заставки не предусмотрено, но сравнить всё же есть с чем: с гравюрой из трёхтомника 1949 года. И что мы видим? Коленопреклонённый перед сундуками с золотом старый барон. Опять Константинов в композиции вслед за Фаворским идёт.
б) Самая известная, пожалуй, иллюстрация Фаворского — барон перед распахнутыми сундуками:
цитатаЯ царствую!.. Какой волшебный блеск!
У Фаворского барон спиной к читателям. А у Константинова — лицом к ним. А так опять композиция одинаковая.
Зачем Константинов повторяет Фаворского? Он же безнадёжно ему проигрывает, особенно в этом фрагменте.
в) Концовка, которая есть только у Константинова. Вот это эффектно: скелет сидит на сундуке с золотом и меч сжимает. И всё это строго по тексту:
цитатаО, если б мог от взоров недостойных
Я скрыть подвал! о, если б из могилы
Прийти я мог, сторожевою тенью
Сидеть на сундуке и от живых
Сокровища мои хранить, как ныне!..
3) Сцена 3. Альбер, Барон и Герцог.
а) Герцог-сюзерен устроил очную ставку сыну-жалобщику с отцом. На заставке Константинова Альбер с герцогом, видят, как барон входит во дворец герцога. У Фаворского фрагмент не отражён.
б) Отец с сыном разругались вконец. Старый барон бросает сыну перчатку, тот её поднимает. Константинов этот мелодраматический фрагмент вырезает на всю страницу. У Фаворского только в трёхтомнике 1949 года был рисунок этого фрагмента. Мы понимаем уже, что Константинов цитировал ту, старую, гравюру Фаворского. Намекал, что напрасно Фаворский не включил её в позднейшую сюиту?
в) Концовка всей пьесы есть и у Фаворского, и у Константинова. Барон-таки не перенёс скандала, умирает на глазах у герцога от сердечного приступа. Композиция у Константинова, естественно, такая же, как у Фаворского.
цитатаУжасный век, ужасные сердца!
Что случилось с Константиновым при иллюстрировании «Скупого рыцаря»? Перерисовка рисунков Фаворского? Для мастера уровня Константинова это исключено. Тогда какие могут быть объяснения?
Первое. «Неправильно, Фавор, ты всё это нарисовал. Вот как надо было.» Это вряд ли — совсем по-детски было бы.
Второе. Скорее, перед нами диспут для посвящённых. Хотите знать, чем отличается Константинов от Фаворского? Получите. Намеренно берётся одна композиция и при одной технике (ксилография) показывается, как это может по-разному выглядеть. Здесь спор не о том, у кого композиция лучше (у Фаворского), а о том, сколько стружки надо снимать с торцовой доски. Именно поэтому Константинов собрал все варианты гравюр Фаворского (из предыдущих изданий тоже), чтобы повторить их. А сцена турнира, а плачущая вдова на шмуцтитуле, которых нет у Фаворского? А это Константинов из довоенных ксилографий Кравченко взял. Может, кому интересно было, чем Константинов еще и от Кравченко отличается. Об этом в следующий раз.