«Якса. Царство железных слез» – первая книга цикла и, одновременно, сборник рассказов (модус операнди польских авторов, к которому мы привыкли еще со времен Сапковского). Вторая же книга – это (как написано на обложке польского издания) роман, хотя и тут не все так просто (но о непростоте этой – дальше).
* * *
Комуду русскоязычный читатель знает прежде всего как автора историко-фантастического цикла о Франсуа Вийоне; читающий по-польски (или заглядывавший в мою колонку здесь, на Фантлабе, во время оно – когда времени этого было побольше, и деревья были пониже) – помнят и о том, что Комуда охотно пишет произведения на грани реального и потустороннего в антураже Польши времен т.н. Сарматизма, т.е. 16-17 веков. А вот «Якса» – уже не столько «фантастическая история», сколько «историческая фэнтези», а в чем-то и возвращение к тому, с чего Комуда начинал (дебютный рассказ его, «Черная цитадель», был именно что фэнтези с неплохо выписанным средневековым фоном).
Говоря же о «Яксе», о цикле в целом, хотелось бы упомянуть, как минимум, о нескольких вещах: об особенностях созданного автором мира, о событийной арке и о непривычной структуре цикла (по крайней мере, как он существует пока что).
Сперва – о простейшем: о сюжете (и – да, некоторые вещи тут вы можете посчитать спойлерами, хотя в книге вы узнаете о большинстве из них на первом десятке страниц).
Якса – мальчик (а потом и юноша, воин) из рода Дружичей, лендийских рыцарей; его отец – эдакий местный Милош Обилич: в решающей битве королевского войска на Рябом поле с хунгурами (кочевой ордой, гуннами-аварами-монголами этого мира), он обманом проник во вражеский лагерь и убил кагана. Выиграть битву это не особо помогло, а вот для рода Дружичей последствия оказались печальными: сын убитого, новый каган хунгуров, велел истребить весь род убийцы (а в добром раннем средневековье такое, как понимаете, означает не только родственников до третьей-четвертой степени родства, но и слуг, рабов и скотину). Мальчик Якса – единственный, кто спасся из всего рода Дружичей. Спасся – и стал самым преследуемым человеком в Степи и в покоренных хунгурами державах. Более того: поскольку Милош Дружич, отец Яксы, убил кагана вне рамок привычного рыцарского вежества, коварно и обманом, род его проклинаем и большей частью лендийской аристократии. Яксе, как можно понять, проще от такого не становится.
(Замечу, что Комуда любит выбирать героев, которые оказываются – волею судеб – на маргиналиях общества, хотя могли бы претендовать на достаточно высокое положение в нем; таков, например, Зборовский – заглавный герой одноименного цикла рассказов, на котором лежит клеймо сына бунтовщика, к тому же – сына внебрачного; и герои Комуды обычно платят миру за его презрение к ним – почти той же звонкой монетой).
По сути, цикл о Яксе – история отдельной человеческой судьбы на фоне тотальной катастрофы: катастрофы внешней (земли королевства Лендии нынче покорены Ордой, и она тут властвует) и катастрофы внутренней (едва только падает государственность – голову поднимают Старые Боги, а уж им-то милосердие и человеколюбие не свойственны.
Второе, о чем стоило бы сказать несколько слов – это сам мир Ведды, территорий, которые в чем-то отчаянно напоминают наше раннее средневековье.
До какого-то момента и вообще кажется, что автор не особо напрягается, микшируя историю Центральной Европы, смешивая все эти известные (а нам – так тем более) столкновения кочевников и славян: от гуннов до монголов. В Ведде (а так зовется фрагмент этого мира, где происходит большая часть действия «Яксы») есть своя «Польша» и своя «Сербия», свои «Черногория» и «Дикое Поле». Здесь есть без-малого-немцы (и ведут они себя в привычной для польского читателя манере немцев от «Крестоносцев» до «Гуситской трилогии»). Здесь есть почти-скандинавы. Здесь есть своя Византия (правда – островная, зато носящая вполне знакомое для слуха читателя имя Таурида).
Но чем больше ты узнаешь об этом мире – тем более непривычной и рельефной становится картинка. (Автор дает к обеим томам обильные – почти на два авторских листа – комментарии «для внимательного читателя», как называет их он сам; читать их не менее интересно, чем сам текст – эдакий «эффект Бэккера», чего уж там).
Так вот, о мире.
Во-первых, веды, народы Старшей и Младшей Лендии (как и Подгорицы, Монтании и прочих территорий, описанных в книге) – пришельцы здесь. В некое незапамятное время их предки-рабы были выведены из проклятого города-государства далеко на востоке, прошли пустыни и степи и предъявили свое право на земли, которые они нынче и населяют. В далекие Века Камня эти земли населены были Змиями (которые, согласно преданиям, подняли Ведду со дна океана, чтобы тут править); Змии были истреблены поколением героев, и даже теперь, тут и там, можно встретить их чудовищные кости и черепа. Еще в горах тут жили гиганты-столемы, промышлявшие разведением человеческих стад, строившие менгиры и мегалитические сооружения; от столемов нынче тоже не осталось и следа (вернее сказать – только следы и остались).
Во-вторых, место монотеистической религии тут занято верой в Единого («единоверцы» – так зовут их язычники; и так предпочитают звать себя и сами они) и Ессу. Есса – не Сын Божий (как можно было бы ожидать от такой игры); он полубожественный пророк, «всевспомоществователь» Единого: именно он вывел ведов с востока, именно он дал им Закон Единого (увидев таблицы его во сне, в котором ему приснился Первый Сбор – храм, поставленный Единым среди густого леса). Веды-единоверцы в качестве священного символа почитают Копье, поскольку в борьбе с язычниками от копья в руках его брата, Бедды, Есса и пал, пораженный в спину. (На смертном ложе он кровью своей создал и первые рыцарские гербы для тех, кто оставался с ним до конца; впрочем, это не единственная версия происхождения рыцарских родов и, полагаю, читатели не без удовольствия найдут в книгах и остальные варианты этой истории).
В-третьих, в этом мире вера в Единого противостоит не просто язычеству как другой знаковой системе низшего порядка: язычество и Единый тут связаны без малого манихейской логикой; и эта логика, что важнее, подкрепленная практикой. О непростой истории отношений Праотца-Единого, Чернобога и всего пантеона языческих богов и божков Старшей и Младшей Лендии читатели смогут узнать из приложения (где эта история – концентрирована и сжата), я же обращу внимание только на то, что все языческие обряды показаны Комудой совершенно в логике его мира – и эта логика кровава и безжалостна: боги тут отпочковываются от корней деревьев (или растут из камней – в зависимости от своего происхождения и поколения), но для этого корни и камни следует окропить жертвенной кровью; хунгуры рубят головы врагам, а потом возят их, высушенные, у седел и на копьях (а порой и сажают на возимое с собой Древо Жизни) не просто оттого, что они воплощенное зло: головы эти будут помогать владельцу в посмертии, когда ему и самому придется пройтись по Древу Жизни в попытке добраться до Матери-Неба; стрыги и стрыгоны (как и прочие демонические сущности) не порождения Темного Властелина – хотя тут есть боги, могущие претендовать на это имя, – а возвращающиеся из посмертия несправедливо убитые и умершие без доброго напутственного слова; возвращающиеся, чтобы вершить свою месть.
В-четвертых, наконец, это мир, где обрушилась сама основа нормального человеческого существования: потому что захватчики-кочевники, рвущие страну, это не люди с точки зрения ведов, и в них нет ничего человеческого (правда, читателю придется не раз пересматривать эту пресуппозицию – особенно после прочтения второго тома). Здесь гонимы и несчастны все: Якса, единоверцы, большие и малые роды Ведды, селяне-язычники и иноки разрушенных сборов Праотца.
Отдельное слово стоило бы сказать о структуре книг, об их внутренней хронологии.
Главное, что должен помнить читатель: хронология двух первых книг – не линейная.
Между «Законом Непокоя», первым рассказом первой книги (а действие его происходит сразу после поражения лендийского рыцарства на Рябом поле) и последним, «Визгуном» – проходит под два десятка лет. Причем, большая часть этого времени проходит в промежутке между вторым и третьим рассказом. В «Царстве железных слез» мы видим Яксу мальчиком шести-семи лет, в «Убить беса» – он уже на одиннадцать лет старше, а мир вокруг необратимо изменился. В последнем рассказе, в «Визгуне», ему далеко за двадцать, а Вигго, его слуга, товарищ и спутник, упоминает все те приключения, которые им пришлось пережить (и о которых, видимо, мы подробней узнаем из следующих книг цикла): читатель, будь внимателен, таких моментов в обеих-двух книгах немало, и отслеживать их – отдельное удовольствие (если, конечно, вам такое в радость – как мне, например). Книга заканчивается клиффхэнгером, но не ждите, что второй том покажет нам, как же Якса сотоварищи сумел выпутаться из непростой ситуации.
Потому что вторая книга вернет нас в начало всей истории.
(Структурно, кстати, она, вторая книга, тоже будет напоминать сборник рассказов – но на этот раз все рассказы в ней будут плотно спаяны между собой, будут выстраиваться в единую историю).
Вторая книга, «Якса. Бес идет за мной», сосредотачивается на той самой лакуне в одиннадцать лет, которую мы находим между вторым и третьим рассказами первой книги, «Царства железных слов». Впрочем, начинаться она, вторая книга, будет с событий, которые предшествуют первому рассказу цикла: в первой главе второй книги нам подробно расскажут о событиях на Рябом поле и мы увидим поступок («проступок», как сказали бы многие из персонажей цикла) Милоша Дружича. Вторая и третья главы второй книги в какой-то момент будут происходить параллельно с событиями второго рассказа первой книги (надеюсь, те, кто читает эти мои заметки, еще не запутались); в нескольких моментах – это буквальная копипаста с фрагментов рассказа «Царство железных слез»; но то, что тут случится, окажется важным для событий, что произойдут через одиннадцать лет – в главах после четвертой.
Еще одно: «Якса. Бес идет за мной» – заканчивается перед событиями рассказа «Убить беса», третьего в первой книге; зато мы узнаем много необычного не только о Яксе, но и о Вигго, его спутнике (и о нескольких других персонажах, чья судьба завершилась уже в рассказах «Царства железных слез»); необычного настолько, что после второй книги стоит перечитать некоторые фрагменты рассказов из книги первой.
Наконец, последняя особенность книг цикла. Якса, несомненно, главный герой его; однако это не значит, что он будет главным героем отдельных рассказов: довольно часто он лишь присутствует в тексте, остается персонажем, вокруг и рядом с которым происходят события важные, страшные и меняющие судьбы этого мира – но сам он в событиях этих принимает отнюдь не заглавное участие. Строго говоря, персонажем, на котором без остатка будет сосредоточено авторское внимание, Якса Дружич станет – в первой книге – лишь в последних двух рассказах; да и во второй книге он окажется в центре повествования как активный протагонист лишь к середине тома.
Как ни странно, такая – переусложненная, казалось бы, – структура цикла дает возможность нам, читателям, составить куда более объемный образ мира Ведды и его истории. Просто стоит помнить, что большая часть событий, о которых нам будут рассказывать, и персонажей, которых мы встретим, это события и персонажи, о которых мы почти всегда узнаем что-то еще – но дальше (в книгах уже написанных или только задуманных).
И это, как по мне, важный элемент авторского замысла и лишний повод читать Комуду внимательно.
цитировать
свернуть ветку
