Грейс Себолд — Беспорядки
(Grace Sebold — Unrest)
(Перевод Bosch78)
Часть 1
Папа говорит, что часто ты ищешь одно, а находишь другое. Папа очень мудр и почти всегда прав, потому что я искал на пастбище троллей, а вместо них увидал солдат.
Мы часто видим солдат, потому что дорога между Кулосепом и Хадо проходит по северо-восточному краю нашей фермы. Кулосеппаи очень высоки, красят лица во время войны и носят длинные копья. Сухадо носят шлемы вроде птичьих голов, а их женщины сражаются вместе с ними. Мы ни те, и не другие. Мы Эш. Мы были здесь до того как сюда пришли их войска.
Эти солдаты были Кулосеппаи. Они сошли с дороги и пересекали поле. Я мог бы спрятаться, но три дюжины овец не смогли бы, и если бы все, что им было нужно, это провиант, и если бы они украли овцу, потому что поблизости не было у кого ее купить, Папа бы рассердился. Вместо этого я зазвенел ночным колокольчиком и остался на месте , ожидая пока они подойдут.
«Где твой отец, мальчик?» — спросил один, когда они остановились сразу за забором для овец. Его лицо не было покрашено, что я воспринял как хороший знак. Мы не слышали о войне, но первой новостью о ней вполне может оказаться пожар в ночи или острый нож. Так говорит папа, а ведь он слушает ветер.
«Уже идёт, уважаемый сэр», — сказал я солдату, надеясь, что это окажется правдой. На всякий случай и из желания угодить я снова зазвенел колокольчиком. Овцы беспокойно зашевелились, наталкиваясь друг на друга. Мне захотелось сделать то же самое. Овцы не так умны, как люди, но и не так глупы, как думают горожане. Мы, Эш, понимаем такие вещи. Я чувствовал угрозу разносимую ветром и тьму зашептавшую мне в ухо, как голодный призрак, но я стоял и с нетерпением ждал Папу.
Вскоре он вышел из дома, пальто его было накинуто на плечи, а в руке болталась дубинка. Однажды я видел, как он убил ею взрослого тролля, первым ударом сломав ему ребра, а затем ударив его в затылок, когда он сложился пополам. Увидев солдат, он стал двигаться по другому, сгорбился и зашаркал ногами. Просто старый фермер, беспокоящийся о своих овцах. Мы, Эш, живем здесь очень-очень давно.
Я вернулся к наблюдению за овцами, некоторые из которых решили совершить набег вдоль забора к деревьям. Пока я уговаривал овец вернуться в стадо и подальше от места, где могли прятаться тролли, я услыхал, как папа всхлипнул, всего один раз, как будто он пытался удержаться, но не сумел. «Значит заберут одну из овец, не заплатив», — подумал я. Папа великолепно торгуется, но он достаточно мудр, чтобы знать когда пора перестать.
«Текел», — сказал он мне, когда я вернулся в зону слышимости, пока солдаты ухмылялись друг другу, «ты пойдешь с этими людьми».
Я не понимал. Я слышал его слова, но они оставались лишь звуками, смысл их оставался мне непонятен. Папа никогда бы меня не прогнал. Я просто его не понял. Я коснулся забора, спину одной из овец, рукава отца, ища комфорт в их прочности. Отец отодвинулся, и мой мир изменился навсегда.
Солдаты рассказали мне, что они были вербовщиками и что согласно новому закону, Эш и все, кто жил между Кулосепом и Хадо, теперь стали гражданами того или другого государства. Все трудоспособные граждане Кулосепа обязаны отбыть срок в армии, но благодаря их
доброте только одному мужчине из новых граждан будет позволено отслужить за всю свою семью.
«Тебе повезло, что ты не на стороне Хадо, мальчик», — добавил говоривший. «Они бы забрали вас обоих и твою маму тоже. Скоро война».
«Эш не сражаются в войнах», — тупо сказал я, и они снова засмеялись.
«Ну, тогда ты будешь первым, не так ли? Давай, мальчик, прощайся с папой и поехали.
Мне все стало ясно, и, увидев лицо отца, я понял, что оказался прав. Если война наступает, кто-то должен будет охранять маму и моих младших братьев, а если я откажусь идти, тогда они заберут папу. И смог ли бы я, пятнадцатилетний Текел, спасти семью от мародеров или увести их в безопасное место, если ферма сгорит? Нет, папа должен остаться, а я должен уйти.
Затем была тьма, и длинная дорога через ночь, и, наконец, расчищенное место, где другие ничего не понимавшие мужчины и мальчики спали прямо на земле. Мне было интересно, куда мы идем и увижу ли я стены и башни Кулосепа завтра или в ближайшие дни. Мне никогда не хотелось покинуть ферму, но если это теперь моя жизнь, пусть она хотя бы будет полна чудес. Уступив судьбе я буду подхвачен ею, как опавший лист, улетающий далеко от своего дерева. Уступить судьбе — не позор.
В конце концов, мы — Эш. Мы понимаем эти вещи.
Можно подумать, проклятые Зеленые хотя бы первым делом научат этих бедных детишек не спать на посту. Он опирался на свое копье, когда я подошла к сторожевой линии, и даже в темноте, мне было понятно, что он был новичком, потому что он стоя спал и не проснулся, когда я подобралась к нему сзади. Когда ты сколько-то отслужил, то учишься спать так чутко, что стрекоза приземлившаяся тебе на плечо разбудит тебя.
Не то чтобы я когда-либо сплю на посту. Нет, сэр.
Он не проснулся, даже когда я подошла к нему сзади и перекинул удавку ему через голову. Гаротта — это способ тихо убить, если ты конечно справишься, или просто удар в почки. Не спрашивайте меня, какое отношение почки имеют с тем, что не кричат, но это работает, спросите кого угодно.
После того, как я забрала трофеи, оставила его, еще одного и ещё в куче под кустами. Это я ненавижу больше всего, и мне не стыдно вам в этом признаться. Позвольте солдату сохранить немного достоинства, позвольте семье получить тело, которое можно оплакивать, которое выглядит как их мальчик или девочка, а не кусок мяса настолько изрубленный, что остается только поверить сержанту, что они хоронят кого надо. Вы думаете, когда я умру, я хочу, чтобы моя мама посмотрела на меня и сказала : «Нет, сэр, это не моя дочь, я вам не верю?» Но приказ есть приказ, и нам приказали напугать ублюдков, что мы и сделали.
Все равно понятия не имею, почему они вербовали людей вдоль дороги. То что они это делали, мы знали, мы преследовали их несколько дней. Да, сэр, я и раньше участвовала в вербовке, но фермеров между Кулосепом и Хадо-хоумом раньше не трогали. Мы не дураки; мы знаем, кто выращивает наш хлеб. Если эти проклятые Зелёные смогли им что-то предложить или чем-то пригрозить, чтобы заставить их встать на чью-то сторону (а я разговаривал с Эш, и хоть убей не могу понять, что бы это могло быть), то нам нужно с этим покончить как можно скорее.
Итак: новобранцы погибли. К этому времени остальная часть нашей эскадрона должна была также закончить. Ададаро и Омибибиро должны были пробраться в лагерь, чтобы убить всех спящих новичков, в то время как остальные, в том числе я, убивали постовых. Я понимаю, что это было частью их тренировки, но все равно глупо, не оставить никого за ними наблюдать. Хотя я уже давно не жду умных действий от Зелёных. Хитрость, конечно, они чертовски хитры, но глупы.
Итак, я вернулась в наш лагерь и что я обнаружила, как не Мадидию, спящей на своем посту. Разбудила я ее ногой и подробно объяснила, как легко я могла задушить ее, как тех бедных ублюдков Эш, чьи языки и уши были у меня в сумке. Когда я закончила , она почти плакала, но старалась не показывать этого, и я притворилась, что ничего не замечаю. Не так давно я сама была новенькой. Однако ей придётся научиться не быть беспечной. Неосторожность убивает.
Бек вас всех съест. Бек съест мужчину пахнущего кровью и женщину с запахом воды, а также сердитую женщину коротышку и мужчину тыкающего Бека палкой. Бек крепкие руки. Бек большие зубы. Бек остановился, лес, пещера, беги, беги, съем вас всех.
День, ночь, день, движение. Взад и вперед, вперед и назад. У Бека болел живот. Бек вырвал на сердитую женщину коротышку. Другой мужчина все смеется. Бек нет еды, день, ночь, день. Последняя хорошая еда как раз перед приходом всех людей. Железо, коготь, женщина, горячая соленая кровь, хорошо, хорошо. Все кончилось. На коже не осталось даже крови. Бек голоден. Нет еды. Человек хорошо пахнет. Бек вас всех съест.
Спи, человек пахнущий кровью. Спи, злая коротышка. Спи длинным сном, и не просыпайся никогда. Бек ломает движущуюся деревянную пещеру. Бек подлый тихий. Съесть вас всех. Съесть вас всех. Съесть вас всех. Потом беги, беги далеко, никогда не возвращайся никогда. Не поймай Бек никогда.
Ради бога, откуда мне было знать, что это женщина? Они сказали, что это был тролль, и, клянусь, оно было похож на тролля, со спутанными волосами, крючковатыми когтями и в той вонючей шкуре, которую они обвязываются, чтобы скрыть свой запах от добычи. Оно попыталось укусить меня, когда я подошел к слишком близко к клетке, и тогда солдаты, которые его привезли, захохотали.
«Будь осторожен, Тибо», — предупредил меня их капитан. «Пока мы его поймали, он убил одного из нас. И съел ее. Ну, по крайней мере некоторые ее части.
Я был изумлён , что они его поймали. Детеныши троллей уходят за высокие цены, кто знает это лучше меня? Но я бы предположил, что если бы он убил одного из них, хотя бы некоторые захотели бы насадить бы его на меч. Либо они были более дисциплинированы, чем я предполагал, либо им были нужнее деньги чем я думал. Я сделал ставку на последнее и соответственно понизил мое предложение.
Несмотря на это глаза капитана загорелись когда я назвал сумму. Я не упомянул, что могу получить в четыре раза больше от одного человека из Баннертауна, который тренировал детенышей троллей сражаться с медведями и вроде того. Сам я, конечно, никогда не видел ничего подобного, но некоторые люди способны наблюдать любые проявления варварства.
Завершив сделку, они оставили детеныша и клетку и ушли хвастаясь друг перед другом, сколько девочек-бабочек у них будет сегодня вечером. Я послал мальчишку на свой склад за тележкой, затем уселся рядом с клеткой, держа ее в поле зрения. В этом городе люди стащат все, что угодно. Тролль все еще бормотал и порыкивал себе в углу. Да, конечно тролль, в этом я был уверен. Ладно, трольчиха, с космами почти до пояса, но я видел троллей раньше, и они действительно выглядят именно так.
Мальчишка прибежал, сказать мне, что мой бригадир, Абиру, передал, что тележка находится у кузнеца, и спросить хочу ли я, чтобы он вместо нее нанял другую? Это в базарный то день, когда во всем городе не нашлось бы хотя бы одной телеги напрокат. Я думал лишь мгновение, затем дал мальчику пенни, чтобы тот присмотрел за клеткой, и отправился за покупками.
Я вернулся с вощеным бумажным пакетом полным потрохов, в которые я осторожно вылил небольшой пузырек с успокаивающим средством, которое, как я знал, хорошо действует на троллей. Я использовал его ранее, и аптекарь заверил меня в свежести этой порции. Как только зверь потеряет сознание, мы с мальчиком сможем вынуть его из клетки и отнести домой.
Я протолкнул мясо через решетку, стараясь держать руки подальше от зверя. «Хороший тролль», — задобривал я его. «Хороший тролль. Ешь вкусную еду. Вот так.» Тролль подозрительно обнюхал ее, затем начал обеими руками запихивать себе в рот окровавленные куски. От этого зрелища меня чуть не вырвало прямо здесь, на улице. К тому времени собралась толпа зевак, и несколько дам тут же упали в обморок при виде этого нового зрелища.
Постепенно неистовое поглощение пищи троллем замедлилось. Он поднял голову с озадаченным видом, затем внезапно содрогнулся, завыв рухнул на пол клетки и начал царапать живот и горло. Я никогда раньше не видел такого.
Затем, Богом клянусь , крик превратился в слова, и я почувствовал, как моя собственная кровь превращается в воду. «Больно. Мама, мама, больно, помоги мне, помоги мне… Тролль разрывал свой живот, его кровь смешивалась с мусором на полу. Тролли не разговаривают. Их глотки напоминают собачьи глотки, и они не разговаривают. Но я не мог знать, не так ли? Раньше он не пытался говорить. Он только рычал.
Я не знал. Да поразит меня Бог, если я лгу, но я не знал.
Adonde vedu , как же я ненавижу эту теплую страну и всех, кто в ней живет. Много-много лет я пробыл здесь и за все это время не нашел ни одной честной женщины и ни одного приличного мужчины. Malu vedu, этого достаточно , чтобы свести с ума любого.
Сторож, который покупает у меня сны и поэтому думает, что я похож на одного из тех стяжателей, к которым он привык, привел ко мне пленника где-то после полудня. Он был убийцей, сказал сторож, отравителем, приговоренным к смерти и поэтому никто его не хватится. Adonde vedu, как он улыбался разговаривая со мной, как крыса, щелкающая зубами при виде связанной добычи. Он приносил мне всеми забытых мертвецов два года или больше, и был предан мне настолько, насколько способны быть преданы такие люди. Male lisu , как же я его презираю.
Заключенный начал потеть, несмотря на свою наготу и приятный холод моего дома. Он был жирным не только от того, что все в этой богатой стране толстые, но скорее от тучности души. От него воняло ужасом. Я бы не подумал, что такой способен на убийство, если бы не знал, что все на него способны.
«Я не хотел», — бормотал он. «Пожалуйста, Боже, Боже, я не знал, что она человек. Вы должны мне поверить. Это было ошибкой.»
«Я не судить тебя», — сказал я и мысленно вздохнул. Это было не то что я хотел сказать, но трех лет — недостаточно, чтобы выучить этот язык, который завязывает в узлы мой язык. Он — ходячий змей, пиявка плавающая здесь в гавани, высасывающая кровь из сердец и оставляющая в них взамен одну лишь ложь. Я попробовал еще раз. «Я не судья. Не сторож. Не палач. Вы понимаете?»
Он посмотрел на меня, и в его маленьких круглых глазках появилась надежда, жадная надежда, цепляющаяся за жизнь своими толстыми пальцами. «Ты не собираешься меня убивать?»
Продолжение следует