Еще один мой рассказ к Артбуку "Движение миров" великолепного художника Алексея Андреева | alexandreev.
Ритуал
Вдалеке, разбиваясь на отдельные фрагменты, как огромный военный оркестр прогремел гром.
И затих с ядовитым шипением медных турецких тарелок. Остался только тяжелый низкий гул.
— Вадим Семеныч, кажется, самолет.
Он вырвал себя из тягостных мыслей, поднял голову и не сразу сообразил, о чем ему говорят.
— Гриша, что?..
— Летит, — ответил водитель. — Вроде бы бомбардировщик, не пойму. В грозу-то какие самолеты?
Генерал вздрогнул. Гул двигателя "Волги", прежде мощный, ровный, вдруг показался ему натянутым, нервным. Ненастоящим.
— И будто заячий хвостик внутри у меня дрожит, — сказал водитель, поежился. — Простите, Вадим Семеныч.
Генерал не слушал. Значит, это случилось раньше. И застало его не в тиши кабинета, не в специальной комнате в Кремле, а здесь — в дороге, среди новгородских полей, где ветер качает спелую пшеницу. Придется действовать.
— Гриша, останови.
Водитель едва заметно кивнул. С шорохом шин притормозил машину, но не стал съезжать на обочину.
Когда они остановились, стал явственней шум дождя за стеклами автомобиля. Стекло запотело, генерал протер его ладонью. За дождевой пеленой неторопливо и медленно качалась пшеница.
— Вадим Семеныч, — напомнил водитель.
— Да, — генерал очнулся, поднял голову. — Сейчас, Гриша.
С утра болела старая рана. Ныла. Тогда, под Берлином, осколком прилетело. Старые раны всегда ноют в дождливую погоду, подумал генерал. Только... Он помедлил. Это же была другая рука?
Осколок влетел в правую, безымянный палец до сих пор онемевший, ничего не чувствует. А тут — левая.
«Сердце?»
Генерал грузно сдвинулся к левому окну. Мягко заскрипела кожа сиденья. Генерал поморщился. Новая машина не нравилась ему, не нравилось, что в ней пахнет чем-то нежилым, запахом необжитого дома.
Ноющая боль за грудиной стала сильнее. В груди словно мокрая вата.
Он посмотрел вперед сквозь стекло. Да, это оно.
Он повернул ручку, открыл дверь. Шум дождя ворвался в машину с запахом сырости и перестуком капель.
Генерал высунул ногу, поставил на дорогу. И вылез прямо под дождь, не дожидаясь, пока водитель обежит машину с зонтиком.
— Вадим Семеныч, ну что же вы..! – укорил тот.
— Ничего, Гриша. Ничего. Не торопись.
Он вышел на середину дороги. Встал на разделительную линию.
Повернулся.
Вот она, эта тень. Приближается. Ее уже видно сквозь серую пелену облаков.
Генерал поднял руки, вспоминая заученные слова.
На языке стало кисло и мерзко.
"Не для того я брал Берлин", подумал он вдруг.
Водителя с зонтом все не было. Генерал помедлил и опустился на колени, брюки сразу промокли. Он воздел руки, как молящийся. Да, теперь мы молимся другим богам.
Это приближалось. Он видел в небе два огромных светящихся "глаза".
Он начал бормотать слова. И тут на него опустилась тень. И дождь перестал барабанить по фуражке.
Генерал повернул голову. Над его головой держал зонт водитель Гриша. Что он так запоздал? — раздраженно подумал генерал. Что он там искал в своей машине? Но отмахнулся. Сейчас было не до этого.
— Простите, Вадим Семеныч… — начал водитель.
— Не сейчас, — отрезал генерал.
Он сосредоточился, поймал мысленную линию — к ним, к новым... хозяевам. Она была черной и жирной, как пролитая нефть. Его замутило. Мокрая вата в груди налилась свинцом.
Хозяева, подумал он с горечью.
Роковой 48-й год, когда мы еще на что-то надеялись. И следом страшный 49-ый, когда рушилось и валилось уже все.
Экономика Советского Союза не выдержала второй войны и рухнула. Американцы в этот раз помочь не могли, да и не хотели — у них были свои проблемы, и не сказать, чтобы они здорово справлялись. Война воистину стала мировой проблемой.
И в какой-то момент уцелевшим пришлось пойти на переговоры. Заговор командующих привел к смене власти в Кремле.
Вдруг тень над головой исчезла. Капли с силой забарабанили по голове и лицу. Генерал повернул голову. Водитель отбросил зонтик – тот черной птицей метался, неровно подскакивая, над дорогой. Вспорхнул и улетел в мокрую пшеницу. Генерал снова вспомнил тот запах весенних полей. Как тогда, в 45-м, перед наступлением… Тогда казалось, что это последний бой.
Водитель смотрел на него. В руке пистолет — ТТ, именной. Прежде чем стать личным водителем генерала, Гриша служил в армейской разведке. Проверенный и надежный солдат. Сын старого боевого друга. И вот на тебе.
— Гриша, ты с ума сошел? – спросил генерал спокойно.
— Это вы, товарищ генерал, сдались, — водитель взвел курок. — А мы — нет.
— Вы, это кто?
— Люди.
Генерал устало прикрыл глаза. Затем открыл. Гул нарастал. Он уже видел, как впереди, в тумане проявляются два светящихся огромных глаза. Хозяева шли проверить своего раба...
— Хорошо, Гриша, — сказал он спокойно. — Только дай мне подняться. Не хочу умереть на коленях.
— Ладно, — водитель сделал шаг назад, но пистолет не убрал.
Генерал поднялся на ноги. Выпрямился.
Ему вдруг стало легко и свободно. «Хрен вам, а не рабы», подумал он.
— По схеме партизанских отрядов? – спросил он у водителя. — Как против фрицев?
Гриша помедлил и кивнул.
— Старая надежная схема, — сказал генерал. – Это хорошо.
Он выпрямился, поправил фуражку. Боль отдалась в руку. В груди беззвучно лопнуло, перед глазами поплыли черные круги. Он понял, что еще миг – и упадет.
— Стреляй, Гриша.
(с) Шимун Врочек
Арт (с) Алексей Андреев