Мы возвращаемся к Пушкину. Продолжим прерванный обзор «Повестей Белкина». На очереди — «Станционный смотритель», а начнём с изданий 1930-х гг.
«Станционный смотритель» — яркий пример пушкинской гармонии. Вроде и тема остро-социальная — о «маленьком человеке», об «униженных и оскорблённых» — а не скучно, не слезливо и на борьбу с режимом не зовёт. Но, может быть, Пушкин своим заглавием заманил социологическую школу критиков в ловушку. Может, эта вовсе и не трагедия про неудачника Самсона Вырина, а история успеха второго поколения станционных смотрителей (конкретно — как дочери станционных смотрителей попадают в столицу и меняют свой статус). Очень актуально и в духе европейских трендов. Бальзак-то чуть попозже написал романы про то, как беспринципные провинциалы штурмуют Париж.
Самый знаменитый цикл иллюстраций к «Станционному смотрителю» принадлежит М.Добужинскому . Как и с иллюстрациями Бенуа к «Пиковой даме», успех был обеспечен талантом и творческой одержимостью графиков, входящих в начале XX века в круг журнала «Мир искусства» (русский модерн). Все встречали хотя бы одну из иллюстраций Добужинского к «Станционному смотрителю», но мало кто видел весь цикл этих иллюстраций, изданный в книге.
Считается, что иллюстрации были созданы в 1905 году, но напечатаны впервые — только в 1934 году в виде миниатюрного библиофильского издания в количестве восьмисот нумерованных от руки экземпляров.
Издание представлено на Фантлабе: https://fantlab.ru/edition111289. Эта книжечка встречается на аукционах, тут, например: https://www.litfund.ru/auction/59s2/253/ (содержатся важные сведения, что книжка выпущена была в суперобложке, в картонажном переплете с золотым тиснением по передней переплетной крышке и корешку).
Видно, что качество печати очень хорошее. Но картинки совсем маленькие: искажения, видимо, неизбежны.
Далее в советское время отдельные иллюстрации Добужинского постоянно включали в альбомы, в собрания сочинений Пушкина, в хрестоматии, издавали на открытках. Иллюстраций всего шесть, но сегодня даже в Интернете все их в одном месте не встретишь (следствие того, что они полностью в одной книге долго не воспроизводились).
Из современных изданий, где имеется весь цикл Добужинского в приличной компьютерной обработке, мне известен вот этот однотомник (М.: Эксмо, 2009).
Непонятно, каково эталонное качество иллюстраций Добужинского. Подлинники в московском музее хранятся. Возможно, с подлинников были сделаны репродукции в альбоме иллюстрированной пушкининаны (1987). Сравним современное воспроизведение (эталон из альбома — слева, из современного сборника — справа).
Современное воспроизведение высушено и утратило оттенки (слева они есть, как ни странно). В наше время появились и современные «раскраски» иллюстраций Добужинского.
В общем, иллюстрации я взял из Интернета — они покачественнее моих фоток, а хороших картинок с оригиналов нигде нет.
Ну, посмотрим, наконец, все иллюстрации Добужинского и освежим в памяти сюжет «Станционного смотрителя».
Композиция повести сложная: 1) рассказчик (не Белкин даже, и тем более не Пушкин) случайно посещает почтовую станцию, где служит Самсон Вырин и рассказывает нам свои впечатления, в том числе об очаровательной Дуне; 2) рассказчик через несколько лет вновь оказывается на станции и пересказывает рассказ Вырина о том, как его лишили дочери; 3) рассказчик ещё через несколько лет вновь посещает место действия и пересказывает рассказ местных жителей о смерти Вырина и о визите Дуни на его могилу.
А сюжет-то повести прост: молодой аристократ увозит (но не похищает) в столицу дочь бедного и забитого чиновника; дочь счастлива с похитителем; брошенный отец умирает; дочь рыдает на его могиле.
Пушкину не свойственны долгие вступления — а в этой повести экспозиция почти на половину текста, и начинается экспозиция и повесть с описания бесправности низших чиновников. Вот так Пушкин внимание в сторону отводил. Бесправные смотрители; грубые официальные лица, передвигающиеся по казённой надобности (делам государственного значения). И молоденькая Дуня.
цитата...вышла из-за перегородки девочка лет четырнадцати и побежала в сени. Красота ее меня поразила.
В первой части (где повествование ведётся от имени рассказчика) как раз и вырисовывается образ Дуни — а образ этот двойственный и очень современный (или вневременной, как история про Золушку). Главное — от Дуни не хочется уезжать.Свою власть над мужчинами Дуня осознавала.
цитатаМаленькая кокетка со второго взгляда заметила впечатление, произведенное ею на меня; она потупила большие голубые глаза; я стал с нею разговаривать, она отвечала мне безо всякой робости, как девушка, видевшая свет.
Дуня пользовалась своей властью над мужчинами вроде бы для улаживания конфликтов по месту службы отца. Об этом сам Вырин будет рассказывать во второй приезд рассказчика к нему.
цитатаГоспода проезжие нарочно останавливались, будто бы пообедать, аль отужинать, а в самом деле только чтоб на нее подолее поглядеть. Бывало барин, какой бы сердитый ни был, при ней утихает и милостиво со мною разговаривает. Поверите ль, сударь: курьеры, фельдъегеря с нею по получасу заговаривались.
И последний штрих в дунином портрете. На прощанье рассказчик попросил у Дуни разрешения поцеловать её. Дуня согласилась, поцелуй был профессиональным, рассказчик навсегда его запомнил (а девочке-то всего 14 лет). Так Дуня продемонстрировала гибкость своих моральных устоев и готовность перейти пределы. Опасная личность перед нами. Но Пушкин избрал для неё безобидную судьбу матери и любимой женщины.
Добужинский начинает чуть ли не с середины повести. Вся долгая экспозиция Пушкина им отброшена — только основной сюжет рассказа. Гусарский ротмистр Минский зимой году где-то в 1817-м одет не по форме: папаха («черкесская шапка») и шаль поверх шинели. Да, долго ещё наша военная форма будет к климатическим условиям России приспосабливаться (и не только к холоду). Минский выглядит свирепым, у Самсона Вырина подкашиваются ноги, вбегает Дуня... В принципе, Добужинский большую часть пушкинского введения отразил.
цитата...путешественник возвысил было голос и нагайку; но Дуня, привыкшая к таковым сценам, выбежала из-за перегородки и ласково обратилась к проезжему с вопросом: не угодно ли будет ему чего-нибудь покушать? Появление Дуни произвело обыкновенное свое действие. Гнев проезжего прошел...
Чтобы побыть с Дуней несколько дней, Минский прикидывается больным. Продажный доктор подтверждает его болезнь, Дуня ухаживает за больным.
Дело происходит на проезжем тракте. Наверное, никто из ухажёров так долго (три дня) с Дуней не оставался. Если уж она через час знакомства готова была целовать первого встречного, то ради Минского... Видимо, спонтанно возникла идея бегства. И Дуня не отказалась от предложения уехать с Минским насовсем (хоть и поплакала).
Вырин поехал за дочерью в Петербург. Добужинский не отказывает себе в удовольствии рисовать город и маленького человека на его фоне.
Вырину удаётся подкараулить Минского и свою Дуню.
цитатаВ комнате, прекрасно убранной, Минский сидел в задумчивости. Дуня, одетая со всею роскошью моды, сидела на ручке его кресел, как наездница на своем английском седле. Она с нежностию смотрела на Минского, наматывая черные его кудри на свои сверкающие пальцы.
Для целомудренной русской литературы это сцена была почти эротической. Художники не упускали возможности проиллюстрировать такие интимные и доверительные отношения.
Теперь некоторые самодеятельные художники в Интернете стали рисовать Дуню не на «ручке кресел», а на коленях у Минского. До такой распущенности Пушкин в своей повести не дошёл (это вам не «Гавриилиада»). Более того, рисовать Дуню на коленях у Минского — идеологически не верно. Где-то в чьих-то воспоминаниях встречается, будто в жизни Пушкин свою Наталью Николаевну себе на колени усаживал тогда, когда он чуть ли не с ножом у горла выспрашивал её про Дантеса. Так что возлюбленная на коленях у героя — это когда в воздухе запах крови чувствуется.
Ну а по сюжету — возвращаться в прежнее состояние Дуня не собиралась; увидев отца, упала в обморок. Вырин уехал ни с чем.
Навестить отца Дуня приехала через несколько лет, уже окончательно утвердившись в новом статусе (с тремя детьми). Приехала она «в карете в шесть лошадей».
Эту картинку не жалуют при помещении в иллюстративный ряд. Внешне она ничего не говорит о сюжете: просто любовно выписанная карета. Но для Добужинского эта была важная декларация его принадлежности к новой графике модерна. Где-то мельком видел аннотацию научной статьи в Интернете (сейчас уже не найду), в которой исследовались прообразы академической живописи именно этой иллюстрации Добужинского.
Узнав о смерти отца, Дуня заплакала, пошла на кладбище и, со слов деревенского мальчика-рассказчика, «легла здесь и лежала долго».
Иллюстрации Добужинского стали эталонными. Многие картинки других художников будут нам напоминать о Добужинском.
Уже знакомое нам издание «Повестей Белкина» в ленинградской пушкинской юбилейной серии (1936). Иллюстратор Л.Хижинский
К каждой повести по одной гравюре на дереве. Хижинский рисует Вырина в Петербурге. Самсон смотрит на деньги. Редкий случай, когда художник решил уйти от ожидаемых сцен.
По приезду в столицу, Вырин без труда нашёл адрес Минского и явился к нему с просьбой вернуть ему обесчещенную дочку. Минский конфузится, уверяет, что любит Дуню и вежливо выставляет смотрителя за дверь. За обшлагом рукава у Вырина обнаруживаются деньги «несколько пяти и десятирублевых смятых ассигнаций».
цитатаСлезы опять навернулись на глазах его, слезы негодования! Он сжал бумажки в комок, бросил их наземь, притоптал каблуком, и пошел... Отошед несколько шагов, он остановился, подумал... и воротился... но ассигнаций уже не было. Хорошо одетый молодой человек, увидя его, подбежал к извозчику, сел поспешно и закричал: «Пошел!..»
Очень острый психологический момент. Уже после этого Вырин выследил Минского, когда тот приехал к Дуне в отдельную квартиру, и застал их вдвоём. Во вторую встречу Минский уже очень грубо выставил смотрителя за дверь.
«Повести Белкина», выпущенные легендарным издательством «Academia» (1937). Иллюстратор Н.Пискарев
Здесь к каждой повести по заставке и концовке. Сцены как раз ожидаемые: Дуня сидит «на ручке его кресел, как наездница на своем английском седле» и Дуня «легла здесь и лежала долго».
Технически ксилографии выполнены прекрасно.
Редкое и дорогое брюссельское издание «Повестей Белкина» (1930). Иллюстратор — русский эмирант А.Алексеев
Отрывочные картинки с сайтов аукционов. Вот к «Станционному смотрителю» обнаружилась иллюстрация. Дуня и Минский. Здесь внимание художника сосредоточено не на том, насколько вульгарно Дуня села как наездница (нашли, чем Европу удивить), а на том, как «она с нежностию смотрела на Минского, наматывая черные его кудри на свои сверкающие пальцы».
Алексеев верен своей манере: зыбкие тени, лунный свет...
Вырин должен был в Петербурге убедиться в том, что Дуня счастлива, должен был догадаться, что возвращаться Дуня не собирается. Наверное, это его и подкосило по возвращении: апатия, пьянство и смерть.
Кстати, в пушкинские времена дамы в специальном дамском седле «сидели как наездницы» не как сейчас сидят, раздвинув ноги, а боком — сомкнутые ноги на одну сторону.