Глава III.
Карт-бланш. — Положение осужденного. — Преданность медбрата. — Китайское суеверие. — «Золото! Нам нужно золото!» — Что же будет дальше?
Дело шло уже целых восемь месяцев, а генеральный прокурор продвинулся в нем не дальше, чем в первые дни. В итоге он обратился к своим кураторам, что оставил любую надежду на успешное выполнение данного ему поручения, тем более что образ действий, предписанный ему, не предоставляет никакой свободы действий, а потому он просит избавить его от дальнейших забот, связанных с данным вопросом, и передать его более удачливому кандидату.
В ответ Прево-Лемер получил указание продолжать расследование дела, причем в конце письма имелась фраза «правительство уповает на ваше благоразумие и предоставляет вам возможность действовать по собственному усмотрению.»
Другими словами, ему давался карт-бланш, и в случае успеха его ожидал пост генерального прокурора или главного заседателя апелляционного суда Франции.
Наконец-то генеральный прокурор мог осуществить проект, который уже давно держал и пестовал в своей голове. Риск в этой ситуации был большой, однако Прево-Лемер был уверен, что лишь крайние меры могут дать желаемый результат, а, учитывая важность всего проекта, он был готов рискнуть всем.
С другой стороны, для осуществления данного проекта нужен был человек, на которого можно было бы полностью положиться, человека упорного и готового поставить на карту собственную жизнь. Найти такого человека было нелегко. И если бы дело было только в таких качествах, то у генерального прокурора хватало бы кандидатов на придуманную им роль. Авантюризм, решительность и безрассудная храбрость — подобных людей хватает в нашем экспедиционном корпусе и на военных кораблях. Любой морпех или флотский офицер в проекции двадцать к одному мог бы соответствовать этим качествам. Однако помимо этого нужно было, чтобы кандидат был в высшей степени интеллигентным человеком, обладающий безупречными манерами и личным обаянием, а также способностью играть различные роли и уметь навязать себя окружающим в любой ситуации.
Именно в последнем пункте и состояла сложность поставленной задачи, а также ключ к решению проблемы!
Не имея возможности найти подходящую кандидатуру среди офицеров и государственных служащих внутри колонии, среди которых не нашлось бы ни одного желающего стать искателем приключений, генеральный прокурор вынужден был ждать, когда судьба предоставит ему такого человека, которого он тщетно пытался найти в своем окружении... Однако случай никогда не предоставляется тем, кто сидит сложа руки, поэтому Прево-Лемер обратился в Париж и попросил прислать ему «редкую птицу», которую никак не мог раздобыть в Нумеа.
Несомненно, что полицейская штаб-квартира должна была иметь в запасе тайных агентов, умеющих добиваться поставленной им цели и умеющих действовать сообразно ситуации.
Изначально генеральный прокурор думал привлечь к этому делу одного молодого ссыльного, ситуацию которого были он знал из письма своего дяди. Эдмон Бартес — так звали ссыльного — работал в банкирском доме Жюля Прево-Лемера, где он блистал своими замечательными способностями и высоким интеллектом. Уже в двадцать семь лет он заступил на должность главного кассира в этом обширном кредитном учреждении с жалованьем в тридцать тысяч франков. Он вел дела блестящим образом, что вызывало огромную симпатию к нему со стороны начальства, как вдруг в одно прекрасное утро обнаружилось, что касса вскрыта и из нее пропали банкноты общей суммой в миллион франков. Молодой человек первым заявил о недостаче. Жюль Прево-Лемер был так уверен в его честности, что и помыслить себе не мог подозревать Эдмона. Он даже прямо заявил полицейскому чиновнику, что совершенно не видит смысла вести следствие в этом направлении.
Однако полиция по своей натуре всегда недоверчива. Ее служащие часто сталкиваются с такими неожиданными и необъяснимыми случаями, что они мало кому верят и ни перед чем не останавливаются в своих поисках. Не найдя никаких зацепок, которые помогли бы разрешить данное дело, начальник полиции дал указание провести обыск в квартире отца Бартеса, старого генерала в отставке, вся карьера которого строилась на доблести, честности и преданности. И вот пятьсот тысяч франков из пресловутого миллиона были найдены под паркетной дощечкой в небольшом флигеле, примыкавшем к комнате Эдмона. Узнав об этом, молодой человек был шокирован, но быстро пришел в себя и решительно заявил о своей невиновности, пылко завявив: «Я сын своего отца, а Бартесы никогда не были ворами.»
Гордый и спокойный, он отказался от помощи адвоката, заявив, что защищаются одни только преступники.
На суде он держал себя очень достойно, однако был весьма агрессивен по отношению к своим обвинителям, в особенности к Жюлю Прево-Лемеру, который, считая себя обманутым, не пришел к нему на помощь и не заявил о безупречном прошлом Эдмона, в котором банкир осыпал его милостями, а затем так подло рассчитался с ним.
В итоге молодой человек был приговорен к десяти годам каторги.
Другу своего отца, который принес ему в тюрьму револьвер, он гордо заявил: «Если бы я считал себя виновным, то не довел бы дело до суда. Я хочу жить, чтобы в будущем восстановить честь моего отца...» И добавил: «И чтобы отомстить за себя.»
Таков был человек, на которого вначале обратил внимание генеральный прокурор, так как дядя его, несмотря на все случившееся, просил его по возможности смягчить положение молодого человека.
Однако любые разговоры были бесполезны. Эдмон Бартес заявил прокурору, что он не желает быть ничем обязанным никому из Прево-Лемеров. Когда же прокурор намекнул Эдмону на возможность смягчения его положения, тот возразил:
— Милостивый государь, я не нуждаюсь ни к каком снисхождении. Раз правосудие неспособно отличать невинных от виновных, значит я сам стану правосудием... и горе тем, кто оказался причастен к этому делу. Помоги мне Бог преследовать их всю свою жизнь, не оставляя в покое ни их чести, ни состояния, ни детей!
Больше Прево-Лемер не пробовал возобновлять эту неудачную попытку.
Как раз в это самое время тюрьму поразила эпидемия черной оспы, болезни, которая временами попадает в те страны, где с ней еще ни разу не сталкивались. Первым из заболевших оказался старый Фо — китаец, который явно принадлежал к более высокому сословию, чем три его других соотечественника, судя по тому, как последние относились к нему, разумеется когда никто со стороны этого не видел. Фо был немедленно отправлен в больницу острова, где был оставлен на попечение местных жителей, так как европейские врачи не были способны заниматься всеми больными. К счастью для Фо Эдмон Бартес, который испросил разрешения помочь с больными, при первых же случаях оспы проявил сочувствие к больному, на которого уже махнули рукой, и самоотверженно с риском для собственной жизни занялся лечением Фо.
Суеверный как все восточные люди больной не мог ни на минуту оставаться один. Считая себя безвозвратно погибшим, он плакал и стонал как дитя. Бартес проявил к нему неслыханную самоотверженность. Потакая капризам больного, он не разлучался с ним даже во время самого сильного обострения болезни. Больше всего Фо страдал от неутолимой жажды. Вместо того, чтобы давать ему травяные чаи, молодой человек готовил для Фо разные освежительные напитки то из апельсина, то из лимона, то из грейпфрута, то из сока сахарного тростника, что доставляло больному огромное удовольствие.
Благодаря этой самоотверженной заботе, Фо наконец пошел на поправку. Опасный период миновал, выздоровление шло быстро и вскоре полностью поправившийся китаец смог вернуться в свой домик.
Несомненно обязанный жизнью Бартесу, с того самого дня Фо стал питать к нему фанатичную преданность, способную на любые жертвы... Убежденный, что был отмечен мрачным джинном смерти, он был уверен, исходя из древнего китайского суеверия, что молодой человек смог вычеркнуть его из списка мертвых лишь предложив взамен часть собственного существования, которую Будда, отвечающий за человеческие жизни, добавил к существованию спасенного. Поэтому Фо считал, что каждый день, прожитый им на земле, теперь принадлежал его спасителю, дни жизни которого соответственно уменьшались.
Эта вера теперь сидела глубоко к душе китайца и неразрывно связывала его с Бартесом. Последний явно очень бы удивился, скажи ему кто, что это обстоятельство сыграет огромную роль в его дальнейшем существовании.
Как только Фо окончательно поправился, он немедленно открылся перед молодым человеком, взяв с него клятву, что тот будет хранить в тайне не только уровень доверия к себе китайца, но и тот факт, что Фо также свободно изъясняется на французском и английском, как на своем родном языке.
Еще в процессе выздоровления наши герои вели продолжительные беседы, пользуясь долгими теплыми тропическими ночами для того, чтобы поделиться друг с другом своими секретами.
Бартес, который был горд тем, что он не является преступником подобно остальным ссыльным, поведал Фо свою историю, а также поделился с ними своими планами на будущее: о том, что он собирался посвятить всю свою жизнь мести и восстановлению своей чести, как он использует всю свою энергию и силу воли на то, чтобы бежать из тюрьмы и отправиться в Австралию или Калифорнию, где будет работать на золотых приисках с целью накопить достаточно денег для претворения в жизнь его планов.
Когда-то молодой человек мечтал стать военным моряком, проучившись десять лет в военно-морской академии «Борда» и выйдя из него восемнадцати лет от роду вторым по успеваемости. Однако по настоянию больной матери, которая вскоре после этого отошла в мир иной, ему пришлось бросить это занятие и, чтобы не тратить жизнь впустую, поступить на службу к Жюлю Прево-Лемеру, где он быстро добился блестящих результатов, когда все неожиданно закончилось теми событиями, о котором мы уже поведали выше. Теперь Бартес рассчитывал на свои знания, надеясь найти в благодатных для этого землях либо новые залежи благородного металла, либо разработать старые. По его расчетам старатели добывали лишь двадцать пять процентов того золота, которое можно было извлечь из земли, так как использовали в работе примитивные инструменты, которые молодой человек собирался усовершенствовать.
— Мне нужно золото, — настойчиво повторял он, — много, много золота! Без этого «желтого бога» во Франции ничего нельзя сделать.
— Как и во всем мире, — отвечал старый китаец Бартесу.
И каждый раз, когда Бартес снова заводил этот разговор, Фо потирал руки и говорил:
— Да, да, нужно золото, много золота!
Эти слова китаец произносил на своем родном языке дабы не отвлекать молодого человека от его рассуждений по поводу побега из тюрьмы и последующей мести. Беседы эти должны были прекратиться по возвращении Фо в свой домик, где его с уже явным нетерпением ожидал Порник.
Однако благодаря хорошему отношению к себе бравого моряка, Бартес, пользовавшийся относительной свободой в больнице, мог и тут время от времени навещать по ночам того, кому он спас жизнь и к которому незаметно для себя обрел сильную привязанность.
Однажды утром, когда Бартес шел к начальнику тюрьмы для отчета о состоянии больных, что он делал ежедневно с момента начала своей работы в больнице, он встретил Порника, который явно бесцельно прогуливался по округе с трубкой в зубах.
Они обменялись приветствиями на ходу, так как останавливаться было запрещено. Любой разговор, услышанный караульным, повлек бы за собой целую вереницу рапортов, доносов и объяснений по адресу высшего начальства, которым не было бы ни конца, ни края.
— Добрый день, Порник! — сказал молодой человек.
— Добрый день, господин Бартес! — ответил бретонец.
Обходя его, он небрежно кинул Бартесу следующую фразу:
— Не ложитесь спать в эту ночь, а приходите проведать нас между часом и двумя.
И удалился, насвистывая сквозь зубы мотив какой-то старой бретонской песни...
Тщетно Бартес пытался разрешить эту загадку... Единственное, что он понимал, так это то, что приглашение исходит от старого китайца, и с нетерпением ждал момента истины.