Глава II.
Кодекс китайской вежливости. — Хитрость генерального прокурора. — Четыре подходящих кандидата. — Рассуждение о находчивости. — Встречная хитрость. — Веселые друзья и таинственные связи.
Те, кто знали почти пуританскую строгость генерального прокурора, были бы немало удивлены, если бы им довелось присутствовать на одной из его бесед с китайцами, где господин Прево-Лемер бессмысленно тратил весь свой запас терпения и мягкости, который сыны Поднебесной Империи тратили почем зря.
Мы уже упоминали, что китайцы входили в кабинет генерального прокурора в сандалиях, что согласно китайским правилам этикета считается таким же неуважением к собеседнику, как если бы во Франции подчиненный вошел к своему начальнику в головном уборе. Однако и этим не ограничивалось то презрение, которое заключенные демонстрировали на каждой встрече с высоким чиновником.
Кодекс китайской вежливости очень детален, он полон множества мелких нюансов и формул на все случаи жизни. Он распространяется на все должности и уровни китайской иерархии, начиная с последнего кули (низкооплачиваемые неквалифицированные рабочие в Китае до 1949 г. — прим. пер.) и заканчивая самим императором. То, как четверо сынов Поднебесной Империи вели себя, приветствовали собеседника и покидали его, говорило о том, что они считали его не выше какого-нибудь носильщика в порту Кантон — и однако прокурор делал вид, что совершенно не замечает подобное отношение к себе.
Впрочем однажды он не выдержал и вышел за пределы своей обычной сдержанности. Увидев, что на кольце на пальце у Фо есть какая-то надпись, сделанную старыми китайскими иероглифами, он захотел рассмотреть эту драгоценную вещицу поближе, однако ее владелец оказал активное сопротивление попытке прокурора самолично взять кольцо и удовлетворить свое любопытство. Тогда господин Прево-Лемер вызвал конвойных, которые схватили китайца и совместно с прокурором сняли кольцо с пальца Фо.
С большим трудом прокурору удалось в итоге разобрать непонятное ему слово:
«Кванг!»
Услышав это слово, произнесенное Прево-Лемером, китайцы вздрогнули и обменялись между собой загадочными взглядами, но в ту же секунду их лица вновь приобрели прежнее флегматичное и равнодушное выражение. Подобное действие со стороны генерального прокурора видимо так сильно задело сынов Поднебесной Империи, что на этот раз при расставании со своим собеседником они напрочь забыли о своих обычных улыбках и поклонах.
Провожая их глазами, генеральный прокурор задумался: «Эти люди, несмотря на свою фаталистическую покорность судьб вероятно уступили бы пыткам и другим средствам, до сих пор применяемым в их стране и которые более не используются для темнокожего населения. Однако с теми предписаниями, которые мне даны, добиться от них чего-либо просто невозможно. Я не сомневаюсь, что и сами авторы этих предписаний понимали всю несостоятельность их содержания... действовать здесь нужно по-восточному, используя таинственность и хитрость, то есть использовать против них их же оружие, хотя результат здесь может получиться спорный... да и мне запрещено что-либо менять в тех указаниях, которые даны свыше.»
Но после нескольких минут размышления он добавил:
«Хм! Но ведь если учесть, что в этом деле очень важен результат, там может быть мне стоит испросить о возможности использовать какие-то другие средства...»
С того самого дня генеральный прокурор очень редко вызывал к себе китайцев, скорее делая это из чистой формальности, чем из желания получить от них какие-либо сведения... Дни и месяцы шли без изменений, и создавалось впечатление, что господин Прево-Лемер полностью утратил интерес к этому загадочному делу.
Китайцы вели уединенную жизнь на территории тюрьмы под наблюдением четырех ссыльных, которых им предоставили якобы в «товарищи», а на деле — дабы воспрепятствовать им сноситься друг с другом.
Эти «товарищи» были сосланы не за обычные преступления, как, например, убийства или грабеж. Трое из них, рядовые матросы, были приговорены к тюремному заключению и каторжным работам на срок от двух до пяти лет за нарушения воинской дисциплины. Один из них, марсовый Порник из Дуарнена, был осужден на два года за то, что, как он выражался, «заехал по роже» армейскому капитану. Опять же, Порник не мог объяснить почему поднятая им рука не опустилась на нос капитана, что могло повлечь за собой смертный приговор или двадцать лет кандалов. На самом деле ситуация была такова, что его хорошие друзья — а он был одним из лучших моряков на корабле — подоспели очень вовремя и смягчили тот удар, который мог так сильно навредить Порнику.
Порник был «товарищем» пожилого Фо, который явно был главным в таинственной четверке китайцев. Рулевой Пюжоль из Бордо, живший с Лу, и конопатчик Данео из Тулона, которого многие называли Мариус, живший с Киенгом, были приговорены к еще большему сроку наказания за то, что устроили жуткую уличную драку с четырьмя жандармами, вздумавшими на свою голову арестовать их.
Двоим бедолагам возможно и не удалось бы одолеть блюстителей порядка, еще и в соотношении двое к четырем, но тут к ним присоединился матрос четвертого корпуса морской пехоты парижанин Ланжолле по прозвищу Весельчак, специалист по боксу и вообще любому мордобитию, вступившийся, по его словам, за честь флота. С самого начала он подошвой своего ботинка элегантно заехал по лицам двум из четырех жандармов, а когда на место драки прибыла полиция, то лица жандармов были похожи на битые яблоки, а мундиры изорваны в клочья. В довершение всего трое драчунов обложили начальника полицейского отряда всеми издевательскими наименованиями, которые только пришли им в тот момент в голову. Все закончилось судом и пятилетним сроком заключения.
Вскоре все трое неразлучных друзей прибыли на остров Ну и по приказу генерального прокурора были приставлены в качестве «товарищей» к китайцам. Ланжолле поручили следить за Киенгом.
Трудно было бы найти среди заключенных более своеобразных людей такого рода, которых на флоте называют «находчивыми».
Находчивость — исключительная способность моряка. Не имеет значения откуда он родом и как воспитывался — морская служба вполне способна воспитать и развить в нем это качество.
Это качество существует лишь на военных кораблях и совершенно чуждо морякам торгового флота. Не спрашивайте меня о причинах данного явления, я лишь констатирую факт.
Некоторые морпехи или моряки из корпуса морской пехоты временами способны приобрести данное качество, но это лишь исключение, которое, как мы знаем, лишь подтверждает правило. Лишь постоянные испытания способны превратить молокососов в морпехов... подобно явлению метаморфизма в геологии (Метаформизм — процесс твердофазного минерального и структурного изменения горных пород под воздействием температуры и давления в присутствии флюида — прим. пер).
Находчивость — особое чувство, при котором имеющий его никогда ни перед чем не пасует, не перед чем не останавливается и ничего не боится. Вне зависимости от места, времени и обстоятельств он способен выбраться из любой беды и добиться успеха там, где все остальные потерпели позорное поражение.
На борту такой человек может делать все, что угодно. Конечно же у него есть своя собственная должность на корабле, будь он рулевым, гребцом, канониром, плотником, портным или даже всадником... Подобная личность — настоящая находка для офицеров, командующих небольшими кораблями, канонерками, шхунами, речными катерами или стационерами на американском побережье или во французских колониях в Тихом океане, так как ограниченная численность корабельного экипажа постоянно сказывается при болезни одного из его членов. В такой ситуации и нужен находчивый человек, который заменит и плотника, и рулевого, и механика, и кока.
Подобные люди могут сделать все из ничего, и об их способностях можно говорить до бесконечности, вознося им самые различные похвалы.
Никто кроме него не знает, как не попасть в переплет. Такой человек меньше всего подвергается наказаниям на борту судна, так как вне зависимости от серьезности ситуации найдет способ выкрутиться. Если даже его припрут к стенке, он придумает настолько логичные оправдания, что выйдет сухим из воды там, где другие будут годами греметь кандалами.
Именно такое качество всегда способствует спокойному проведению любых торжеств в случае посещения судна министром, послом, депутатом или иностранным владыкой.
Вот как обычно проходит сие действие, вполне естественное в жизни флота.
В большинстве случаев информация о готовящемся визите доводится до сведения экипажа заранее, хотя военный корабль всегда находится в образцовом состоянии.
Ранним утром командир сообщает своему старшему помощнику: «Сегодня мы ждем гостей. Дорогой мой, вы знаете устав... позаботьтесь о том, чтобы все было на уровне.»
«Так точно, командир.»
Старший помощник поднимается на палубу и передает приказ командира дежурному офицеру.
Последний вызывает к себе боцмана, так как выполнение данного задания испокон веков является их обязанностью.
— Ле Гуэн! — говорит ему лейтенант.
— Да, мой командир, — отвечает тот.
— Похоже нам предстоит официальный визит, будьте готовы... приказ командира.
— Отлично, мой командир, я вас понял. Вы же знакомы с нашей находчивостью, мы с ней готовы принять персону любого ранга от герцога до принца.
— Отлично, Ле Гуэн, я вас не сомневался.
— Все понял, мой командир.
Таким образом, главным по подготовке к визиту становится боцман Ле Гуэн.
— Слушай меня, ребята! Похоже к нам сегодня заявится какая-то большая шишка, чтобы провести смотр судна, так что ожидаю от вас чистоты и порядка — да такого, как покойный Шико сотворил для самого Наполеона под Тулоном.
— Все поняли, господин Ле Гуэн, сделаем в лучшем виде. Ваша большая шишка останется довольна.
— Вот и отлично, ребята! Разойдись!
И вот в назначенный час морской префект прибывает на судно в сопровождении, скажем, министра по общественным работам. После поднятия на борт они приступают к смотру экипажа. Матросы построены в две шеренги вдоль правого борта корабля. Во главе первой шеренги стоит командир. Все выглядит так, словно никакой предварительной подготовки и не было.
Оба посетителя идут вдоль строя, бросая на ходу: «Как замечательно они все выглядят». При этих словах министр, который идеально знает этикет, поворачивается к морскому префекту и говорит: «Это действительно бравые ребята, они достойны восхищения.»
Он останавливается перед одним из матросов. Его грудь усеяна медалями из различных военных кампаний: Крым, Италия — он был в составе флота, блокировавшего Венецию — Китай, Кохинхин, Мексика. Военные медали всегда привлекают к себе внимание. Левая щека боцмана распухла от попытки сдержать широкую улыбку, подготовка к смотру удалась... вот он, самый торжественный момент.
— Вот он, старый морской волк! Он затмил себя славой в пяти частях света. Вы замечательно подготовились к смотру, хвалю!
— Да, это настоящий храбрец! — говорит министр, пожимая руку боцману. — Вы явно нюхали порох в этой жизни.
Именно этого момента все и ждали.
По знаку своего командира боцман делает шаг вперед и отдает военный салют, произнося глухим басом следующие слова:
— Прошу прощения, господин министр.
Затем он медленно и уверенно снимает с себя рубаху, вытирает рот рукой и говорит:
— Да, сынок, мы многое повидали, блуждая по свету от Бреста до мыса Доброй Надежды, который находится на три дюйма дальше конца света...
Услышав эти слова, которые произносящий их обдумывал всю предыдущую ночь, желая произнести впечатление на высокого гостя, министр хмурит брови, а командир лихорадочно сжимает рукоять свой сабли, не зная что и сказать... Такого действия явно никто не ожидал. Ситуация вышла за рамки приличия... Однако через несколько секунд улыбка вновь возвращается на лицо министра. Он то думал, что те колоритные моряки, которых хлебом не корми дай отчебучить что-нибудь эдакое, перевелись на флоте. Ан нет — вот он, стоит прямо перед ним! Министр в жизни не подумает, что данная фраза была приготовлена заранее. Разве он не заговорил с первым попавшимся ему на глаза матросом? По крайней мере, именно так он и будет считать. Теперь всю свою оставшуюся жизнь министр будет при каждом удобном случае рассказывать, что он видел того самого представителя старого флота, того древнего явления, которое бороздило еще незнакомую миру землю, и кого называли первооткрывателями. Вернувшись обратно в Париж, министр на первом же заседании совета не преминет поведать окружающим эту историю, что вызовет ностальгическую радость на их лицах. И лишь очень внимательный наблюдатель сможет уловить еле заметную улыбку на губах министра военно-морского флота. А разве сам он не рапортовал о таких случаях принцу Жуанвилю или герцогу Орлеанскому? Или же другим важным сановникам императорской Франции?.. И пока все обсуждают насущные дела военно-морского флота, министр распорядится вручить морскому префекту очередной орден, а также особо отметить того самого министра по общественным работам, который и рассказал всю эту историю... И все эти люди даже не подозревают того, что обязаны всем пресловутой находчивости!
Если же министр общественных работ вернулся из поездки без каких-либо значительных впечатлений, то офицерам судна пришлось бы ждать еще года два-три, пока бы не предоставилась благоприятная возможность вновь проявить себя ибо случай нужно использовать тогда, когда есть возможность, так в следующий раз он может просто не представиться.
Находчивость в данном случае сыграла основную роль.
Подобная характеристика наших героев очень важна для описания последующих событий, потому мы и приводим здесь столь подробный комментарий на тему находчивости. Данный тип моряка существует исключительно во Франции, это и есть сущность французской души, взращенной среди водорослей и впитавшей в себя периодические удары волн о борт корабля, аромат морской воды, равномерное покачивание судна в бескрайнем океане, порывистые шторма, голубое небо тропиков, безумное поведение на суше при стоянке в портах и спасительная дисциплина.
Не следует путать находчивого человека с тем, кого моряки называют честолюбцем, а офицеры невеждой. Подобная категория людей проводит большую часть своей жизни на каторге или в тюрьмах, ненавидимые товарищами и презираемые обществом. Находчивый человек же наоборот всегда является хорошим моряком, которого ценят сослуживцы и уважает начальство, которое вряд ли когда-либо удостоит его серьезным наказанием несмотря на всю строгость морского устава.
Как большинство моряков, данный тип человека на суше предается всем радостям жизни, которых он лишен будучи на борту корабля, то есть обожает дебоширить, напиваться до беспамятства, драться на кулаках, а также испытывает невероятную неприязнь к жандармам и полиции, которые, по его словам, могут вполне пригодиться на борту в качестве затычки в пробоине. Именно это качество объясняет все те неприятности, которые произошли с Порником с одной стороны, и с Данео, Пежолем и Ланжолле с другой. Само собой разумеется, что будь они гражданскими людьми, их наказание ограничилось бы 50 франками штрафа. В любом случае, данное происшествие не запятнало их честь.
Китайцы быстро наладили общий язык со своими «товарищами», которые довольно хорошо с ними обращались, а «товарищи» в свою очередь были весьма довольны создавшимся положением.
Спустя некоторое время после прибытия в колонию китайцы получили двадцать тысяч пиастров от одного местного банкира. Эти деньги им разрешено было использовать на пропитание и различные мелкие нужды. Генеральный прокурор моментально установил размер еженедельных выплат с той целью, чтобы китайцы не могли подкупить кого-либо из начальников караула.
«Товарищи» сами ходили за провизией для китайцев, и что же вы думаете они приобретали? Деликатесные вина, мясо, птицу, рис первого сорта, кофе и элегантные сигары — все было для них доступно. Порник во всеуслышание объявил, что «если все будет идти как оно идет, то он желал бы закончить свои дни рядом с милой мартышечкой», ласковое прозвище, данное он дал Фо.
Остальные трое «товарищей» были абсолютно солидарны с Порником, этим достойным выходцем из Дуарнена. Как сказал Ланжолле, когда понимаешь, что обладаешь курицами, несущими золотые яйца, нужно вести себя благоразумно, не вызывая к себе недовольства со стороны китайцев, которые легко могли попросить генерального прокурора о замене этих «товарищей» на других.
Каковы были реальные отношения между китайцами и моряками — этого с уверенностью никто не мог сказать. Несмотря на все попытки тюремного начальства, которое с завистью смотрело на привилегированное положение «товарищей» китайцев, докопаться до истины, они не могли не признать, что заключенные действительно не сносятся друг с другом. Все четверо моряков четко придерживались выданных их инструкций.
И однако ежедневно после захода солнца, как только все двери внутри тюрьмы закрывались, внимательный наблюдатель мог бы заметить, что в каждом из домиков, где жили китайцы, шли продолжительные разговоры, которые нередко заканчивались далеко за полночь. Получалось, что и моряки, и морской пехотинец Ланжолле нашли способ общаться с китайцами. В этой связи было интересно узнать, являлся ли французский язык связующим для них звеном, или же четыре «товарища» освоили китайский до такой степени, что легко могли выразить свои мысли на этом языке.
Будь господин Прево-Лемер в курсе этих посиделок, он был бы немало удивлен, так как часто спрашивал «товарищей» о мыслях и намерениях китайцев и всегда получал один и тот же ответ:
— Мы не понимаем по-китайски, господин прокурор, а потому не можем сказать что творится в башках этих уродливых обезьян.
А Порник со своей стороны добавлял:
— Господин прокурор, они ни слова не знают по-бретонски!
— И по-провансальски! — вторил приятелю Данео.
При вопросе о поведении заключенных «товарищи» единодушно заявляли, что китайцы полностью смирились со своей судьбой.
Ниже мы узнаем реальные причины, заставлявшие «товарищей» скрывать правду и не распространяться об их реальных отношениях с сынами Поднебесной Империи.
цитировать
