О всесилии Зла

Спойлер: дальше Анариэль Р. говорит добрые слова о «Черной Книге Арды». Порядка тысячи добрых слов. Впервые на арене, аттракцион непревзойденного великодушия, не пропустите.

На литсеминаре «Мой второй роман» один человек сказал мне, что зло в «Тени Востока» неубедительное и слабенькое: злодеи все время допускают ошибки. Хм. Я поинтересовалась, а что человек думает про черных всадников в «Братстве Кольца». Он сказал, что черные всадники у Толкина тоже слабые и неубедительные, и я расслабилась. Поскольку черных всадников в «Братстве Кольца» не я одна считаю одним из самых жутких мест в мировой литературе, а от фразы Гандальва «It is many a year since the Nine walked abroad» у меня до сих пор бегают мурашки.

Тем не менее, мнение о всесилии Зла и его тотальной непобедимости широко распространено в русскоязычном пространстве. По этому поводу мне есть что сказать как с точки зрения прагматики, так и с точки зрения психологии.

Часть первая, прагматическая

Как ролевик и мастер с большим стажем, я могу с полной уверенностью сказать, что все эти представления об абсолютном всесилии Зла ролевые игры расшибают вдребезги. Потому что вдруг оказывается, что моделируемое Зло нуждается в беспрерывных мастерских подпорках хотя бы для того, чтобы производить впечатление, сравнимое с таковым в источнике. Потому что как мастер ты только тем и занимаешься, что работаешь на Саурона: сливаешь ему информацию, подыгрываешь — потому что иначе Саурон начинает терять очки при самой разумной политике и в исполнении хорошего игрока. Всякое более-менее большое Зло требует ювелирной подгонки сюжета, вводных и всего остального, чтобы хотя бы выполнить свою основную функцию — обеспечение недостачи по Проппу. Не в последнюю очередь это связано с тем, что найти людей работать пушечным мясом темного блока всегда было огромной проблемой (если вы не хотите на полигоне гопников), — и это не случайность.

Я помню, как я играла Моргота в 1997, на одной из первых полигонных мистериалок. Я в какой-то момент сломалась — когда полил беспросветный проливной дождь: в те времена тенты над локацией были исключением, и Ангбанд залило так, что кострище превратилось в бассейн. Сломалась я, видимо, в том числе и потому, что тогда и у меня были нереалистичные представления о мощи Зла.

Самый яркий эпизод применительно к обсуждаемой теме был такой. Величественно восседая на черном троне, я отправляю орков (пять, что ли, человек) захватить эльфийские гавани (согласно тайм-плану). Через полчаса они возвращаются и говорят: «Владыка, мы их не нашли... по жизни не нашли».

О чем это говорит? Что если Зло и Добро находятся на одном плане реальности, то у Зла будут все те же проблемы с внешними факторами, которые есть и у Добра: погода, природа, непредвиденные случайности и т.д.

Но этим неприятности, которые претерпевает Зло, не заканчиваются. И связано это со стратегией, Злу встроенной и не могущей быть измененной.

О чем я? Для начала о том, что Добро и Зло не существуют в реальности иначе как человеческие представления (во всяком случае, обратного никто пока не доказал). Представления о Добре человек черпает из представлений о том, что для людей в целом и по отдельности хорошо (примерно пирамида Маслоу), а представления о Зле — из того, что эту пирамиду портит и разрушает. Таким образом, Добро и Зло не являются двойниками друг друга. Они разные — не сущностно, а по тем стратегиям, которые они применяют.

Рассмотрим одну из самых ярких и понятных репрезентаций Д. и З. — Д. и З. у Толкина. Что такое Зло у Толкина? Желание кого-то одного навязать свои желания другим (или вообще всем остальным), отказ хоть как-то считаться с чужими желаниями и волей. Тем не менее, в одно лицо навязать свою волю не получается и приходится заводить пушечное мясо. Пушечное мясо, оно на то и пушечное мясо, что ему тоже не положено собственной воли и собственных желаний. Пушечное мясо должно идти, куда велят, и делать, что сказано, — и все.

Что такое Добро у Толкина? Добро пытается создать мир (социум), где все свободны реализовывать свою желания и волю — но не за счет других (и Фэанору говорят «ай-яй-яй», когда он пытается решать свои проблемы, приставляя меч к горлу брата).

Да, Зло активно, оно делает первый шаг — создает недостачу (например, посылает орков штурмовать эльфийские гавани) и получает большое преимущество благодаря такому дебюту. Добро, следуя собственной стратегии, начинает защищаться и тоже создает себе армию. Но на другом движке: в пределе каждый солдат армии Добра — доброволец, который мотивирован действовать сознательно на общее благо.

Поскольку солдаты армии Зла в общем случае не големы и не автоматы, у них есть свои желания, и эти желания всегда будут вести их тому, чтобы выйти из-под давления — хотя бы ради того, чтобы убивать и грабить в свое удовольствие, но без начальства (Горбаг и Шаграт в ВК). Кроме того, Злу нет дела желания и умонастроения его слуг. Это значит, что периодически солдаты Зла будут вступать к конфликт друг с другом — поскольку у них разные интересы (драка орков, которые идут по следу Фродо и Сэма).

Тем временем солдаты Добра будут в сложных и критических ситуациях самостоятельно и под собственную ответственность принимать осмысленные решения, нацеленные на достижение общего блага (а не на удовлетворение собственных эгоистических интересов): Эомер выдает коней Арагорну, Лэголасу и Гимли с неприятными последствиями для себя лично, Хама разрешает Гандальву взять с собой посох во дворец Теодена, Бэрэгонд бросает пост (!) и убивает своих (!!), чтобы спасти Фарамира.

В результате Добро постепенно отыгрывает те преимущества, которые Зло получило благодаря удачному дебюту. И при прочих равных Зло рано или поздно Добру проигрывает. И чтобы взять верх над Добром, Зло должно быть намного, намного сильнее (отсюда, например, распространенный образ горстки защитников против огромного вражеского войска: будь вражеское войско не огромным, от него бы уже просто ничего не осталось). Это хорошо объясняет тот факт, почему на ролевой игре Зло нуждается в мастерской помощи, чтобы быть эффективным. А также тот парадокс, что чем лучше играет Зло, тем больше мастеру нужно его подпирать (это правда, Азрафэль самый лучший Саурон, какого я видела, но ее тоже надо было подпирать).

Насколько я понимаю, компьютерные обсчеты моделей показывают, что в долгосрочной перспективе альтруистические стратегии работают лучше, чем эгоистические.

Так что, граждане, на самом деле печеньки – они у Добра. А тем, кто верит в печеньки Зла, показаны ролевые игры живого действия, ДНД, что угодно.

Из представления о врожденной слабости и уязвимости Зла есть много интересных следствий. Во-первых, Злу приходится быть очень креативным и придумывать много разных ходов для того, чтобы компенсировать недостаток своей базовой стратегии. Это делает Зло в принципе интересным для авторов художественной литературы (должна же и от Зла быть какая-то польза).

В частности, Злу все время приходится экспериментировать, двигая слайдер для своих солдат то ближе к «абсолютное послушание», то «хаотичное непослушание». Первый вариант дает Мартин: армия Короля Ночи абсолютно послушна, потому что состоит из зомби. Однако зомби неспособны к самостоятельным действиям до такой степени, что в бою используют в основном тактику «завалим противника телами». Толкин с орками сдвигает слайдер в другую сторону: орки неисцелимо хаотичны. Да, в таком случае они вредят Добру даже без указаний начальства, но на то, чтобы построить орков и заставить нормально выполнять приказы, уходит огромное количество сил. Уф.

Самый, на мой взгляд, интересный эксперимент – это девять колец for mortals doomed to die. Пациенты в полном объеме сохраняют способность к осмысленным и целеустремленным действиям, но при этом в критических местах свобода воли у них выключена: даже Ангмарец не смог бы утаить от Саурона Единое – хотя это под силу самому убогому орку. Но цену за Девять Саурон заплатил эпическую: неработающие, как надо, семь колец карлов, скрытые от Саурона три эльфийских, унизительное поражение в Эрэгионской войне.

Во-вторых, чтобы хоть как-то соответствовать и хоть чего-то добиваться, Зло все время должно распускать хвост и надувать щеки. То есть, делать вид, что оно куда больше и страшнее, чем на самом деле. Иллюстрация – сравнение военных бюджетов России и США.

Однако возникает вопрос: почему идея о врожденной слабости Зла представляется настолько контр-интуитивной, особенно большинству тех, кто читает этот текст на родном языке?

Часть вторая, психологическая

Откроем «Черную книгу Арды» — да, вы это от меня слышите. Откроем, значит, ЧКА и попробуем вычленить то, что там работает сюжетом. Игнорируя крысоты стиля, рефрен «Толкин, вы все врети» и мутную теологию (Тьма, Не-Тьма, Свет, Не-Свет, Пустота – что я еще забыла? Не-Пустоту?), что выпадет в сухой бесконтекстый остаток?

Есть плохие, есть хорошие, плохие обижают хороших — тут все как обычно. Дальше начинается интересное: хорошие иногда пытаются огрызаться, но неубедительно, и хорошим остается только долго и со вкусом мучиться от рук плохих (и, что характерно, описания их страданий длинны, подробны и оставляют впечатление, что ради этих садистских описаний книга в первую очередь и написана).

А теперь, так же очистив от контекста, сравним это с Толкином. Да, у Толкина тоже есть плохие и хорошие, плохие обижают хороших, иногда совсем не по-детски. Но. Хорошие в конечном итоге одерживают верх. Причем не как у Чапека – «мы мазали побои зеленкой и радовались, что одержали моральную победу» — а по-настоящему: два самых больших Зла в итоге растерты в пыль. Пусть даже после того, как Зло № 1 растерло в пыль все, до чего дотянулось. Говорят, в конце времен оно вернется, но когда это еще будет. И, кстати, никаких садистских описаний (разве что за исключением поедания пленников волком, но эта сцена цельнотянутая из «Саги о Вёльсунгах», так что нещитово).

Я сейчас полагаю, что это и есть принципиальное, а не поверхностное отличие ЧКА от Толкина: то, что у Толкина побеждает Добро, а в ЧКА победителем оказывается Зло. Тут главное не дать себя запутать ярлыками.

А теперь идут хорошие слова про ЧКА.

Все, что в этой книге есть не-манипулятивного, не-лживого и не-невротического, это исполненный боли крик: «Что ты знаешь о Зле, англичанин? В твоей стране последний раз междоусобная война была в 17 веке, последний раз враг топтал ее землю уже и не вспомнить когда. Что ты знаешь о той войне, которая не просто сыпет с неба зажигалки, а приходит с чужими солдатами с их «матка, кура, яйки»? Что ты знаешь о Бабьем Яре? Что ты знаешь о полях, сплошь засеянных костями и металлом? Да ничего. Это раз. Два: когда в твоей стране люди массово умирали от голода? В Средневековье? В 19 веке? А среди нас есть те, у кого прадеды и прабабки ели человечину, чтобы выжить. Три: про ГУЛАГ ты, наверное, слышал. А про Катынь? А про Сандармох? А про Бутовский полигон? Или хотя бы о том, что вытворяли тут с верующими католиками вроде тебя? С писателями и преподами вроде тебя? А про Павлика Морозова никогда не слышал, отец четырех детей? НУ ТАК НЕ РАССКАЗЫВАЙ НАМ О ТОМ, ЧТО ТАКОЕ ЗЛО, ТЫ В ЭТОМ НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕШЬ».

Добрые слова закончились, потому что, если вернуться к первой части этого рассуждения, то неправота этой искренности очевидна: это как вопли человека, который обзывает помогающего ему врача нехорошими словами, потому что больно. (Хотя лично я считаю, что искусство – нечто большее, чем безыскусный крик боли, ну да ладно).

С этой точки зрения все эти садистские описания мучений – типичное проявление ПТСР, только не личного, а коллективного. Интонация лицемерного суда плохишей тоже абсолютно узнаваемая, как и страх перед товарищем Ста… перед высшим Злом. Вплоть до детей врагов народа, отданных на перевоспитание.

В общем, все просто: в каком социуме человек живет, те законы он и распространяет на все мироздание. Если выпало в Мордоре родиться, то так и будешь писать про непобедимое Зло, потому что его вокруг в количестве. А по причине железного занавеса (если не в реальности, то в мозгах) будешь считать, что законы твоего «кармана» (по Льюису) распространяются на все мироздание.