I’m not dead, yet stone-cold, filled with regret
In my head only you
I see red, I hasten, urge to forget
Everything in my head
Will you with your breath
Now freeze me to death?
… пряли злато с серебром, лёд и пламень, смерть и, разумеется, любовь. А спряли сказку о верности семье с узором из гендерной предвзятости. Во всяком случае, отзеркаленный тест Бекдел "Зимнее серебро" Наоми Новик не проходит, что не помешало книге взять Локус и Мифопоэтическую премию.
Прежде чем начать, позволю себе невероятно генерализированное обобщение, за которое левые заклеймят меня сексистом, а правые — предателем братства-с-членами. Мифопоэтическое фэнтези, в смысле — фэнтези, за которую положено давать Мифопоэтическую премию, лучше всего выходит у женщин. Ну да, так и есть, несмотря даже на тот факт, что само слово «мифология» для меня — и, уверен, для многих людей на постсоветском пространстве — прежде всего ассоциируется с мужчиной. С Николаем Куном, разумеется.
Три девицы у Новик — это еврейка Мирьем, простолюдинка Ванда и герцогская дочка Ирина. Формально их линии равнозначны, но по факту центральное положение занимает Мирьем — именно она начинает и заканчивает историю, именно ей уделено больше авторского внимания. Мирьем вынуждена заниматься отцовским ремеслом, заимодавством и, в отличие от мягкосердечного отца, достигла больших успехов, "обращая серебро в золото". Заслышав неосторожную похвальбу девушки, к ней является король Зимояров. Зимояры живут рядом с людьми, а превыше всего ценят золото — настолько, что ради него могут напасть на соседей и перебить всё селение. Король предлагает Мирьем обратить зимоярово серебро в золото (трижды, как и полагается в сказках). Если она справится, то получит воистину королевскую награду, если нет — умрёт. Гордая Мирьем принимает уговор, ещё не зная, что награда окажется для неё едва ли не горше смерти…
Истории двух других героинь менее подробны и носят скорее вспомогательный характер. Особенно в этом плане не повезло Ванде, которая вынуждена работать на Мирьем, чтобы искупить долг отца и прокормить братьев, а когда Мирьем пропадает, помогает и её семье. Ирину отец-герцог намерен выдать замуж за царя — с помощью драгоценностей, купленных у Мирьем, ведь зимоярово серебро преображает невзрачную Ирину в неотразимую красавицу. Ситуацию немного осложняет царь, который одержим демоном, но и демону не сладить с женским хитроумием, когда девушки (и автор) объединят усилия.
Книгу Новик с ходу хочется припечатать «Феминизм!11» — женщины-героини тут и умнее, и смелее, а мужики либо негодяи, облеченные властью — безымянный король Зимояров, царь Мирнатиус, либо зависят от женщин, как отец Мирьем или братья Ванды. Действительно, сильные женские персонажи для Новик — не редкость, чего нельзя сказать о мужских. Но ценности её героинь вполне традиционные, в первую очередь — это семья и дом. Ради семьи Мирьем берёт дело отца в свои руки, ради семьи оставляет зачарованное королевство Зимояров — и возвращается туда в момент опасности, потому что нашла близких среди чужих. Линия Ванды почти полностью посвящена обретению семьи, не только и не сколько как родства по крови, но духовной общности. Самой феминистической выглядит Ирина, которая стремительно прокачивается автором в местного игрока в престолы, но поначалу молодая царица просто пытается спасти свою жизнь, а обеспечив себе безопасность, переходит к роли государыни-матушки (этот момент в тексте даже подсвечивается монологом в духе Авдотьи Рязаночки).
Примерно также как с феминизмом, у "Зимнего серебра" дела обстоят и с мифологией. В Литвасе, где происходят события книги, без труда узнается Восточная Европа времён позднего средневековья, но мифологические мотивы Новик черпает из иных времен и мест. Её Зимояры без сомнений близкие родственники английским эльфам и ирландским сидам — недобрые, жесткие, но верные слову, живут со смертными рядом, но ни входа, ни выхода в их земли людям не отыскать, а время там идёт иначе. А в отношениях короля Зимояров с Мирьем слышны отзвуки ещё более древнего мифа — о похищении Персефоны Аидом (конечно, эльфы тоже подворовывали смертных девиц, но без резких климатических сдвигов). Славянский колорит в книге ограничивается буквально парой имён, да аномальными холодами, которые, впрочем, никем, кроме главных героев не ощущаются — Литвас и при июньских метелях живёт спокойно. Оттого не покидает ощущение театральной постановки, где герои выворачивают душу, но на заднем плане замковые башни из крашенного картона и снег из марли. Если вы принимаете такие условности — "Зимнее серебро" будет вам интересно. Считаете, что сказка должна быть яркой? Ну, тут есть зимоярово королевство, чьи пейзажи навевают воспоминания о работах Йона Бауэра, но в целом история тут про отношения, а не приключения и гораздо интересней наблюдать за изменившейся сказочной моралью. Раньше-то стяжательство шло по статье осуждения, а то и наказания, а гордая невеста не подсовывала перевоспитавшемуся жениху брачный контракт. Но мы меняемся, и сказки меняются вместе с нами.
— Это разбойники? — прошептала мать. Я тоже первым делом подумала про разбойников, когда вообще обрела способность хоть что-то соображать. Хорошо, что мои деньги в банке, далеко отсюда. Мы поспешили следом за отцом. На заднем дворе недовольно попискивали куры, которым не дали еды. Ванда показала нам следы. И сразу стаю ясно, что никакие это не разбойники.
Копыта как будто едва-едва коснулись легкого свежего снежка, не проломив наста. Однако это были именно копыта: большие, размером с лошадиные, только раздвоенные, как у оленя, и с не очень хорошо заметными острыми выступами спереди. Следы вели прямо к нашему дому, а потом кто-то, вероятно, спешился и заглянул к нам в окно. У этого кого-то были очень странные сапоги с длинными острыми носами. И сапоги тоже почти не проваливались в снег.
Сначала мне это показалось каким-то бредом. Да, конечно, следы необычные, но наверняка кто-то просто зло подшутил над нами. Как те мальчишки, что швырялись в меня камнями, когда я была маленькая. Кто-то подобрался к дому и оставил такие вот следы нарочно, чтобы напугать нас. Или еще хуже: чтобы отвлечь нас, пока он нас ограбит. И я уже раскрыла рот, чтобы все это изложить, но тут же осеклась. Ведь тогда злоумышленник должен был сам наследить рядом с фальшивыми следами. Разве что он свесился с крыши и нарисовал следы палкой. Но снег на крыше тоже оставался нетронутым. Раздвоенные следы цепочкой тянулись через весь двор, уходили в лес и терялись под деревьями. Я глянула в ту сторону. Меж деревьев все еще поблескивала дорога.
Я ничего не сказала, и отец с матерью тоже промолчали, мы лишь смотрели и смотрели на лес, не в силах отвести взгляда. Из всех нас заговорила только Ванда.
— Это Зимояр, — произнесла она. — Зимояр приходил сюда.
цитировать
свернуть ветку
