Со своей стороны Амуду был совершенно уверен в победе и заранее предсказал, что во всех изысканных и знаменитых местах используют именно его метод готовки, который больше соответствует веяниям времени, чем у нубийца.
Примечательно, что в основе еды всех народов лежат зерновые культуры. Европа потребляет его на очень среднем уровне, отдавая предпочтение пшенице, в Америке особая склонность лежит к кукурузе, по всей Центральной Африке жители выбирают просо и другие мелкие зерновые, а вот Дальний Восток и частично Океания используют в пищу исключительно рис. Все эти зерна перерабатываются для употребления в пищу либо в виде хлеба или пирогов, либо в виде макарон или каши — и только рис едят без переработки и готовят в воде.
В случае с арабским кускусом его иногда кипятят, а иногда замешивают незамысловатое тесто. Я присутствовал только при втором варианте готовки, применяемом в Аравии и предпочитаемой в этой стране даже в праздничные дни.
Накануне того дня, когда в дауре собираются есть кускус, пожилые женщины и рабы молотят пшеницу в выдолбленных стволах деревьев, чтобы получить гранулированную муку, которая в итоге получается крайне измельченной. Эта мука, отсортированная и отделенная от отрубей, смешивается в нужной для теста пропорции с коровьим или верблюжьим молоком и мешается деревянным шпателем в выдолбленном стволе дерева, который уже использовался до этого для измельчения зерна.
Истинный талант состоит в том, чтобы точно знать какой нужен объем муки и сколько нужно молока, потому что в противном случае тесто получится либо слишком вязким, либо слишком жидким, что в итоге даст совершенно несъедобный продукт.
Замес теста должен продолжаться не менее пяти-шести часов без перерыва или отдыха. Согласно арабской поговорке, не следует позволить себе заснуть.
Когда все готово, тесто делится на маленькие шарики, катаемые руками и имеющие размер горошины или мячика для игры. Их параметры зависят от вкуса или прихоти изготовителя. К следующему утру эти шары затвердевают.
Когда приходит время использовать шарики дальше, они подготавливаются к следующему этапу.
Когда овцу помещают в духовку или на противень, шарики для кускуса бросают в кипящую воду, где в зависимости от размера их оставляют вариться от тридцати минут до часа. Затем их вынимают оттуда, чтобы поместить в глиняную посуду на горячие угли, где, покрытые перцем и приправленные небольшим количеством чили и мускатного ореха, они посыпаются солью до нужной пропорции и поливаются горячим овечьим соком. Здесь процесс готовки этих удивительных шариков заканчивается. В результате в процессе готовки шарики раздуваются, впитывают сок и под действием жара готовятся с таким потрескиванием и распространяют вокруг себя такой аромат... что, как гласит арабская пословица, способны разбудить даже мертвых.
Наверное не стоит упоминать, что баранина, слегка подрумяненная на корочке, но полусырая внутри нарезается длинными кусками в восточном стиле, а затем употребляется в пищу вместе с этими сочными шариками, о которых я больше не хочу упоминать... Это великолепное блюдо — настоящая кулинарная сказка... Конечно, я бы не стал утверждать это, если бы ни побывал в джунглях Индии, в горах Бирмы или на на берегах островов Зондского архипелага, где посвятил пять-шесть часов со своим слугой на замес теста для кускуса, которое мы готовили, основываясь на наличии нужного вида мяса, либо в соке баранины, либо другого животного. Должен вам сказать по личному опыту — и можете бросить в меня камень если это не так — что большая брахманская утка с золотым оперением, на которую охотятся на островах Ганга, между Агрой и Бенаресом, является той птицей, которая придает арабским клецкам самый прекрасный и ароматный вкус.
Надо сказать также пару слов о том методе приготовления, которого придерживался Амуду. К моему глубокому удивлению, которое я высказал ему потом, метод нашего гида отличался от метода нубийца лишь незначительными мелкими деталями. То есть Амуду сделал свои фрикадельки утром, оставив их сохнуть на всю ночь, а затем, повинуясь законам изысканной кулинарии, полил их лимонным соком, что ему часто доводилось делать при изготовлении разных блюд на пароходах, где он работал коком. По взаимному согласию на завтрак мы насладились двумя отличными кускусами, предложенными обеими противоборствующими сторонами, а затем беспристрастно заявили, что вариант с лимонным соком, который приготовил Амуду, сделал блюдо более сочным.
Обе стороны же приписали победу друг другу, что было идеальным вариантом, устроившим каждого из участников.
Англичане набросились на овец, а два испанца обратились к блюдам с пельменями, которые они поглощали словно макароны. Последнее вызвало мое восхищение, и я не преминул высказать им его. Арабы же ели все, до чего только дотягивались их руки. Завтрак закончился в мгновение ока, и мы отправились в палатку, чтобы выпить кофе. Время летело быстро, и у нас оставалось не более часа, чтобы посвятить его хозяину.
Я просил Амуду не прозевать время отъезда, и, доверяя ему, перестал бороться с необходимостью сна, тем более что тот снова навалился на меня с такой силой, что я даже не мог больше следить за нитью собственных размышлений. Устроившись на одном из диванов внутри помещения, я моментально заснул...
В тот момент, когда мои глаза моргали уже в последние секунды, что является последнем сопротивлением тела и предшественником того, чтобы уложить тело на покой, мне показалось, что я увидел двух моих испанских компаньонов, которые проспали все приготовление еды. Они вышли из палатки с ружьями в руках. У меня возникла смутная мысль, что они собираются поохотиться на шакалов на равнине, но я больше не думал об этом.
Некоторое время я спал, пока в нескольких шагах от палатки главы племени не прозвучали несколько выстрелов и не разбудили меня. Затем в ситуации страшного смятения послышались вопли и крики, издаваемые арабами. Я слышал, как голос Амуду доминировал над ними, а затем он словно стал надрывным. Я выбежал из палатки. Двадцать оседланных лошадей стояли на изготовке. Старый глава даура, обезумев от ярости, готовился встать во главе своих всадников. Что же случилось?
Амуду плакал и жестикулировал, показывая на какую-то точку на горизонте. В нескольких словах он сообщил мне, что два моих спутника, отойдя на расстояние двух километров от лагеря, с ружьями на плечах, были схвачены узревшими их кочевыми всадниками, которые совершенно неожиданно появились у одной из песочных насыпей, а затем исчезли, гоня своих лошадей во весь опор. Испанцы были столь удивлены, что даже не успели воспользоваться своими карабинами. Выстрелы, которые я услышал, принадлежали всадникам нашего даура, которые безуспешно пытались противостоять похищению, разрядив свои винтовки в сторону похитителей.
— Что ты собираешься предпринять? — спросил я Гемаля.
— Мои всадники уже в седле...
— Вас достаточно?
— Это неважно, мы не собираемся нагнать их до того, как они доберутся до своего племени.
— Но ведь тогда вы не сможете с ними сражаться!
— Не будет никакого сражения. Я просто пойду, найду вождя племени племени, которому принадлежат эти разбойники, и скажу ему: «Твои люди забрали двух моих гостей» — и он сразу вернет их мне.
— А если он откажется?
— Это невозможно.
— Но вдруг...
— Хорошо, тогда я пойду, найду главу моего племени и скажу ему: «Неверные поверили мне на слово, они пришли в мой лагерь, они ели за моим столом, они не сделали ничего противного Аллаху! Они не пытались войти в женскую палатку, они не сделали ничего дурного тем, кто открыл им дверь и протянул руку. Всадники другого племени предательски увезли двух из них, когда те охотились на равнине и отказались возвращать их мне назад.
— И что сделает глава племени?
— Он скажет: «Хорошо, давай вернем их, пойдем все вместе...»
Я был слишком взволнован, мучаясь в догадках о судьбе двух наших спутников. Я немедленно предложил хозяину, чтобы он дал мне лошадь, чтобы сопровождать его. Тут Амуду, немного успокоившись, заявил, что таким образом мы только уничтожим тех, кого хотим спасти. Похитители, если они почувствуют себя преследуемыми, могут, исходят из страха перед главой племени, убить и спрятать обоих пленников в песках. И в этом случае не останется никакой надежды на то, что они будут наказаны за свои действия.
Даже Гемаль не рискнул бы поступить подобным образом. Как гласит мозабитская (МОЗАБИТЫ — БЕРБЕРЫ, НАСЕЛЯЮЩИЕ СЕВЕРНУЮ САХАРУ) пословица, труп гияура (неверного) не вынес бы боли, когда шакал пожелал съесть его.
Спросив Гемаля, что он думает о мнении нашего гида, глава даура склонил голову в знак согласия.
— Поймите, — сказал Амуду, — он сделает все, чтобы найти и вернуть ваших друзей, потому что вы были его гостями, иначе он был бы совершенно безразличен ко всему. А если бы те всадники вознамерились убить вас, то он даже помог бы им!
— Но тогда как их спасти?
— Мулла! — моментально ответил наш гид.
— Как! Мулла, у которого мы так ненадолго останавливались сегодня вечером? ...
— Одно только его слово... отправьте к нему лучшего всадника даура на выносливой лошади и послезавтра ваши спутники будут возвращены ...
Мы все еще дискутировали, когда внезапно из шатра вышел один из наших товарищей, уселся на своего мула и, не сказав ни слова, мелкой рысью направился в сторону нашего корабля.
А что еще мог сделать житель Бирмингема в отношении людей, с которыми он не был даже знаком? Он не хотел пропустить час отъезда, что мы со своей стороны не вменяем ему в вину, даже если бы хотели польстить. Если есть что-то, что невозможно вознести выше чем оно есть, так это английский эгоизм.
Мы не заставили себя долго ждать, чтобы сесть на мулов и отправиться в сторону Адена. План Амуду, способный восхитить самого шейха, был единодушно принят.
Приехав к дому муллы, мы спешились, а, когда он пришел, чтобы принять нас, объяснили ему суть дела.
Услышав наши первые слова, он сразу пообещал нам свою поддержку... после нескольких минут размышлений он сообщил, что будет лично сопровождать нас, ибо очень сильно хотел, чтобы те двое молодых людей, которые накануне ели и пили в его доме, вышли из этой истории целыми и невредимыми.
«Вы можете, — добавил он, — не беспокоиться о судьбе своих товарищей. Мы сможем найти их без особого труда. Самое худшее, что может случиться с ними, это если их похитителям удастся сбить нас со следа на два-три дня. Им нужно двигаться по пять или шесть часов каждый день вместе с пленными, да еще и питаться мукой для кускуса... в чем они себе не откажут ни в коем случае... короче, в такой ситуации человек быстро выдыхается.»
Несмотря на наше нетерпение было решено, что мы начем преследование до захода солнца. Согласно мнению муллы, кочевники должны были вернуться в свое племя ночью, чтобы понять с кем они имеют дело. Он готов был поспорить, что в данный момент кочевники прятались с пленниками в нескольких лигах отсюда, глядя во все глаза во все стороны, высматривая, не преследует ли их кто-нибудь. Я ответил нашему новому другу, в отношении которого у меня не осталось никаких предубеждений после того как я увидел его стремление оказать нам услугу, что полагаюсь на его опыт и с удовольствием буду следовать его указаниям в данной экспедиции.
Приказав одному из своих слуг приготовить для меня ванну и предоставив свой диван в мое распоряжение, он вышел с Гемалем, чтобы выбрать и подготовить лошадей на вечер.
В этот момент выстрел с берега заставил меня вздрогнуть. Это был «Камбоджа», который напоминал всем своим пассажирам, что до отплытия остался час времени. Я посмотрел на отважного мужчину, который служил мне в качестве проводника и проводника целых два дня, и почувствовал настоящую печаль от мысли, что я буду вынужден расстаться с ним.
Со своей стороны он тоже был очень взволнован.
— Ну, Амуду, — сказал я, — скоро ты покинешь меня! Вряд ли у нас будет еще время для беседы, так что давай обсудим оплату твоих услуг, и...
— Значит вы гоните меня, сагиб, — ответил бедняга с крайне жалким видом.
— Нет! Но ты же сам знаешь, что я не могу насильно держать тебя рядом.
— Почему?
— Разве ты не являешься лоцманом на борту «Камбоджи»?
— Амуду никогда не передвигается от одного порта к другому. Он может перестать делать это в любой момент.
— Значит, ты готов остаться со мной?
— До тех пор, пока вы не устали от моих услуг, сагиб. Я знаю все побережья этих морей, и, так как вы путешествуете, то могу быть очень полезен вам. Я знаю, как ухаживать за лошадьми и седлать их, поэтому мы вполне можем двигаться дальше вместе.
Вопрос о заработной плате был быстро урегулирован, и это замечательный человек поклялся, что последует за мной на край света. Нет слов как я был счастлив этому приобретению.
Для серьезного путешественника, целью которого является изучение и исследование стран, которые он посещает на коне, каноэ, муле или верблюде, на слоне или в повозке с волами, при этом почти не задумываясь о багаже, хороший слуга — самое ценное из всех известных мне приобретений.
В дополнение к тому, что есть необходимости кушать, разбивать лагерь и искать место для ночлега, слуга очень быстро становится компаньоном, который нарушает монотонность одиночества, поражает вас своими бесконечно наивными и любопытными размышлениями о жизни, которые бывают крайне нестандартными. Он изучает нравы местных жителей, узнает как вам не остаться в накладе, потому что, если он как Амуду знаком со всеми соседними странами, то постоянно дает вам жизненные уроки, рассказывая без искажений и преувеличений об интимных обычаях и деталях, на изучение которые у вас уйдут долгие месяцы. Он также является связующим звеном между жителями деревни, в которой вы оказались, и непосредственно вами. Через четверть часа после того, как палатка расставлена и вы готовы поужинать отварным рисом или цыпленком, приготовленными в латунной посуде, слуга поспевает везде, занимаясь всеми делами одновременно и развлекает вас историями, от которых вы не чувствуете себя посторонним в различных жизненных ситуациях. Вообще редко бывает, что он не может организовать вам визит на какое-то мероприятие, где мы можете еще пристальнее приглядеться к окружающим людям.
Хотя англичанин, который так спокойно покинул нас утром, несомненно сообщил капитану о факте похищения двух пассажиров, «Камбоджа» в любом случае подняло якорь вовремя в заранее утвержденное время отплытия, которое не может быть изменено вне зависимости от серьезности причин. Прощальный гудок известил нас, что судно покидает Аденскую бухту...
В пять часов мулла заставил нас вкусить обильный ужин, состоящий из домашней птицы, жареной баранины и фруктов, а также сообщил нам, что согласно некоторым сведениям, которые он только что получил, племя тех самых всадников находится сейчас в своем лагере. Самый простой способ найти наших спутников и не потратить на это более двух дней — это отправиться прямо в этот лагерь, не отвлекаясь по дороге на поиски, которые могут быть совершенно бесплодными. Мулла также сообщил, что он полагает, что лично найдет похитителей и заставит их вернуть пленников.
В тот час, когда солнце покидает равнину из песка, а морской бриз приходит на берег освежить воздух, мы сели в седла и начали медленное движение по узким улочкам Адена в следующем порядке: мулла и Гемаль во главе отряда, Амуду и я во втором ряду, а позади нас в колонне по двое двадцать всадников даура Гемаля.
Я предался мечтаниям.
Мне очень хотелось увидеть, как наши двое молодых спутников вырвутся из рук кочевников, которые завладели ими лишь для того, чтобы сделать их своими рабами и заставить выполнять самую трудную и, как это часто бывает, самую противную работу. Ведь араб считает, что только рабы имеют право на обретение самого высокого блаженства.
Неизвестность их участи мешала мне трезво оценить создавшуюся ситуацию.
Я собирался пересечь пустыню, простирающуюся от Аравийского побережья до гор Хеджаза, чтобы проникнуть в Аравию в палатки одного из тех кочевых племен, которые не признают никакого верховного правителя, кроме Аллаха, и которые отвечают Иману Мускату, который претендует на роль их сюзерена и требует от них уплаты налогов: «Мы можем предложить вам, как и наши отцы в свое время, только тени от наших лошадей.»
Удивительно, но я вынужден признать, что я не могу проверить, чтобы для того, чтобы сохранить этот вид феодального права и установить подчинение для самых могущественных племен, каждый год посланник имама Маската пересекает широкие равнины Аравии и часть пустыни, которая формально подвластна имамату, усаживается на несколько минут в тени лошади главы племени, как бы делая попытку взымать этот призрачный налог, который кочевники обязаны платить. В этой ситуации кочевник также должен сесть и произнести следующие слова:
— Гемаль-бен-Метор, я нахожусь в тени твоей лошади во имя имама Маската.
И Гемаль-бен-Метор обязан ответить:
— Пусть Аллах хранит имама Маската, потомка Магомета.
Когда это произнесено, племя устраивает праздничный обед для посланника, который после продолжает свою поездку, в ходе которой везде повторяется одна и та же история.
Как это ни странно, видимо даже если посланник не сможет добраться до племени и умрет от голода и жажды, он все-равно не получит от племени ни стакана молока, ни жареной баранины до тех пор, пока не произнесет необходимые церемониальные слова приветствия и пока глава племени не ответит ему. Поскольку посланец представляет имама, тот в противном случае моментально задумает изменить налог, которым обложены все его подчиненные и который представляет собой лишь дань уважения, в более значительный вариант, который будет состоять из поставок верблюдов и овец для семьи правителя.
Люди сведущие в восточной казуистике утверждают, что если бы до произнесения слов, предусмотренных обычаем, посланник имама смог бы получить молоко и баранину, то он получил бы их после произнесения дающим следующих слов:
— Гемаль-бен-Мотор, я владею десятью верблюдами, которые способны были произвести это молоко, и двадцатью овцами, способными предоставить эту плоть, во имя имама Маската...
Сразу после такого события племя будет облагаться налогом в пользу имама с ежегодной пошлиной в размере десяти верблюдов и двадцати овец, то есть с этого момента первоначальный налог будет изменен на другой, и более того — станет увеличиваться каждый год. Лишь миграция племени сможет избавить его от такого бремени... ну прямо как в некоторых европейских странах.
Что в значительной степени подкупило меня в совершении этой поездки к кочевникам, так это то, что она была свободна от любой опасности ибо происходила в обществе мусульманского священника, влияние которого на жителей пустыни было, безусловно, намного выше, чем того самого имама, о котором я только что рассказывал. И надо признать, что уверенность, которую я чувствовал, была тем более сильна, если подумать о цели данного предприятия.
Как только мы миновали последние дома Адена, я увидел муллу и Гемаля с двумя или тремя веревками из верблюжьего волоса. Каждый из них затянул веревки вокруг своей талии... Я повернулся и увидел, что все всадники нашего отряда делают тот же маневр.
«Запомните, сагиб, — сказал Амуду, — если вы не очень хороший наездник, держитесь руками за седло.»
Известно, что передняя часть арабских седел удерживает всадника словно в чемодане, благодаря чему он сидит еще выше, да и держится в седле настолько прочно, что при некоторой тренировке может спать, когда лошадь скачет во весь опор.
Едва Амуду успел произнести эти слова, как повинуясь резкому и продолжительному свистку Гемаля все лошади развернулись и, резко тронувшись с места, поскакали вперед. Через несколько минут они перешли на рысь, полную прелестного и неожиданного вкуса. Относительная свежесть ночи, дополненная нашей скоростью, наступила вокруг, освежая наше горячее дыхание. Скачка арабских лошадей, великолепных и чистокровных, чья генеалогия поддерживается племенами от рода к роду, не была резкой или прерывистой. Напротив, она повергала меня в сон, и несомненно я бы с радостью согласился на это приглашение, если бы не бесконечные мысли, которые тревожили меня, а также та необычность ситуации, в которой мы находились. Несмотря на сильнейшую усталость, все это не давало мне возможности сомкнуть глаз.
У Амуду было столько же причин, как у меня, желать отдохнуть. Лишь после того как он убедился в моей полной безопасности, он обвязал себя двумя или тремя толстыми веревками с каждой стороны седла и попросил разрешения поспать несколько часов, что я ему моментально позволил.
Вскоре мне показалось, что наши лошади сильно увеличили темп движения. Их первые шаги были лишь легким разогревом. Через мгновение я уже был вынужден склониться в седле ибо скорость наша была такой, что, пробивая воздух спереди, могло показаться, что само дыхание всадника было способно повергнуть его на землю.
Два араба, которые ехали передо мной и чьи белые силуэты отлично виднелись в темноте ночи, казалось, были словно рыба в воде в своих горах и в тот момент двигались в темпе скаковой лошади.
Они двигались перед нами, не обмениваясь словами и пожирая пространство, а мы следовали вслед за ними, поднимая вокруг себя облака красноватой пыли, которая постоянно пыталась проникнуть мне в горло, а их по-видимому совершенно не заботила.
Как долго шла эта бешеная гонка? Не сбились ли мы с дороги? Разве можно быть уверенным, что лошади не заблудятся и точно доставят нас до места назначения? Таковы были вопросы, которые беспокоили меня и на которые я не мог ответить, учитывая еще и то, что я никогда не бывал в Аравии в подобной ситуации.
За всю ночь мы не сделали ни одной остановки, ничуть не снизили скорость, и, что самое необыкновенное, все это произошло не без помощи наших благородных животных, которые выказывали минимальную усталость.
При первом свете дня, желая проверить состояние своей лошади, я провел рукой по ее крупу, по бокам и по шее. Кожа лошади была слегка влажной словно у такой же свежей лошади в идеальном состоянии, а на попоне не было ни капли пота.
Ночью мы пересекли одну из горных цепей Хеджаза, посреди которой вместо песчаной и засушливой равнины перед нами простирались огромные пастбища, которые хотя и состояли из низких жестких трав, переплетающихся с дикой полынью и кустарниками, были идеальны для употребления в пищу огромными стадами овец, составляющих все достояние жителей этой части Аравии.
Здесь и там было несколько рощ из чахлых деревьев, окруженных зеленым дерном и указывающих на наличие источников или колодцев, вблизи которых караваны или кочевые пастухи, хранители стад племен, всегда находили грубо вытесанные желоба для омовения животных.
Гемаль и мулла отправились в одну из рощ, более густую чем другие, посреди которой протекал источник, достаточно обильный для удовлетворения наших потребностей. Было решено, что мы проведем день в этом лагере, чтобы избежать жуткой жары, а также предоставим необходимый отдых нашим лошадям, которые, проскакав тридцать лиг менее чем за десять часов, выглядели тем не менее намного меньше уставшими, чем мы сами.
Что касается меня, то не постесняюсь признаться в том, что был предельно измотан. С изрядной долей сомнения я задумался, возможно ли будет продолжить путешествие вечером. Амуду, который не нуждался в таком виде отдыха как я, спрыгнул на землю таким бодрым, словно провел всю ночь в своей постели, а затем заверил меня, что после хорошей ванны и отдыха я и сам буду таким же бодрым как он.
Лошади, освобожденные от седел, были предоставлены сами себе, чем они немедленно воспользовались, чтобы пожевать траву в роще...
В моем случае усталость взяла верх над телом. Я лег на одеяло, которое показалось моим усталым конечностям настолько мягким, словно это была самая мягкая кровать в мире.
Нечто зловещее было в том, что в этой дикой стране у меня были одни только неприятные пробуждения. И действительно, когда я открыл глаза, то увидел, что все наши лошади оседланы и готовы продолжать путь. Солнце уже заходило за горизонт — вот сколько я проспал. И никто, даже Амуду, не осмелился разбудить меня, чтобы рассказать зловещие новости.
Увидев контрастную фигуру моего слуги, а также почувствов в воздухе напряженность и серьезность, с которыми мулла и Гемаль смотрели на меня, я ощутил боль в сердце. Я знал правду, но не осмеливался поверить в нее... и уже решился задать тот самый вопрос, чтобы избежать этой давящей напряженности, когда глубокий голос муллы нарушил мучительную тишину:
— Твои спутники были убиты этой ночью в одном из тех многочисленных ущелий в горах Хеджаза, которые мы пересекли ...
Удивление и ужас парализовали меня. Гемаль же произнес следующие слова, как бы объясняя отвратительное убийство:
— У ваших друзей были слишком хорошие ружья, которые все время оставались у пленников. Это и послужило причиной их смерти. Если вы дорожите своей жизнью, то не приходите в пустыню, чтобы показать кочевникам свои ружья, убивая шакалов в получасе ходьбы от лагеря.
— Невероятно! Не может ведь быть, чтобы их убили только для того, чтобы захватить оружие!
— Другого мотива для этого действия нет, — ответил мулла.
А затем, потянув меня за руку и отведя на несколько шагов от всадников, он тихо произнес: «Поверьте мне на слово, Гемаль и его люди сделали бы тоже самое. Вы ведь не обращаете внимание на то, с какой завистью они смотрят на ваши револьвер и карабин, марка которых им совершенно неизвестна. Если бы вы не были их гостем и не были бы со мной, то вам не суждено было бы пересечь эти горы во второй раз.»
— С какой целью вы мне это рассказываете? Ведь, если я правильно понимаю, на данный момент я не подвергаюсь никакой опасности.
— Это должно дать вам понять, что вы не сможете отомстить за своих друзей. Они были нашими гостями, мы выполнили свой долг по преследованию их похитителей. С того момента, как они мертвы, вам больше нечего здесь делать, и вы не найдете одного человека среди подчиненных Гемаля, который согласился бы сделать этой шаг, то есть отомстить кому-либо из виновников смерти ваших друзей... хотя что я говорю, какая месть? Они скорее убьют вас, чем позволят прикоснуться к волосам головы кочевника. Я должен особо отметить, и вы должны понять мои слова ибо знаете наши обычаи, что теперь данный вопрос ни в вашей компетенции, ни в моей. Честно говоря, даже ваши друзья не поверят вам, что Гемаль и его люди отправились в такой поход. Нарушив законы гостеприимства, кочевые всадники оскорбили Гемала и весь его даур. Особенной компенсацией этого оскорбления является один тот факт, что глава племени сам лично поехал верхом... Ваши друзья мертвы, повторяю вам, с этим ничего не поделаешь. Вам остается только вернуться с нами в Аден, не надеясь упросить арабов пустыни сделать то, на что они никогда не согласятся, то есть преследовать одного из своих.
Объяснения муллы не могли быть подвергнуты сомнению. Единственное, что я попросил его рассказать мне, это как до него дошли новости об этом ужасном событии.
— Несмотря на уверенность, которой я пытался вдохновить вас, — ответил он, — я очень переживал за ваших друзей. Именно по этой причине я и присоединился к вам, чтобы использовать свою власть в том случае, если бы мы прибыли вовремя к главе их племени. Подобный вопрос даже не обсуждался ибо нужно было бы действовать напрямую на похитителей, которые, ощущая себя преследуемыми, моментально пожертвовали бы своими пленниками. Примерно через час после привала в оазисе два всадника, которых я отправил на разведку, привели ко мне кочевника, который охранял свои стада на склоне горы, а на рассвете присутствовал при убийстве двух ваших спутников. Это случилось в овраге справа на небольшом расстоянии от главного ущелья Хеджаза, который мы пересекли, чтобы добраться до равнины.
«Я немедленно отдал приказ отправиться на поиски трупов, чтобы похоронить их в песках и как можно глубже спрятать их от шакалов, а также установить на их могилах несколько камней, чтобы найти их позже, если это будет необходимо.
«Все это было сделано. Мои всадники вернулись с мешками, в которые уложили одежду этих несчастных, а также бумаги, которые я отдаю вам лично в руки. Теперь, если вы позволите, мы сядем на лошадей и вернемся в Аден.»
Я уже видел, как друзья и родственники уходят в иной мир, но не уверен, что смерть кого-либо любого из них тронула меня также глубоко, как трагический конец этих двух несчастных молодых людей, которые направлялись в Манилу, чтобы занять высокое положение в администрации этой испанской колонии. Амуду был безутешен, он горько винил себя в том, что стал причиной этого ужасного события.
— Мне следовало поехать с ними, когда они покинули палатку Гемаля, — повторял он. Его широкое, честное и искреннее лицо было залито слезами. Я был не в силах успокоить его...
Гемаль тоже был сильно расстроен. Я чувствовал себя спокойно ибо не хотел делиться с ним соображениями муллы на его счет. В этот вечер мы снова отправились уже в бесцельную и головокружительную гонку подобно той, что совершили накануне. На рассвете мы вернулись в Аден после тридцати шести часов отсутствия и проехали всего около шестидесяти лиг на тех же самых лошадях. По словам Гемаля эта поездка не заслуживала названия гонки... Возможно арабы склонны к преувеличению, когда речь идет об их лошадях. Никому их них путешествие в пятьдесят-шестьдесят лиг без остановок или отдыха не кажется гонкой. Потребовалось бы написать множество книг, чтобы рассказать о бесчисленных легендах, которые действительно воспринимаются как подвиги арабских лошадей.
Я передал в руки нашего консула в Адене одежды и бумаги двух несчастных, которых не смог спасти. После выяснения обстоятельств их гибели все это будет передано властям Манилы.
Сие зловещее событие сильно изменило мои планы. Вместо того, чтобы добраться до Маската по побережью Аравии, совершая по дороге различные экскурсии, а оттуда в индийский Бомбей, что я собирался сделать изначально, я решил совершить короткий визит в Моку, отложив поездку в Аравию на другой раз, а затем отплыть с первым же кораблем на Цейлон (СТАРОЕ НАЗВАНИЕ ШРИ-ЛАНКИ).
Мока находится на расстоянии почти полдня пути от Адена. Я должен предупредить туристов, что рассказы об этом городе не стоят того, чтобы посещать его, особенно во время сильной жары. Плоские крыши домов, белые стены, никаких других отверстий кроме двери, узкие улочки, которые делают хождение по ним еще более невыносимым из-за палящего солнца. Так или иначе это обычная арабская деревня, и я бросаю вызов другим путешественникам составить какое-либо более интересное описание этого места.
С другой стороны, Мока обязана своим существованием экспорту кофе, что делает этот город экономически намного важнее Адена. Как порт Мока значительно оживает во время сбора урожая, однако это длится недолго, поэтому несколько местных кораблей, спящих на солнце в течение семи-восьми месяцев в году, видимо существуют лишь для украшения ландшафта.
Не думаю, что кого-то удивлю, сказав, что в вопросе кофе город Мока столь же значим, как французская провинция Шампань в отношении виноделия.
Район Мока не производит даже тысячную часть кофе, который потребляется во всем мире под его названием. Во всех кафе Индии, Аравии и Египта продается кофе мокка. Должен признаться, что пока я не увидел его непосредственно в самом месте изготовления, состав этого кофе был мне совершенно незнаком. В этом отношении я хочу исправить небольшую ошибку, которая, не оказывая прямого влияния на судьбы человечества, является еще одним доказательством того, что путешественники-романисты описывают то, о чем не имеют ни малейшего представления и что видели лишь на картинках. Если и есть стандарт кофе, то он варьируется по месту его происхождению. Это либо сладкие зерна из Коста-Рики, Манилы или Моки, либо ароматные зерна из Рио, Бурбона или Мартиники.
Кофе не является ни зерном, ни бобом, а представляет собой сердцевину небольшого плода по размеру и форме сходную с вишней. Она краснеет при созревании и не испытывает недостатка в нужном аромате. Для детей она является особенным лакомством.
Амуду утверждает, что этот плод лучше всего лечит от лихорадки. Оставляю всю ответственность за это утверждение на его совести.
После двадцати четырех часов смертельной скуки ибо отвлекающие факторы вроде прогулки между кофейными деревьями исчерпываются крайне быстро мы отправились обратно в Аден на арабской лодке, которая благополучно доставила нас туда и обратно без каких-либо неудобств, если только не принимать во внимание задержку в пять-шесть часов, вызванную порывом ветра, который заставил нас изрядно понервничать.
После прибытия я отправился к нашему консулу мсье Конилю. С трудом взбираясь на скалы, на которых был построена его резиденция, я задавался вопросом как буду убивать время до прихода следующего корабля.
Первая же фраза представителя нашей страны была ответом на мои размышления. Он сообщил мне, что корабль «Эримант», который принадлежит компании «Messageries Maritimes» и обычно несет службу на Цейлоне и в Калькутте, был отправлен на ремонт в район Суэца и теперь возвращается к месту постоянной дислокации. Его прибытие в Аден ожидается на следующий день.
Эта новость вызвала у меня самое большое удовольствие. Я очень хотел побыстрее покинуть эти пустынные берега, которые вызывали у меня столь горькие и болезненные ассоциации.
На следующее утро ровно в семь часов «Эримант» встал на якорь в гавани города, имея на борту лишь почту для доставки и цель забрать здесь новую партию писем. Корабль имел достаточный запас угля для предстоящего плавания, поэтому ровно в одиннадцать часов он снялся с якоря с двумя пассажирами на борту в лице Амуду и меня и вышел в Индийский океан.
Когда берега Аравии стали не более чем длинной синеватой линией на горизонте и почти скрылись за океанскими водами, мои глаза невольно стали мокрыми от слез, и я отправил последний взмах рукой тем, кто отныне и навеки упокоился под песчаными дюнами Хеджаза.
После нескольких часов плавания с востока прилетел сильный ветер. Перед ним летел сильный ветер Аравии, который господствовал над океаном весь день, освежая нам грудь. Погода стала вполне приятной.
Я принялся изучать моих новых попутчиков, которые, покинув вместе Марсель, уже успели познакомиться друг с другом и разделиться на группы в соответствии с положением в обществе и интересами.
Океан был таким же спокойным, как озеро, и все занялись игрой... в шахматы, в карты или в жокей, или в скромную игру с шляпками со всем тем азартом, который возникает при продолжительных переездах. Молодые англичане повисли на решетках лестниц с той неповторимой грацией, которую способны передать лишь карандаши Шама или Берталла (АМЕДЕ ШАРЛЬ АНРИ ДЕ НОЭ И ШАРЛЬ-АЛЬБЕРТ АРНУ БЕРТАЛЛ — ФРАНЦУЗСКИЕ ХУДОЖНИКИ 19 ВЕКА), в то время как парикмахер и военный, которые направлялись в Сайгон, общались на французском языке с немецкой гувернанткой, которая держала путь на Яву для работы в качестве преподавателя.
Нужно было видеть как эта приятная девушка держала себя, нисколько не сомневаясь, что столкнулась с прекрасным образом парижской галантности.
Я заметил, что все иностранцы почти всегда убеждены, что все французские парикмахеры непременно занимаются туалетом местных принцесс.
Десять дней прошли совершенно однообразно, прерываясь время от времени лишь наблюдением за косяком летучих рыб, падавших на палубу, или изучением морских свиней (ЖИВОТНОЕ СЕМЕЙСТВА ДЕЛЬФИНОВЫХ, НЕ ПУТАТЬ С «МОРСКОЙ СВИНКОЙ»), которые следовали за кораблем и в которые пассажиры хотели бросить гарпун, который, если бы не высокая скорость нашего корабля, имел неплохие шансы на удачную ловлю.
Англичане продолжали свои упражнения, шахматы передвигались, кубики бросались все с тем же азартом, парикмахер в итоге очернил учителя фехтования в представлении берлинской дамы ибо был бит офицером, которому пришлось уступить торговцу из Бордо, который уже заполучил доступ в кабину торговца семян шелкопряда из Японии... и начал уже делиться сплетнями с мужчинами. Воцарилась невероятная скука... когда в тишине раздался крик «Земля!». Вскоре на горизонте появилась черная полоса с неровными очертаниями. Это и был Цейлон!
Поскольку мы не могли прибыть ночью из-за трудности захода в порт, то приблизились максимально близко к побережью. На закате капитан приказал бросить якорь и дожидаться следующего дня.
Я нетерпеливо смотрел на берега этого божественного острова. Солнце собиралось опуститься в волны, обволакивая землю покрытую растительностью, красоту которой невозможно себе представить даже в свете одного из тех последних фиолетовых оттенков, которые возможно наблюдать только в этих теплых широтах. И только пик Адама еще темнел на закате... Через несколько минут и это волшебное зрелище пропало в последних сумерках, и всюду воцарилась ночь.
Мы знаем, что во всех остальных странах на экваторе ночь наступает без каких-либо сумерек.
Я долгое время мечтал, опираясь на перила, о той таинственной и великолепной Индии, которую никто никогда не может покинуть без сожаления в сердце и которую всегда видит как вторую родину. Я подумал обо всех тех дружеских сердцах, которые оставил в Карикале, Пондишери, Бенгале, Хайдерабаде и Дели и которые даже не мечтали вновь увидеть меня в столь ближайшее время.
Я не спускался в свою каюту до самого начала ночи, а когда проснулся, корабль уже стоял под парами. Я поднялся на палубу как раз вовремя, чтобы увидеть, как наше судно входит в гавань и бросает якорь.
Перед нами в солнечном свете раскинулся полукругом город Пуан-де-Галль, утопавший в цветах и зелени. Кокосовые пальмы росли прямо у моря, соединенные друг с другом тысячами лиан, которые напоминали цветочные веревки. Я взываю к тем, кто наименее восприимчив к очарованию природы, чтобы они вместе со мной смогли восторгаться этим очаровательным островом, где индийские поэты располагают рай и где ни один путешественник не может не побывать, пока не закончились его земные дни.\
Вскоре я собрал свои вещи, и маленькая лодка, выструганная из ствола дерева с небольшим рулем на корме, искусно маневрируемая двумя энергичными сингальцами, за несколько минут доставила меня на берег вместе с верным Амуду.
цитировать
свернуть ветку