Олди и Валентинов на «Дне фантастики». Стенограмма. Часть вторая.

цитата

ОЛ: Да!

Вопрос: У меня вопрос опять-таки об МТА и о Диккенсе

ОЛ: Хорошее начало!

Продолжение вопроса: Известно, что человек не может существовать вне мировой культуры. Вот есть у нас классики, которых все читаю, и есть молодые авторы. Человек, который начинает писать, он, вообще, может избежать на этом начальном этапе обвинений или замечаний в подражательстве или насильственного причисления его к последователям какого-то мэтра?

АВ: Ну, прежде всего, первая часть вашего выступления, что человек не может существовать вне мировой культуры. Миллиарды людей существуют вне мировой культуры и только жиреют от этого. Господь с вами! Человек, существующей в мировой культуре, — это бедный, несчастный, больной, неполноценный и… и таких людей, к счастью, мало. Большинство существует вне мировом культуры, до сих пор ещё размножается, жиреет и «прогрессирует». Второе, насчёт молодого автора: как только человек решится перейти из категории читателя, критика, фэна в категорию автора, он должен быть готов, что его обвинять во всём. Что он подражает всем, что ему нужны бабки, но он их никогда не получит, что он плагиатор, что он чью-то бабушку убил, из могилы выкопал и кости обглодал. Я уже приводил пример как великолепно это показал Марк Твен в рассказе «Как я избирался губернатором». Только там он не писателем стал, а кандидатом на губернаторское кресло. Так вот, то же самое будет с любым писателем, поскольку число людей, которые не решаются переступить этот порог, значительно больше, чем пишущих. Поэтому все они выплёскивают всю свою доброту на начинающего автора. Поэтому надо быть готовым, что он услышит о себе всё!

ОЛ: Это специфика профессии.

АВ: Это специфика профессии. Ненависть, зависть, всё прочее — это, в общем-то, наши спутницы, наш гарем, и без них никак. Поэтому, пускай молодой автор заранее запасается носорожьей кожей и соответствующим отношением к этим инфузориям-туфелькам. Иначе не получится.

ДГ: Более того… Я совершенно согласен с Андреем. Более того, мы все сами через это тоже точно так же прошли. Мы тоже когда-то были молодыми, никому не известными…

ОЛ: Талантливыми.

ДГ: Да. Тоже мы были МТА в своё время. Нас тоже не печатали, нам тоже рассказывали много всякого «интересного». Собственно, и до сих пор рассказывают. Если вы думаете, что нам не рассказывают, то, что рассказывают МТА, то вы глубоко ошибаетесь. (Олег Семёнович громко смеётся) Нам ещё больше рассказывают. Так что, это совершенно нормально. И самое главное — это абсолютно не зависит от того, написали вы полную графомань или гениальное произведение. Число похвальбы, комплиментов и помоев всё равно будет приблизительно одинаковое. Возможны вариации, но от качества произведения это не зависит. Это рефлекторная реакция типа дефекации. Приблизительно так.

ОЛ: Насчёт МТА и Диккенса. Значит, можно совершенно спокойно жить вне мировой культуры и даже считаться писателем, музыкантом или кем угодно. Я готов дать голову на отсечения, что 99% современных писателей никогда не читали Диккенса.

АВ: Нет, ну не 99.

ОЛ: Хорошо 90.

АВ: 97.

АВ: Ты, знаешь, вот я на каком-нибудь конвенте пойду пальцем тыкать, а кто скажет «Читал», так попрошу хотя бы одно названия. Две фамилии двух героев.

АВ: Грешно обижать…

ОЛ: Ну, хорошо, проверим как-нибудь.

Из зала: Зря вы это сказали. (смех в зале и среди авторов).

ОЛ: Ну хорошо, я начну спрашивать не про Диккенса.

ДГ: Да, но он может же и не про Диккенса спросить!

ОЛ: Я могу начать спрашивать про Гессе или Ромена Ролана. Действительно не читают. Это, к сожалению, ситуация нормальная. Более того, человек, прочитавший полное собрание сочинений Диккенса, Гессе, Ромена Ролана и Джавахарлала Неру — совершенно нет никаких гарантий, что он напишет гениальную вещь. Я знаю очень много людей невероятно образованных — они пишут зубодробительнно скучные опусы. Это тоже не показатель. Это такая штука… это как в математики — условие необходимое, но недостаточное: знать классику. И дай бог, классика разная. Большинству сейча вполне хватает из мировой классики десятка компьютерных игр, пяти популярных рок-групп и трёх голивудовских (авторское, прим.) известных фильмов.

АВ: И Гарри Пупера.

ОЛ: И Гарри Поттера. И вполне нормально. Этого вполне хватает. Посмотрите ассоциативный ряд.

ДГ: Фильма про Гарри Поттера вполне достаточно.

АВ: Не фига! Есть интеллектуалы, они книжку читали.

ОЛ: Я бы хотел подчеркнуть, что я ни на три копейки не осуждаю такою позицию. Это совершенно нормальная позиция – люди знают свою таргет-группу. Читательскую. Они её знают заранее: «Зачем? Какой там Диккенс, зачем он там нужен? Он только испортит всё на свете!» Вот, поэтому можно спокойно вне мировой культуры. Просто разным подражают. Один будет подражать компьютерной игре, а другой будет подражать если не Диккенсу, то Желязны, допустим. А к обвинениям надо относиться абсолютно равнодушно. Меня до сих пор страшно удивляет, когда я вижу, как многие мои коллеги на обвинения отвечают. Да ещё и публично. Я всегда считаю так: если отвечают на обвинения, да ещё и нервно, — значит обвинение хотя бы частично попало в цель. Если оно не попало в цель — на него не реагируешь. Нервничает — значит, знает кошка. Может на 20%. Всё. Спрашивайте дальше.

АВ: Я ещё хочу добавить, что надо быть готовым, если хочешь стать писателем, что чтобы ты не написал, читатель будет недоволен.

ОЛ: Конечно.

АВ: Это первая реакция – недовольство. Часто второй реакции и не дождёмся. По крайний мере в течение нескольких лет. Надо быть к этому готовым: читатель будет недоволен. Причём читатель (как просто, так и читатель профессиональный, который пишет рецензии и печатает в журналах)…

ОЛ: Ты имеешь ввиду не весь читатель, но большая часть читателей?

АВ: Нет, просто ощущение будет…

ДГ: Самая шумная часть читателей, скажем так. Просто довольные далеко не всегда высказывают своё мнение. И высказывают как-то тише и не очень заметно. А вот недовольные высказывают его очень громко. Поэтому создаётся впечатление, что их намного больше и других вообще даже и нет.

АВ: Я полностью согласен с Олегом: никогда нельзя отвечать. Дело в том, что сейчас, благодаря Тырнету, создалось вот это ощущение близости писатель — читатель. Что читатель и писатель на одной полке. И писатель такой же человек, только более нервный, чем я, хорошо бы его подразнить и так далее. Некоторые коллеги действительно ведут себя как какие-то детишки. Пытаются объясняться и всё… Писатель, я уже это высказывал, писатель должен только писать свои книги. Больше он никому ничего не должен. Вот книге он должен все. А дальше — это судьба книги. Почему-то эта реплика вызвала в нашей фэндомнике дикие бури, так я с удовольствием это повторю. Не объясняться! Как они там: «Доказательства в студию!» Надо на это отвечать: «Иди ты на хрен!»! Причем … а лучше вообще не отвечать.

ОЛ: Вот лучше вообще не отвечать. Как только послал — ты вошёл в эту среду.

АВ: Нет, я имею ввиду, про себя отвечать.

ОЛ: Про себя отвечать, молча.

АВ: Про себя, естественно. Так вот, они должны понять, что их место у параши. И оно всегда там будет. (смех среди авторов) А место писателя на Олимпе! (общей смех)

ОЛ: Люблю провокатора Валентинова! Браво! (смеётся) (общий смех и аплодисменты)

АВ: Ибо так Бог рассудил! И пускай они там сидят и хлюпают себе. И так будет всегда. А вот нарушать их дистанцию — это нарушать божественное предопределение, мне кажется. Другое дело, что на этом Олимпе крайне неуютно, о чём я пунктом первым уже сказал.

ОЛ: Ну, я тоже злой в этом смысле, может чуть добрее, правда. Я это попробую перевести на культурный язык.

АВ: Ну не надо …

ОЛ: Но не слишком культурный. Читатель оперирует парадигмой: «Нравится — не нравится». Это мне нравится, это мне не нравится. Пока читатель находится в этих рамках, он неуязвим. Ни я — писатель, ни Михаил Назаренко – критик, ни журналист Пузий ничего ему сказать не могут. А если мы что-то скажем — мы дураки. В парадигме «нравится — не нравится» (можете продолжить стихотворение дальше сами) читатель, повторяю, неуязвим. Как только он выходит за рамки этой парадигмы и говорит: «Это — дерьмо. Это — идеал» (а это уже не «нравится — не нравится» — это уже объективно, понятно?) — он утверждает. Не «мне нравится», а «это – дерьмо». Или «это – отлично». Или: это автор написал ради денег, а это ради … там не знаю что … машину хотел купить. Он перестаёт быть читателем в туже самую минуту. Становится критиком (плохим или хорошим — я сейчас не рассматриваю) или литературоведом (плохим или хорошим). Он выходит в другую профессию. И он не знает, что с этой минуты он уязвим. И вот тут я ему могу (я, критик или другой литературовед) ответить всё, что угодно. Ты вышел на нашу территорию. Ты вышел из домика читательского, в котором ты прав стопроцентно. Это твоя территория — там я не прав. Пришёл на мою территорию — давай разговаривать всерьёз. А у нас дует на Олимпе, у нас сквозняки, и падать с него любому из нас очень высоко. И больно, все бока отобьешь. Поэтому, как только читатель выходит за рамки читателя и превращается в критика или литературоведа, и он так считает, то тогда я с ним начинаю разговаривать по-другому. Мне говорят, что я зол и резок в оценках, так я же с ним разговариваю как два профессионала. Он же захотел говорить как профессионал. Поехали, дорогой! Тогда расскажи, пожалуйста, где твои запятые, если ты профессионал.

АВ: И ещё я рискну добавить. Вот всё-таки тема-то интересная. Надо помнить, что писатели пишут даже не для себя. Понятно, что не для читателя. Они никому неинтересны. (Олег Ладыженский смеется). Писатель пишет, собственно говоря, для Господа Бога, высших сил, как бы он их для себя не назвал. Другое дело, что он может позволить познакомить с результатами своих трудов всех желающих. Он демократичен в этом смысле. Не всегда. Иногда пишешь только для себя и того, кто это может быть когда-нибудь прочтёт свыше. А в других случаях — пожалуйста, знакомьтесь. Платите за это деньги или не платите. В зависимости от того, как читатель себя поставит. Но писатель пишет не для читателя. Читатель должен быть ему в этом смысле абсолютно параллелен. Другое дело, что он должен понимать, что если он напишет на языке понятным только Богу и ему самому, больше никто это не прочтёт. Если он хочет, чтобы с его результатами кто-то ещё ознакомился – говори на понятном языке. Но это уже тактика, тактика. Но не более того. Поэтому читатель в этом смысле – это со-участник великой беседы творца с высшими силами. Да, это очень серьёзное дело быть соучастником в таком деле. Очень серьёзное дело. Поэтому значение читателя…

ДГ: И срок за это дают немалый, за соучастие.

АВ: Да, и срок за это, в некоторых случаях, дают, как известно, немалый. Но не более того. Это роль серьёзная, но никак не роль та, которая может диктовать писателю: пиши так, пиши то, пиши об этом, а я всё равно буду прав. Нет, ты не прав, тебя никто слушать не будет. Другое дело, что значительная часть того, что сейчас мы называем литературой, об этом приходилось уже говорить, таковой не является. Это лишь мимикранты, это, условно говоря, парк развлечений. Знаете — карусель с козлами, которые там крутятся, американско-русские горки, где блевать положено. Ну, вот это значительная часть того, что сейчас создаётся пока ещё в виде книг. Так называемые проекты – под компьютерные игры, под кинофильмы. Это уже не литература. Я не говорю, что люди не могут это писать — пишите на здоровье, читайте на здоровье. Просто надо понимать, что это несколько иная область культуры. Ну, если это включить можно в культуру. Вот в этом есть нюанс.

ОЛ: Кстати, тут Андрей затронул болезненную тему, её вообще плохо понимают… Поэтому я всегда пытаюсь разжевать уже так, чтобы было понятно. Ну, я, допустим, профессионал в области театра и там всё вроде бы понятно. Вот актёр, он играет Гамлета — это театральная его профессия. За Гамлета платят мало, поэтому в свободное время актер играет на ёлках Деда Мороза, за это платят гораздо лучше. Он участвует в Проводах Зимы (видели в парках проводят периодически?). Он там кого-нибудь ещё подыгрывает. Он работает конферансье на концерте, посвящённом Дню милиции и Дню пожарника. Более того, он честно работает на всех этих работах. Он вкладывает туда силы и талант. За это его можно и нужно уважать, но с того момента, когда он скажет, что это тоже театр – всё уважение уходит. Он врет. Надо понимать: это — Гамлет, а это — конферансье на концерте, а это — Баба-Яга на Проводах Зимы, сжигающая чучело февраля в парке. Это разные профессии, это разные способы реализации актёрского мастерства. В театре это все знают. Я, работая с театром, подрабатывал, потому что у меня был маленький ребёнок и так далее. Нас наняло газовое управление города Харькова – мы ездили по школам и делали такое театрализованное представление под кота Леопольда с мышами, с песенками: как пользоваться бытовыми газовыми приборами. Чтоб первоклашки дома плиту не взорвали, газовую колонку, да? Вот я ездил и пел там под гитару:

«Голубой волшебник газ,

есть у вас, и есть у нас!»

(напевает мотив песни)

Ну и так далее. Более того, я это очень хорошо делал, в хорошей компании. Нам за это неплохо платили. Но если бы я своим коллегам сказал, что это спектакль, они бы решили, что я сошёл с ума. С книгами та же самая история. Есть целая куча в нашей фантастики “Проводов Зимы”, “Концертов ко дню милиции” и “Песен по поводу газового хозяйства”, театрализованных. Я очень уважаю авторов, которые это делают. Честно. Они это делают профессионально, с выкладкой, с отдачей. Но как только они начинают говорить о том, что это литература, это фантастика и какая там замечательная стилистика… Вот тут я ухожу в тень и молчу, чтоб никого не обидеть.

ДГ: А мы с Андреем не молчим. (смеётся).

АВ: Нет.

ДГ: Вот. Но он на самом деле тоже не молчит.

ОЛ: И я не молчу.

ДГ: Иначе бы он нас сейчас здесь не озвучивал.

ОЛ: Я пытаюсь объяснить позицию.

ДГ: Просто дело в том, что можно плохо играть Гамлета и хорошо играть Деда Мороза или вести концерт ко Дню пожарника. Но всё равно то — хоть плохой будет, но спектакль, а то — будет хоть хорошее, но массовое действо. Точно так же можно очень хорошо написать «Сталкера» и плохо написать какой-то свой роман, совершенно как бы запредельный.

ОЛ: Запросто.

ДГ: Но это всё равно будет плохо написанный, но роман, это будет плохая, но литература. А то будет очень хорошая, качественная, но не литература.

ОЛ: Ну я вижу, что ты против. Мы уже поняли. Потому что ты любишь серию «Сталкер». (Олег Семёнович обращается к кому-то в зале, смех в зале).

Из зала: Не совсем прямая аналогия, если бы… Есть такое понятие в театре – антреприза.

ОЛ: Да.

Продолжение из зала: Собрались известные имена, взяли какую-то завалящую пьесу…

ОЛ: Почему завалящую?!

Из зала: Ну, можно не завалящую. Но без декораций, без ничего, на стуле, грубо говоря, на стуле отыграли её где-то на гастролях, собрали бабло, уехали. Вот в этом случае будет. Ёлки тут не совеем уместны.

ОЛ: Нет, почему? То, что ты объяснил – это плохой, но спектакль. Я ещё раз повторяю.

Из зала: «Сталкер» примерно туда же.

ОЛ: Нет, «Сталкер» к антрепризе не относится.

Из зала: Скорее – да.

ОЛ: Нет, нет. «Сталкер», проект, который сейчас начинают на АСТ в мире «Обитаемого острова» («давайте писать романы»), две серии под Стефани Маер про вампиров (сейчас их пишут, уже набирается целая бригада, которая их пишет)…

ДГ: Да, замечательное название: «Академия вампиров»! Это проект так называется.

ОЛ: Да. Сейчас проекты из фантастики вообще вытесняют собственно книги и фантастику. Я понимаю, можно любить какие-то из проектов, тогда кажется, что он лучше, а остальные хуже. Это я верю. Но это всегда, совершенно точно, — это производство. Это развлекательное индустрия. А не литература. Она не хуже литературы, понимаете, о чём я говорю или нет? Я могу ещё раз повторить – она не хуже литературы. Это разные сферы деятельности. Ну разные, хоть разбейся. Да.

ДГ: Все мы уважаем и любим, к сожалению ныне покойного, писателя Роберта Шекли, но когда он участвовал в заказном сериале про «Чужих», типа новеллизации продолжений, то это была не литература. А когда он писал «Обмен разумом» — это была литература.

Из зала: Но «Шерлок Холмс» тоже был не литература.

ОЛ: Почему?

АВ: Почему?

ОЛ: А кто заказывал…

Из зала: Но Дойл сам так говори: «Это не литература — это развлечение»

ОЛ: То, что автор говорит… нет, автору верить нельзя.

АВ: У него это был главный заработок.

Из зала: А оказалось, что литература.

АВ: Это как раз и была литература. Кстати, это никто не отрицал.

ОЛ: Шерлока Холмса Конан Дойл придумал сам. В проектах параметры задаются снаружи.

АВ: Это к одному из первых вопросов: откуда темы берутся.

ОЛ: Сна-ру-жи. К тебе приходят и дают в проекте все условия. Всё, мы перешли в другой раздел искусства, если угодно. Но в другой.

АВ: Нет, мы их не убедим.

ОЛ: Да конечно не убедим. Но что же делать?

ДГ: Да, пожалуйста.

Из зала: Я хотел переспросить и уточнить. Когда делают продолжение известных … Толкина…

АВ: Не своих?

ОЛ: Не своих, не своих.

АВ: Да так что? Мы не делаем.

Из зала: Это тоже проекты?

АВ: Понятия не имею. Но, мягко говоря, это литература третьего сорта. Может быть исключение. Скажем Франсуа Рабле начал писать свою книжку про всех этих уродов как продолжение малоизвестного сейчас, но популярного тогда, совершенно уличного романа. И в результате получилась довольно известная книга. Но таких вещей в литературе я знаю один-два примера. В принципе, лучше… Точней, если ты этим занимаешься,  то понимаешь, что ты пишешь, в общем-то, ерунду для себя. Мне так кажется.

ОЛ: Господа, может мне культуры не хватает, подскажите мне продолжение, написанное другим автором, который продолжил какую-то известную вещь, что бы оно было хотя бы вровень с начальным?

АВ: Ну Рабле.

ОЛ: Вот Рабле. Кто ещё?

Из зала: Винни-Пух недавно вышел, верней готовится.

ОЛ: А оно как, вровень с Милном?

Из зала: Там много-много лет был конкурс, по-моему, через 20 лет всё-таки отобрали.

АВ: На конкурсе отобрали. (смеётся).

ОЛ: Ну, хорошо, его ещё никто не читал. А Наташа, ты кого-то сказала?

Из зала – по всей видимости, Наташа: «Унесённых ветром» продолжение — «Скарлет».

АВ: «Мы назовём её Скарлет»!

ОЛ: И как, оно вровень с «Унесёнными ветром»?

Из зала: Там их было огромное количество, продолжений и начал, но вот эта вещь — вроде бы да.

АВ: А что сами «Унесённые ветром»…

ОЛ: Вот смотрите, как мы с трудом находим буквально единичные случаи — ну так, ну типа…

ДГ: Причём спорные.

ОЛ: Ну да, вот спорные. Вот хоть бы кто сказал, что: «Ребята, вот он продолжил!»

Из зала: Я не знаю как насчёт литературного уровня… Она интересная.

АВ: Зато про любовь!

ОЛ: Да.

АВ: «Унесённые фетром» — обычный бабский роман, просто насыщенный тематикой «Войны и Мира». А он так и писался. Он так и писался. Поэтому продолжить его особых трудов…

Из зала: Вот Перумов…

ДГ: И что Перумов встал на один уровень с Толкином?

АВ: Да! Да он выше! Выше! (общий смех).

ДГ: Нет. Более того, я совершенно… мы с Ником на эту тему говорили, он естественно… он это продолжал, как говорится, ему просто очень нравился Толкин. Он поначалу и не думал, что это будет печататься. Он писал это чисто для себя, для удовольствия. Потом это прочитали сначала друзья, знакомые. Потом один из них оказался знаком с издателями, говорит, что типа классно, давай напечатаем. До этого Нику даже в голову не приходило это печатать. Это писалось не как коммерческий проект, а вот — любителю творчества Толкина Нику Перумову очень понравился Толкин, он захотел написать своё продолжение, альтернативу, вариации на тему. Неважно. Это немножко другие вещи. Он, кстати, никогда не претендовал: а) встать вровень с Толкином, б) считать это какой-то там великой литературой и так далее. Он писал для своего удовольствия. Нет, получилось достаточно неплохо, я читал. То есть я не скажу, что это макулатура, конвейер и так далее. Он туда душу вложил. Другое дело, до Толкина он всё равно недотянул, это уже другой вопрос. Но это совсем другое. Это не участие в заказном коммерческом проекте. Это человек писал для себя, для удовольствия. В принципе, для публикации это изначально даже не предназначалось. Вот в чём вся фишка! Точно так же как «Чёрная книга Арды» Ниэнны и Иллет, которая поначалу тоже писалась точно так же для себя. Мы тоже опять же с ними общались, они тоже это рассказывали.

Из зала: Но писалась как литература?

ОЛ: А давайте мы сейчас с другой стороны зайдем. Смотрите, здесь собрались исключительно хорошие люди, ну может кроме нас. Честно любящие фантастику, я абсолютно искренни это говорю. И смотрите, мы, ну в нашей, да, среде, практически профессиональной среде… Сколько сил мы сейчас тратим, чтобы оправдать и объяснить: заказные проекты, фанфики, продолжения. Вы сейчас говорите : «Ну есть же, бывает!». Стоит ли удивляться, что если мы это делаем, то в фантастике собственно литературным самостоятельным произведениям скоро места не останется. Если это делаем мы, то так называемый массовый читатель это делает с гораздо большем энтузиазмом. Голосуя за это рублём, тиражами. Всё нормально. Кто потом будет жаловаться: «Aх, фантастика помирает». Да мы же и будем жаловаться. А кто это сделал? Так мы же-ж  и сделали.

ДГ: Да, в любом правиле есть исключения. В принципе, бывает, изредка, что даже в заказном, коммерческом проекте кто-то выпрыгнул из штанов и выше головы и написал действительно стоящую вещь. Бывает, что человек написал фанфик, пусть даже он может и не допрыгнул до оригинала, но написал действительно приличную вещь. Бывает! Кто ж спорит. Но это исключения из правила. Никто не спорит, что эти исключения есть. Но их же можно пересчитать по пальцам в лучшем случае двух рук. В самом лучшем. А скорей одной.

АВ: Заказной проект один могу напомнить очень удачный, когда известному британскому писателю, тогда ещё средний руки, заказали путеводитель по Темзе. Продолжать?

ОЛ: Конечно, бывает. Всё бывает.

АВ: Да. Но таких случаев было очень мало.

ДГ: Кстати, ещё был второй путеводитель по Европе и, в частности, по Германии «Трое на велосипедах». Значительно менее известная у нас вещь. Но, скажем так, она тоже тогда получилась очень неплохой. То есть, это уже несколько послабее «Троих в лодке», но тоже очень неплохая вещь, того же самого Джерома К. Джерома.

АВ: Хорошо, Сельма Лагерлёф получила заказ на учебник по природоведенью родного Объединенного королевства Швеции и Норвегии. Получился Нильс с гусями.

ОЛ: Есть такие примеры. Есть.

ДГ: Это подтверждает одно: талант не пропьёшь.

АВ: А Мери Додж «Серебряные коньки», опять-таки, как путеводитель для английских школьников, которые ездили в Голландию на выходные. Да, есть такие случаи, но, извините, мы сейчас их перечислим и всё. Но если вам так хочется поучаствовать в проектах — участвуйте.

ДГ: Есть ещё несколько … наверняка есть ещё те, которых мы просто не читали и не знаем. Но посмотрите на вот это вот море проектов, фанфиков…

ОЛ: Продолжений.

ДГ: Странных сериалов, продолжений, по мотивам, по компьютерным игр, по фильмам. И так далее, и так далее, и так далее. И сравните с тем количеством, которое мы сейчас вмести с вами вспомнили и перечисли. Ну, добавьте сюда ещё столько же, сколько мы не вспомнили и не перечисли. А теперь сравните — это будет даже не один процент, это будет значительно меньше.

АВ: И ещё одно. Те примеры, которые мы сейчас приводили, не связанны непосредственно с литературными проектами. Джером К. Джером получил проект написать путеводитель. И получилась очень хорошая, всем известная нам книга. Лагерлёф писала учебник (а это и есть до сих пор очень хороший учебник) природоведения мира Скандинавии. Пускай там под гусями и с Нильсом. А вот если какой-то там товарищ из журнала заказал проект про страшное чудовище, которое ест город Париж… а таких проектов было полным-полно .. что от них осталось? А чисто литературных проектов … имеется ввиду: даются некие рамки, даются персонажи и «Вот пишите, товарищи, мы вам за это платим». Таким проектов тьма была. Ещё до всех компьютерных игр много веков. Что от них осталось? Вот от них — ничего. Так что лучше пишите путеводитель, а вдруг что-нибудь получится.

ОЛ: Мы, когда ехали сюда в поезде, собственно говорили примерно на ту же тему. Я понимаю, что когда мы говори об этом вслух, мы вызываем гнев коллег зачастую, потому что они обижаются. Мы вызываем раздражение публики, потому что публика любит проекты. И это нормально. Но мы так посидели, подумали, решили, что, во-первых, если не говорить, то может тогда совсем плохо получиться. А во-вторых, оглянитесь назад, примерно до бума 95-го года. Вот вспомните 93-й, 92-й… Кто помнит? Тыщу девятьсот. Когда нашу фантастику не печатали.

ДГ: Отечественную.

ОЛ: Отечественную. Почему? Потому что все мощности были забиты проектами, только теми. «Бестселлеры Голливуда», если кто-то вспомнит сейчас, была огромная серия. Были новеллизации «Бетмена», «Чужих», «Горца»…

ДГ: «Терминатор».

ОЛ: «Терминатора». То есть 92-й, 93-й, 94-й, даже начало 95-того: мы все бьёмся лбом в стенку, потому что издаться невозможно. Наконец, стенка была сломана и потом, с 95-го по 2005-й, мы с вами пережили Золотой век отечественной фантастики. Другое дело, что литературоведы продолжали брюзжать, они этого не заметили.

АВ: Так всегда бывает.

ОЛ: Ну, на то они и литературоведы. Вспомните, за эти десять лет было написано столько замечательных книг! Каждый год несколько десятков романов, повестей, рассказов. Сколько имён появилось, но литературоведы по-прежнему не заметили, Бог с ними. Мы пережили этот век, Золотой. Он будет ещё один. Но вот один уже прошёл, закончился. Сейчас мы имеем на выходе ситуацию 93-го года. Писателю, написавшему самостоятельный, серьёзный роман, дико трудно пробиться в печать почему? Потому что все мощности забиты проектами и форматом. Правильно? Правильно. У нас на дворе 1993 год. Что меня радует — за ним будет следовать 95-й.