Писать продолжение культовой книги – большой риск. Писать продолжение Оруэлла – риск почти безрассудный. Сам оригинал давно и далеко вышел за рамки чистой литературы, да и автор продолжения явно рассчитывал на нечто иное, чем пленить читателя красотой слога, а уж читателя и подавно в первую очередь будет интересовать идейная подоплека романа, а не перипетии сюжета или характеры героев. И если даже кто-то снизойдет до подобных мелочей, то уже с позиций своего согласия или несогласия с политическим кредо автора, в любом случае далеких от объективности.
Но мы, с вашего позволения, все-таки попробуем поговорить именно о том, насколько роман Марианны Алферовой остается в рамках художественной литературы, а не о том, насколько он из этих рамок выступает. Не теша, впрочем, себя иллюзиями, что нам удастся вовсе избежать разговоров о политике. Не те времена, не та книга, да и не тот автор. Но, как говорится, попытка – не пытка (и первую политическую аллюзию мы уже благополучно проскочили).
Замысел романа, по очевидным причинам, трудно назвать оригинальным. Интересным – возможно, смелым – несомненно, актуальным – сколько угодно. Но актуальность – это опять же понятие не совсем литературное. Некоторую изюминку добавляет авторское исследование принципов работы политтехнологий в социальных сетях, но эта площадка тоже более подходит для публицистики, чем для художественного произведения.
Что же касается сюжета, то он излишне близок к Оруэллу. Да, автору так удобней донести до читателя свои взгляды и мысли, но удобно ли это самому читателю – большой вопрос. Разумеется, по ходу действия сходство с оригиналом начинает размываться, но по-настоящему неожиданно в романе только то, что героя, хотя и арестовывают, но не органы, а какие-то дилетанты. Что, с одной стороны, похоже на игру в поддавки, а с другой – весьма созвучно нашему дилетантскому веку (эта сентенция политическим отклонением не считается, поскольку в равной степени относится и к литературе).
Если же говорить о характерах, то, увы, живым человеком в романе выглядит только главный герой. Остальные персонажи слишком отягощены идейной нагрузкой (и, возможно, ограничены пространством журнальной версии), чтобы испытывать какие-то произвольные эмоции и совершать не обязательные для сюжета поступки. Это, скорее, герои-символы, герои-функции. За исключением, разве что, соседки главгера, которая как раз потому и получилась убедительной, что ее сюжетные функции сводятся лишь к тому, чтобы передать герою ключи от своей квартиры, превратив ее тем самым в квартиру конспиративную. В общем, даже с учетом этой соседки, полтора живых персонажа – для романа все-таки маловато.
А главный герой живым выглядит, во многом, благодаря мелким бытовым деталям, которые автор выписывает ярко, объемно и со знанием дела. И вот с этим знанием получается любопытный фокус: вроде бы нам рассказывают о жителе выдуманной страны, но видим мы при этом типичнейшего нашего соотечественника. Казалось бы, чему тут удивляться? Это обычный художественный прием (художественный, прошу заметить), заставляющий читателя представить себя на месте героя, сопереживать ему и так далее и тому подобное. Для того Марианна Алферова и написала этот роман, чтобы поговорить о том, что ее волнует в нашей сегодняшней жизни, а не в жизни граждан мифической Океании. Так-то оно так, но определенный диссонанс все-таки чувствуется, как в некоторых (постараемся обойтись без эпитетов) экранизациях, где цилиндр, трость и обращение «сэр» еще не делают из актеров настоящих викторианских англичан.
Похожие нестыковки порой возникают не только в бытовых, но и в общественных, политических деталях. Но только похожие. Природа у них совсем другая. Прямого переноса оруэлловских реалий на наш мир не получается – да и не может получиться – из-за временного сдвига почти на тридцать лет. На целое поколение. И этот сдвиг дает любопытный эффект (трудно сказать, запланированный автором или нет). Герои романа еще помнят времена Большого Брата, а не просто слышали какие-то байки в вольной обработке народных сказителей. У них (в отличие от нас) еще есть какие-то оправдания для своей слабости и своего безразличия. А еще у них есть воспоминания о пусть и мимолетной, но настоящей свободе, пусть и пирровой, но добытой собственными силами победе (ну все, понеслось). И не берусь говорить за всех читателей, но некоторые невольно начинают завидовать этим выдуманным героям, в какой-то мере даже чувствовать свою ущербность. Но разве это не есть признак настоящей литературы – вызов сильных эмоций не прямым изложением фактов, а неким опосредованным путем?
И еще один момент обязательно нужно отметить. Герои-символы – это, разумеется, не очень хорошо. А вот просто символы – работающие символы – это здорово. Как раз символизм, вероятно, и является самой сильной стороной романа. Символы в нем мощные, запоминающиеся. Это и старик, цепляющийся за свое прошлое в образе умершей кошки. Это и память, зарытая у тебя под ногами, на твоем злосчастном огородишке. Это, наконец, и появление в кульминационной сцене Погибшего легиона, пришедшего на помощь оппозиционерам (здесь могла быть ехидная реплика о реконструкторах, или же, наоборот, слова восхищения автором, угадавшим еще одну болевую точку сегодняшнего дня, но будем считать, что не было ни того, ни другого). А все вместе эти символы создают еще один символ – битвы за прошлое, как одного из главных конфликтов современности. Ничего хорошего здесь, в общем-то, нет – лучше было бы биться за будущее, а прошлое просто чтить, не пытаясь загримировать его в угоду своим надобностям, но это, наверное, утопия. Что ничуть не умаляет силу воздействия на читателя символов, как одного из литературных инструментов.
Можно было бы еще поговорить о стилистике романа, в которой тоже есть свои плюсы и минусы (но мы ведь вроде бы уже договорились, что не ради красоты слога он был написан). Или же о композиции, которая, возможно, слегка пострадала при переработке в журнальную версию. Можно также отметить переизбыток вставок-пояснений, необходимых для понимания происходящего, но не вписанных в сюжетную канву. Или даже поразмышлять о том, возможно ли такое преображение оруэлловского мира (а впрочем, почему бы и нет – метаморфоза, случившаяся с нашей страной, лет этак сорок-пятьдесят назад тоже показалась бы чересчур фантастичной). А еще подумать о том, что ждет героев книги в будущем, и что ждет в будущем нас самих. О чем будет рассказывать роман «Восемьдесят четвертый. Дубль 3», который кто-то напишет еще через пятьдесят лет. Не хотелось бы, чтобы о том же самом, но, с другой стороны, если не о том же, то его тогда и не напишут. Только ведь напишут же…
Нет, было бы наивно надеяться, что книга может что-то изменить в мире. Давно прошли те времена, когда в это верили хотя бы сами писатели. И бессмысленно рекомендовать роман Марианны Алферовой всем читателям. Кому нужно, тот сам о нем узнает, найдет и прочтет. Но если прочтет, то, скорее всего, не разочаруется (хотя, возможно, из данной рецензии такой вывод сделать и затруднительно).
цитировать
свернуть ветку