|
..могу ошибаться, но. много лет назад один приятель (большой поклонник Лема) рассказывал, что в прочитанном интервью маэстро очень хвалил именно фильм Тарковского, с Банионисом...
Обратимся к участникам событий:
Итак, разрешение на съемку было получено. Но тут в Москву приезжает на короткое время Станислав Лем. И, конечно, Тарковский должен был с ним встретиться. Хотя, как свидетельствует Лазарев, режиссеру не очень хотелось идти на эту встречу, да и сама она прошла сложно. Вот, что рассказывает Лазарев:
«...Встретил он [Лем] нас недружелюбно и разговаривал почти все время очень высокомерно. Имени Тарковского он прежде не слышал...Андрей, считая себя обязанным поделиться своими соображениями о том, как он представляет себе экранизацию, допускает грубую ошибку- довольно много рассказывает о тех эпизодах..., которых нет в романе...Лем слушает с мрачным лицом, и потом резко говорит, что в его романе есть все, что нужно для фильма, и нет никакой нужды чем-то его дополнять...».
Итак, фильм еще не был снят, а уже возник конфликт писателя с режиссером. Видно, что автор романа не очень то и желал экранизации одного из своих лучших произведений. Как же представлял себе фильм режиссер? В одном из своих интервью в «Литературной газете» за 1970 год Тарковский объясняет свой выбор глубиной смысла романа Лема, который не имеет никакого отношения к жанру научной фантастики. Для него одна из главных идей романа- нравственное воспитание человека в связи с новыми открытиями в области научного познания. И опять в творчестве Тарковского выходит на первое место человек, его внутренний мир, чувства.
Режиссер должен продумать все детали
Свою задачу Тарковский видел в том, чтобы «...«Переплави ть» литературное произведение в кадры фильма-... суметь рассказать в экрана свою версию литературной основы, рассказать свою читательскую версию... Мне бы хотелось так снять «Солярис» чтобы на экране не возникало чувства экзотики (технической я имею в виду)». А вот «Подробное же разглядывание технологических процессов будущего превращает эмоциональный фундамент фильма как художественного явления в мертвую схему, претендующую на правду,...».
Сам же автор повести так говорит о фильме:
Просто океан или неземной разум
«К этой экранизации я имею очень принципиальные претензии. Во-первых, мне бы хотелось увидеть планету Солярис, но, к сожалению,режиссер лишил меня этой возможности, так как снял камерный фильм. А во-вторых (и это я сказал Тарковскому во время одной из ссор), он снял совсем не «Солярис», а «Преступление и наказание». Ведь из фильма следует только то, что этот паскудный Кельвин довел бедную Хари до самоубийства, а потом по этой причине терзался угрызениями совести, которые усиливались ее появлением, причем появлением в обстоятельствах странных и непонятных. Этот феномен очередных появлений Хари использовался мною для реализации определенной концепции, которая восходит чуть ли не к Канту. Существует ведь Ding an sich, непознаваемое, Вещь в себе, Вторая сторона, пробиться к которой невозможно. И это в моей прозе было совершенно иначе воплощено и аранжировано... А совсем уж ужасным было то, что Тарковский ввел в фильм родителей Кельвина, и даже какую-то его тетю [Тарковский старался задействовать в своих фильмах не только профессиональных актеров, но и непрофессионалов. Так, в «Солярисе» на роль «какой-то его тети» он пригласил директора картины Тамару Георгиевну Огородникову]. Но прежде всего — мать, а «мать» — это «Россия», «Родина», «Земля». Это меня уже порядочно рассердило. Были мы в тот момент как две лошади, которые тянут одну телегу в разные стороны... В моей книге необычайно важной была сфера рассуждений и вопросов познавательных и эпистемологических, которая тесно связана с соляристической литературой и самой сущностью соляристики, но, к сожалению, фильм был основательно очищен от этого. Судьбы людей на станции, о которых мы узнаем только в небольших эпизодах при очередных наездах камеры, — они тоже не являются каким-то экзистенциальным анекдотом, а большим вопросом, касающимся места человека во Вселенной, и так далее. У меня Кельвин решает остаться на планете без какой-либо надежды, а Тарковский создал картину, в которой появляется какой-то остров, а на нем домик. И когда я слышу о домике и острове, то чуть ли не выхожу из себя от возмущения. Тот эмоциональный соус, в который Тарковский погрузил моих героев, не говоря уже о том, что он совершенно ампутировал «сайентистский пейзаж» и ввел массу странностей, для меня совершенно невыносим».(Из книги «S.Beres'. Rozmowy ze Stanislawem Lemem» Krakow, WL, 1987, s.133-135)
И еще об этом же в интервью газете «Московские новости» (номер от 18.06.1995 г.):
«Солярис» — это книга, из-за которой мы здорово поругались с Тарковским. Я просидел шесть недель в Москве, пока мы спорили о том, как делать фильм, потом обозвал его дураком и уехал домой... Тарковский в фильме хотел показать, что космос очень противен и неприятен, а вот на Земле — прекрасно. Но я-то писал и думал совсем наоборот». Не в том дело, разумеется, что Тарковский перенес на Землю сюжетную завязку романа: предоставил Крису Кельвину возможность заранее встретиться с живым свидетелем тайн Соляриса пилотом Бертоном. Он вернул ему нечто большее — физическую полноту земного бытия: шум дождя, утренний голос птицы, текучую темную глубь воды, сырую влажность сада, раскидистую крону дуба, живой огонь костра, сутулость отцовской спины и желтоватую седину на его висках, отчий дом, полный воспоминаний, семейные фотографии. Все то, что не замечается, когда оно есть, и становится мучительно необходимым и важным, когда его нет.
С романом Лема фильм Тарковского имеет только общее название, плюс локацию и общую канву событий. В остальном это совершенно разные произведения.
Лем писал о встрече с неведомым и непознанным, Тарковский снял антуражное религиозно философское продолжение Рублева.
|
цитировать
свернуть ветку
. Плюс, может быть телеспектакль Лему бы и понравился.
