Алхимия. Заметки.

В зашифрованных манускриптах средневековых мудрецов скрываются блистательные научные открытия. Порой их нелегко отделить от мусора суеверий и нарочитой абракадабры, но тем интересней труд исследователя.

В начале 2007 года на мощном ускорителе в Швейцарии поставили значимый, заранее обреченный на успех эксперимент. На свинцовую мишень обрушили поток протонов, разогнанных до субсветовых скоростей. В итоге было получено золото.

Не столь важно, что цена его значительно превосходит биржевую, а сам процесс в коммерческом плане бесперспективен. Суть в том, что была доказана справедливость основополагающей идеи алхимии.

Это прекрасный повод задуматься о «блеске и нищете» забытого искусства и засекреченного знания. Тайна притягивает.

Не только златоделы и врачеватели берегли свои записи от чужого глаза, но и такие титаны мысли, как Леонардо да Винчи. Его кодекс, хранящийся в коллекции Хаммера, написан, например, в зеркальном отражении. Одной тайнописи, очевидно, показалось недостаточно. Величайший из гениев, судя по всему, с одинаковой ловкостью писал и слева направо, и справа налево. Расшифровщикам, прежде чем приняться за работу, пришлось обучиться такой манере письма.

Только теперь мы начинаем прозревать, как подвело нас бездумное почитание авторитетов. Лишь убогий догматик мог вещать о сплошном «мраке Средневековья». Был мрак, но был и свет. Средневековье далеко не исчерпывается кострами инквизиции. Готическая архитектура, неподражаемая пластика буддийских образов, ажурные кружева и фонтаны Альгамбры, блистательные песни трубадуров, изысканный строй рыцарских романов, искрометный юмор народных фарсов — все это тоже Средние века.

Нас вечно влечет очарование таинственного. В алхимии, куда ни шагни, всюду тайна. Да и сама она — неразгаданная шарада, бесхозное наследие пятнадцати веков.

Поэзия тайных лабораторий.

Дата зарождения еретического искусства златоделание, равно как и его родина, скрыты в мареве киммерийских теней. Киммерия — у древних греков страна вечного Мрака где-то на краю океана, у врат преисподней. Но это отнюдь не значит, что истоки алхимии мы должны искать в древнегреческих мифах, хотя к ее ореолу равно причастны и сумеречные пространства Аида, и зловещие огни Дантова ада. В эзотерическом плане алхимия начинается с трактатов великого древнеегипетского ученого и мага Гермеса Трисмегиста, с гностической символики Александрии. Она выступает как часть астрологии, как разновидность астроми-нералогии и астроботаники и как самостоятельный раздел магии. Всякий средневековый алхимик понемножку подвизался на этом поприще, а любой шарлатан спекулировал на алхимических фокусах и гороскопных гаданиях.

Народная молва вообще не делала тут никаких различий. В «Декамероне» Боккаччо вся эта братия проходит под общим именем nigromante — некромант. Занятие деликатное — костром попахивало. Отсюда и нарочитая скрытность алхимических текстов. В том числе и вполне невинных трактатов, повествующих о приготовлении лекарств.

Впрочем, здесь следует четко различать две, а вернее, три стороны явления. Скрытность адептов философского камня проистекала не только из вполне понятных соображений конспирации. Многие из них действительно верили в волшебную природу своих опытов-превращений». Дети своего времени, они лишь разделяли общие заблуждения и предрассудки. Надо ли говорить, что у всех народов магические упражнения были сопряжены с неукоснительным соблюдением тайны?

Наконец, третья, последняя сторона секретности: самый обыкновенный обман. Напуская мистический туман, сотни ловких прощелыг вымогали у доверчивых простаков денежки. Сильные мира сего — императоры, короли, папы — тоже сплошь и рядом попадались на эту удочку.

Многие из них и сами были не прочь пополнить с помощью философского камня пустующую казну.

Но есть и еще один аспект, едва ли не самый главный. Кое-кому, пусть совершенно случайно, но все же удалось совершить действительно важные открытия. Например, изобрести порох, соляную кислоту, чистый спирт. И все же химические соединения, сколь бы ценны они ни были, всего лишь вещества, лишенная духа материя. Они напрочь лишены волшебного ореола. Могло ли это удовлетворить одиноких подвижников-златоделов? Едва ли.

Ясность не только обесцвечивает поэтический блеск алхимических текстов, но убивает на корню саму алхимическую идею. И все потому, что алхимия — это не только «предхимия», но еще и искусство, притом сродни волшебству, которое не поддается рациональному осмыслению. Двойственное прочтение характеризует и скрывающую подробности «великого деяния» (так называли процесс превращения элементов в алхимии) зашифрованность. С одной стороны, это жреческая, не терпящая постороннего глаза скрытность, с другой — цеховой секрет, пресловутая «тайна фирмы». И на все это накладывается такой, понятный даже нам, отдаленным потомкам, страх. Темница, пытка, эшафот!

При всем желании алхимикам не позавидуешь. Пусть среди них было полным-полно заведомых мошенников и продувных бестий, но ведь и власть имущие гнали их, словно дикого зверя! Вспомним Иоганна Бетгера — это уже новые времена, XVIII век, — которого держал в заточении саксонский король Август Сильный. Не в силах купить вожделенную свободу изготовлением презренного металла, несчастный узник случайно раскрыл тайну китайского фарфора. Она оказалась дороже золота.

Альберт Больштедтский (XIII век), снискавший титул «Величайшего в теологии», профессор Кельнского и Парижского университетов, недаром умолял собратьев быть скрытными: «...прошу тебя и заклинаю тебя именем всего сущего утаить эту книгу от невежд. Тебе открою тайну, но от прочих я утаю эту тайну тайн, ибо наше благородное искусство может стать предметом и источником зависти. Глупцы глядят заискивающе и вместе с тем надменно на наше Великое деяние, потому что им самим это недоступно. Они поэтому полагают, что оно возможно. Снедаемые завистью к делателям сего, они считают тружеников нашего искусства фальшивомонетчиками. Никому не открывай секретов твоей работы! Остерегайся посторонних. Дважды говорю тебе, будь осмотрительным...»

Какой подлинно ученый муж не слыл чернокнижником? Брюс, сподвижник Петра, даже великий Ньютон, который «вычислил» конец света и тайно занимался алхимией. Предостережение Альберта исполнено глубокого понимания человеческих слабостей и сочувствия сотоварищам, запутавшимся на пути исканий. Скепсис насчет великого деяния прорывается словно бы невольно...

Рецепты вечной молодости.

О строгом сохранении тайны предупреждали и другие выдающиеся мастера «превращений» — трансмутаций: Арнольдо из Виллановы, Николай Фламель и даже Парацельс, презревший великое деяние ради ятрохимии — направления в медицине, которое отводило основную роль в возникновении болезни нарушениям химических процессов в организме и ставило задачей поиск химических средств их лечения.

Парацельс тоже был отпрыском своего века, ознаменованного постепенным переходом от донаучных методов к научным. Решительно отказавшись от златоделия как от вздора, он продолжал верить в универсальное лекарство, искал эликсир молодости. И даже нашел его, если верить легенде, хоть и не смог воспользоваться.

Кому только не приписывали обладание подобным средством — Калиостро, Казанове, Сен-Жермену! Даже прорицателю Нострадамусу и Амбруазу Паре (XVI век), придворному лекарю французских королей. Однако все эти благодетели человечества прожили вполне умеренные отрезки жизни. Отнюдь не Мафусаилы...

Но как бы там ни было, а история человеческих заблуждений чем-то подобна закаменевшей навозной куче, в которой изредка встречаются жемчужные зерна. Темное суеверие, наглое шарлатанство, отголоски языческих ритуалов, наконец, самоослепление, от которого не застрахован и современный ученый, — все это, конечно, имело место. Но ведь было же и нечто иное — драгоценные крупицы народного опыта, провеянные сквозь сита тысячелетий! Подлинные открытия, рожденные в укромном мраке лабораторных келий, куда добровольно заточали себя искатели невозможного!

Вспомним хотя бы вакцинацию, которую применили против оспы задолго до того, как был открыт возбудитель болезни, да и микробы вообще. А паутина? А плесень, коей деревенские бабки лечили загнившие раны? Сотни и сотни лет прошли, пока английский микробиолог Александр Флеминг додумался в 1928 году до препарата на основе грибка пенициллиума.

В каждом, даже составленном заведомым шарлатаном рецепте долголетия могли содержаться компоненты, в которых аккумулировались надежды той или иной эпохи. Разве и мы не разделяем в какой-то мере древнейших суеверий насчет алхимической панацеи? Вспомним хотя бы женьшень, который издревле мнился панацеей. Уже на нашей памяти загадочный корень жизни лег, наконец, на лабораторный стол. Теперь, по крайней мере, мы хотя бы приблизительно знаем сферу его применения. Она, увы, не безгранична, как бы этого нам ни хотелось. Ни рог носорога, ни элеутерококк, чьи вытяжки включают ныне во многие рецепты, не способны сотворить чудо. Но знать их возможности необходимо. Сама история как бы нацеливает исследователя на тот или иной препарат. В иные времена самым универсальным лекарством считалась роза. Она и в наши дни исправно несет свою целительную службу. Но сколько было других помощников, нам, к сожалению, неизвестных!

Сила растительных сборов проявляется в ансамбле, где даже абсолютно ядовитые составляющие подчас совершенно меняют свое поведение. Такова, например, белладонна, которую вместе с дурманом по сей день успешно применяют против астмы, конечно, в соединении с другими травами.

Опыт поколений, бережно передававшийся от отца к сыну, — хитрая вещь. Не случайно мы так ухватились за простые средства, поняв, что нельзя постоянно палить из пушек по воробьям. Чай с малиной, отвар липового цвета куда надежнее и, главное, безопаснее помогут справиться с обычной простудой, нежели аспирин, подавляющий производство гормонов простагландинов в организме, или того пуще антибиотики. Несомненно, что было какое-то активное начало в «Чае Сен-Жермена», которым самозваный граф потчевал Людовика XV. Или возьмем «Золотой эликсир Калиостро», коим другой великий самозванец подкреплял силы Луи XVI, столь пылко влюбленного в свою ненаглядную Марию-Антуанетту. Про бальзам Амбруаза Паре, который действительно был гениальным врачом, вообще не приходится спорить.

Черная магия? Гробовая символика? И этого было с избытком.

Латинская аббревиатура элементов и система записи реакций возникли сравнительно недавно. Вплоть до самого Нового времени в этом деле царил полнейший разнобой. Скелеты, вороны, факелы — на первый взгляд полный мистический букет. Вместе с тем иные символы легко расшифровываются. Это не что иное, как характеристики химических процессов: возгонки, разложения и так далее. В результате действия огня, к примеру, вещество обугливается, превращаясь в золу, — черный скелет и летучий газ — кружащее воронье.

«Красный лев», магистериум, великий эликсир, панацея жизни и прочие титулы, коими обозначается философский камень, — нечто большее, чем абсолютный катализатор. Ему приписывались куда более чудесные свойства, сравнимые разве что с проявлением божественной мощи. Он был призван не только облагораживать или излечивать металлы, но и служить универсальным лекарством, живой водой русских сказок. Его раствор, разведенный до концентрации «аурум пота-биле» — «Золотого напитка», обеспечивал излечение всех хворей, полное омоложение и продление жизни на любой срок. Именно поэтому золото входило во все лекарственные рецепты такого рода.

Превращение свинца в золото на ускорителе, то есть, говоря философски, возвращение на новом витке познания к древней идее, мечте, знаменует непрерывность движения мысли, искания истины.