12. В рубрике «Встреча с писателем» размещено интервью, которое Мацей Паровский/Maciej Parowski взял в октябре 1990 года у английского писателя Грэма Мастертона/Graham Masterton, довольно часто приезжавшего в Польшу (у него жена -- полячка). Интервью носит шутливое название:
ГАМБУРГЕР, ВОЮЩИЙ НА РАССВЕТЕ
(Hamburger wyjący o brzasku)
Мацей Паровский: Кого из писателей, по-вашему, следует назвать мастерами «хоррора»? Что нового они внесли в этот жанр? Собираетесь ли вы что-то в нем изменить?
Грэм Мастертон: Я читаю «horror» с десятого года жизни. Помню, что любил в юности произведения Брэндстока, Эдгара Аллана По, Лавкрафта… Но когда сам начал писать романы, попытался продвинуться дальше, чем они. Мне хотелось уйти от старомодной традиции конструирования климата ужаса и угрозы с помощью таких элементарных приемов, как использование страха перед темнотой, голосами в ночи, неожиданным прикосновением таинственной руки. Эти старые «хорроры» были, по сути, очень похожи друг на друга. Я ушел от этого, например, в «Manitou/Маниту», размещая действие романа в современном Сан-Франциско, но вместе с тем используя в сюжете старую индейскую легенду. После издания романа меня благодарили за него многие индейцы, в том числе правнучка Сидящего Быка, которая сказала, что это самая страшная книжка из тех, что она читала.
Мацей Паровский: Годится ли обращение к забытым религиям и обычаям для того, чтобы выразить страхи, дремлющие в людях XX века?
Грэм Мастертон: Я полагаю, что если мы берем что-то из легенд, то делаем это всегда для того, чтобы приблизиться к нам самим и к тому, что в нас находится извечно. Старые «хорроры» ведь тоже некогда соответствовали человеческим страхам и духовным потребностям, пока их реквизит не был истрепан. Я недавно завершил написание романа «Walkers/Ходоки (Лунатики)», опирающегося в сюжете на старинную легенду, берущую начало из эпохи друидов. Согласно этой легенде, люди могут путешествовать по миру вдоль силовых линий. Я смешал эту легенду с современной историей о трех сотнях безумцев-лунатиков, сбежавших из сумасшедшего дома через дыру в заборе. Старая идея в новом издании, представленная в известных нам ситуациях, оживила «хоррор».
Мацей Паровский: И что у вас общего с безумцами-лунатиками?
Грэм Мастертон: Ха-ха-ха! Речь идет, разумеется, о моей семейке.
Мацей Паровский: Не уходите от ответа. Эдгар По был скандалистом и пьяницей. Филип Дик употреблял наркотики. Стивен Кинг, судя по его книгам, страдает манией боязни безумия и утраты творческих способностей. А на что вы жалуетесь? Каковы ваши издержки в занятии «хоррором»?
Грэм Мастертон: Единственное, чем я страдаю, это нехваткой времени на записывание всего того, что приходит мне в голову. А издержки? Иногда я работаю по ночам, воображаю себе самого себя в различных ситуациях, и тогда мне кажется, что я живу разными жизнями. Утром просыпаюсь и нахожу, что со мной все в порядке, но вот это то, что я всегда действительно пытался делать – жить какой-то частью своей души в том мире, который творю. Я, когда пишу, веду себя подобно рисовальщикам Диснея, которые сами перед собой разыгрывали сценки, наблюдая их в зеркале, чтобы ухватить соответствующее выражение лица и придать его своему персонажу. Жена как-то подсмотрела меня за машинкой и сообщила мне, что я корчу рожи, говорю сам с собой. А пару раз даже кричал.
Мацей Паровский: Так что такое «Маниту»: плод кривляний перед зеркалом или результат кропотливого изучения индейской магии?
Грэм Мастертон: Замысел этого романа зародился во мне еще тогда, когда я в восьмилетнем возрасте читал вестерны. А вот реализация его стала возможной, когда жена забеременела. Я смешал индейскую магию с ожиданием родов, с отцовской надеждой—но и страхом, который ей сопутствовал.
Мацей Паровский: Охотно вам верю. Когда моя жена вынашивала ребенка, я написал миниатюрку о рождении сиамских братьев – один из них стал кинорежиссером, а второй – писателем. А потом у них должен был родиться третий брат – нормальный. Отец собирался вырастить его как критика, который станет сопутствовать этим первым двум.
Грэм Мастертон: Никогда не помышлял о сыне-критике. А вот о чем я мечтал, так это о том, чтобы сын превзошел меня ростом. Так оно и случилось.
Мацей Паровский: Вы верующий? Как по-вашему, имеет ли дьявол что-либо общее с тем ужасом, который мы испытываем в жизни и получаем в искусстве?
Грэм Мастертон: Я христианин. И я думаю, что дьявол существует. Он концентрируется где-то в самых темных уголках человеческой личности и является ответственным за все то зло, которое люди творят, когда решают поддаться дьяволу. «Хорроры», рассказывая о том, чего люди боятся, как в себе, так и в других людях, прикасаются к этой дьявольской природе вещей. Страх перед смертью, перед злобным духом, перед безумием – очень реален. И то, что я делаю, что делают другие авторы «хорроров», -- это творение художественных видений страха, которые закаляют людей, дают им переживание катарсиса и силу для борьбы с ужасом реальности. По моему мнению, художественный «хоррор» помогает преодолеть ощущения страха и угрозы, одолевающие нас в повседневной жизни.
Мацей Паровский: Вы уже несколько дней пребываете в нашей стране. Удалось ли нам вас чем-либо напугать?
Грэм Мастертон: Мне неприятно это говорить, но мне кажется, что я что-то не то съел за завтраком. Боюсь, как бы гамбургер мне не повредил.
Мацей Паровский: Это невинный утренний кошмар. Увидим, что вы скажете после ужина… Гастрономический ужас – не это ли то, чем занимался бы Грэм Мастертон, если бы злая судьба сотворила его поляком?
Грэм Мастертон: Нет-нет, еда у вас замечательная. Может быть, я потому так низко оценил завтрак, что ужинал вчера у родственников жены. Я люблю польскую кухню, жена и ее мама раскрыли мне тайны ваших блюд. Я уже пробовал жур (суп на мучной закваске), барщ (суп на свекольном отваре), бигос. А если вести речь о польском ужасе, то я действительно начинаю готовить кое что для вас и о вас. Мне не хотелось бы разочаровывать те тысячи фэнов, которые есть у меня в разных городах Польши. Поэтому я внимательно смотрю по сторонам, высматриваю важнейшие ваши ужасы. И, разумеется, с благодарностью приму любой дельный совет. Может быть, вы что-то мне посоветуете?
Мацей Паровский: Полвека политического ужаса с теоретическим изменением цвета по прошествии первых пяти лет – как вам такая исходная точка?
Грэм Мастертон: Еще не знаю. Во всяком случае, я рад, что все это кончилось. Впрочем, не только я рад: вы удивитесь, если узнаете, как много людей в США и Великобритании болеет теперь за поляков и желает вам всего хорошего.
Мацей Паровский: А мы после минутной эйфории начинаем задумываться над тем, каким будет то новое обличье дьявола, в котором он к нам явится. Некоторые уже начинают его называть, хоть и излишне, на мой взгляд, поспешно.
Грэм Мастертон: Я тоже размышляю над всем этим, поскольку и в самом деле хочу создать героя специально для польских читателей. А если говорить о новом обличье дьявола… Знаете, я вхожу в состав авторов специальной антологии «Scare Care/Ужасающая опека», в которой собраны 38 рассказов самых известных писателей США и Великобритании. Там среди прочих есть и рассказ Стивена Кинга, того писателя, о котором я сегодня уже говорил. В том вошла и новелла моего сына, которую он написал, когда ему исполнилось одиннадцать лет. Все авторы отказались от авторских гонораров, а весь доход от продажи книги поступает в фонд оказания помощи детям, ставшими жертвами сексуального насилия со стороны своих родителей. В США мы направили 50 тысяч долларов на такую помощь. И намереваемся издать эту книгу и в Польше в 1991 году, чтобы помочь польским детям.
Мацей Паровский: А что вы думаете о научной фантастике? Очень многие польские читатели научной фантастики читают также ваши «хорроры».
Грэм Мастертон: Я начинал с научной фантастики и как читатель, и как писатель и до сих пор люблю НФ. В детстве читал фантастические комиксы «Dan Darc» -- прекрасно нарисованные, очень популярные в Англии. И я написал как-то трилогию «Ночные воители», герой которой однажды, проснувшись, обнаруживает, что на нем некие странные доспехи, с пояса свисает меч, а в руках зажато некое таинственное ружье, которое стреляет музыкой. А убегая от врагов, он скользит на световых коньках. Думаю, что это было чем-то близким к научной фантастике. Сейчас я уже не пишу типичной научной фантастики, хотя испытываю к ней симпатию, некоторые вещи в ней мне очень близки.
Мацей Паровский: Вы слышали что-нибудь о нашем писателе -- Леме?
Грэм Мастертон: Станислав Лем, о да, конечно! Я знаю, что он живет и продолжает писать, и даже прочитал несколько его книжек, правда было это очень давно. Очень трудно найти в Англии переводы книг польских писателей. Думаю, что такое положение изменится.
Мацей Паровский: И завершающий вопрос. Вам понравился фильм, поставленный по вашему роману «Маниту» в 1977 году? Мы здесь, в Польше, знакомы лишь с вашей книгой, но я видел еще и афишу этой экранизации.
Грэм Мастертон: Думаю, что фильм способен понравиться. В нем играли хорошие актеры: Тони Кертис, Сюзен Страсберг, Берджесс Мередит и другие. Режиссер Уильям Гирдлер старался сохранить атмосферу оригинала. Лишь окончание там не такое, как в книге, оно показалось мне почерпнутым из «Звездных войн». На склоне семидесятых лет этот фильм был очень модным, и режиссер хотел сделать фильм популярным, чтобы его посмотрело много зрителей. Но я, когда смотрел фильм, не испытывал разочарования.
Мацей Паровский: Спасибо за беседу и желаю вам, чтобы ваша следующая встреча с кино была еще более радостной. А польским фэнам Грэма Мастертона желаю, чтобы следующий «кинохоррор» по вашей книге разыгрывался бы в наших, польских, реалиях.
SUPPLEMENT
Грэм (Грэхем) Мастертон – конечно, писатель не первого класса, но его книги, безусловно, заслуживают внимания. Почитать о нем на сайте ФАНТЛАБ можно здесь Нетрудно убедиться в том, что наши издатели его почему-то не жалуют. Из более чем 100 его романов и повестей переведены на русский язык едва 6, из около 80 рассказов – лишь 13, из 9 авторских сборников рассказов – ни одного.
А вот поляки Мастертона любят и привечают: на польском языке издано более 70 романов и повестей (многие переводы переизданы), более 60 рассказов, 7 сборников рассказов. Такие дела... W.