«Вилы»

Это публицистика о пугачевщине...

Когда современные историки берутся за материал, который еще пару десятилетий назад был заидеологизирован до состояния сферического коня — это уже хорошо. В этом смысле хронология восстания, с яркими образами, судьбами персонажей (до и после), историей народов (до и после) — весьма интересная штука, и части подробностей я до прочтения книги совершенно не знал. Да, это публицистика, а не фундаментальная монография томика на три-четыре, потому вопросы все равно остаются, и в количестве.

Но!

Автор показал процесс в динамике, за что ему и спасибо.

Отличным образом стало сравнение потенциальной державы Пугачёва с «улусом Джучи» — подобного сравнения, с неким архаичным образцом (о котором Пугачёв и не знал, но делал то, что получалось) сильно недоставало «Спартаку» Валентинова. Сравнение отлично укладывается в образы относительно победивших восстаний (например, суданских махдистов в 19-м веке) и очень многое объясняет в ходе боевых действий.

Территория большой степи, где казаки составят основу воинского сословия — вот конечный образ той кочевой лавины, которую вел Пугачёв.

Хорошо получилось сравнение потенциально орды и возникающей нации.

Полиэтническая империя со множеством локальных «территорий-идентичностей» и дворянской аристократией, которая казалась сравнительно чуждой многим народам, но без которой мгновенно наступала кровавое месиво  — вот чем была Россия того времени. Самый цепкий и страшный противник Пугачёва, который шел за ним, как охотничья собака — масон Михельсон. В этом смысле попытки уже эпохи «развитого модерна» просто найти иной народ (немцев, русских, евреев, казахов), который виноват во всех проблемах, равно как и найти организацию, виновную в том же (масоны, копинтерн) — смотрятся еще более карикатурно.

Восстание было пожаром — пока имелся горючий материал, пока можно было прийти на новую территорию, крикнуть «с нами царь!», пообещать волю — все катилось и катилось. Не думаю даже, что смерть самого Пугачева что-то изменила бы в самый разгар событий. Но кто именно был горючим материалом? Очень хорошо показано, что люди шли на бунт не только из-за притеснений — материальных или этнических — но из-за отсутствия локальной аристократии, которая бы имела представительство в империи. Как еще в восстании Болотникова участвовали провинциальные дворяне. В этом смысле попав в центральные области России Пугачев получил поддержку крестьян, которые не хотели идти дальше своего уезда — и всё.

Окончательное погашение бунта (проливка перекрытий после пожара) — это казни нескольких сотен человек (на виселицах и плахах после официальных судов — погибло меньше людей, чем было убито собственно дворян), это дарование статуса местным аристократиям (тут лучший пример — донские казаки, которые за лояльность получили выход в дворянство, а уже при Павле решили вопрос с башкирами), это максимальное снижение самоидентичности бунтовавших субэтносов. Автор замечает, что поскольку с местными элитами в итоге пришлось делиться — потом Россия не распалась на тюркскую и славянскую половины.

Собственно инкорпорирование местных аристократий — и было способом расширения империи. Издержки гасились за счет постоянно увеличивающихся полей: Россия несла великой степи пахоту. За счет новых торговых путей. За счет новых технологий. Ну, и за счет крестьян, которым на шею садились все сильнее. Которые составили очень большой процент бунтовщиков, но выдвинуть из своих рядов готовую военную прослойку — не смогли. Они смогут уже в Ипериалистическую и Гражданскую, когда их массово мобилизуют, обучат, дадут оружие.

Потому такой консерватизм и был в первой половине 19-го века: зачем что-то менять, если всё шикарно работает, а технологическое отставание (казалось) можно побороть очередным уральским проектом?

Но когда дело касается старой-доброй экономики — тут автор предпочитает говорить больше о заводах, а не о стране вообще. Та сумма административных изменений и экономических реформ, которая прошла после восстания — остается в тени. Поминается полусловом.

Описание отдельных боев, осад и столкновений. Действие артиллерии не на Сенатской площади, а среди изб, со стен монастырей, прямо с колоколен. Описание хитростей, встречных обманов,  рискованных маневров, глупостей и удач. Военный пласт восстания.

Тут очень хорошо видно, какой однообразной оказалась пугачевщина. «Капитанская дочка» — это именно типизация. Очередное ветхое укрепление, в котором слишком мало людей готовы взяться за оружие. Там, где пропорция становилась не такой впечатляющей — либо тупая осада, либо поражение. Да, менялись декорации, менялся состав участников. Исключения есть, но их мало.

Чтобы появилось разнообразие — восставшим требовалась армия, а не орда. Для «полковников» нужны были полки, а больше того — сержанты. Пугачёву требовались не советники и «царицки», но штаб.

И, да, этим боям нужна экранизация. Только не хотелось бы увидеть фильм-попил «Михельсон против Пугачёва»...

Судьбы людей.

Есть лоялисты. Есть бунтовщики. Но самое интересное — люди посередине. Таких автор описывает довольно много. Как просто сумасшедших, вроде солдата-маразматика, так и весьма хитроумных. Как малодушных, так и хладнокровных до состояния ящерицы. Как суетливых — вроде нескольких офицеров, которые слишком рано решили «перевернуться» второй раз, так и совершенно инертных — Шванвича. Есть удачники (а более всех них — удачница-«царицка»), и совершенные лопухи.

Итого. Для специалистов, имхо, в книге не будет ничего особенного. По сравнению с описанием «горно-заводской цивилизации» — довольно много общих мест и повторов. Если хорошо побегать по страницам википедии — узнать можно и побольше.

Но как историческая публицистика — как вторая книга о пугачёвщине (после «Капитанской дочки») — отлично.

Это не третья книга, в которой должен быть обзор казачества, как общего феномена на фронтире великой степи, где необходимо показать самостоятельную, с более слабым государством, эволюцию  казаков (восстание Хмельницкого — там ведь получилось много из того, что не вышли ни у Разина, ни у Пугачёва). Это не книге, в которой можно было бы увидеть механизм принятия решений в Петербурге, международную обстановку, сложности мобилизационной машины и т.п.

Но в качестве второй — рекомендую.