- С добрым утром, родимый. – Мара, пнувшая меня в бок, звякала ложечкой в правильном железнодорожном стакане с подстаканником. – Кое-что мне стало ясно.
— А? – Господи Боже, надо пить успокоительное на ночь, да?
— Почему ты так на всех баб смотришь. Тебе тупо не хватает обычного тепла. Это я тебе как женщина говорю. А знаешь почему?
Отвечать не хотелось. Но ответ, судя по всему, был сам собой написан на лице.
— Ну, какая дура будет жить с параноиком, скрипящем зубами во сне и несущим какую-то ахинею. Да еще и рожа у тебя, когда ты закрытыми глазами ворочаешь и что-то там вещаешь…
Скриплю зубами во сне? Ну беда, что и сказать.
Подъезд въезжал в Самару. Готовился втягиваться в кишки закрытых тоннелей нового железнодорожного комплекса. Да, Зона становилась все ближе. Перрон-аэроэкспресс-хаб-взлет-посадка, и мы на месте. Пушкинский аэропорт, выстроенный взамен Пулково, гостеприимно готовился принять очередной рейс желающих добраться до многострадального Питера.
— Нет, не томатный. Не томатный, что неясно? — Мара покупала сок в киоске на перроне, — да, березовый сойдет.
Березовый сок в тетрапаке, жесть какая-то. Не знаю, глупо оно как-то. То ли дело в стеклянных фонарях «Соки-Воды», открывшихся за последние года три повсюду, да? Колбы с сиропами, банки с соками, продавец в накрахмаленном фартуке и белоснежной наколке на голове. Ретро-стиль «Back in USSR», вновь войдя в моду не так и давно, аннексировал свое родное, давным-давно заграбастанное всеразличными «колами». «Колы», сразу же покусанные квасными будками, после появления «соков-вод» сдулись окончательно. Проиграли войну. Да и его Темнейшество, переняв от своего Наитемнейшего предшественника любовь к «красной империи», выметал все западное на раз-два. Глядишь, скоро вокруг все начнут ходить с усами и в клешах, как в годы юности первого Господина Дракона. Да и ладно.
— Пошли на электричку, — буркнула Мара, — опаздывать не стоит.
Опоздать и не вышло. Обновленный ж\д комплекс подхватил сразу же в тоннеле на движущуюся полосы травелатора и потащил к аэроэкспрессу. Большой город, все как в Столице. В кармане куртки попутчицы зажужжал какой-то гаджет. Чуть позже заиграла мелодия. Батюшки светы, что за дела? Никак ария Мефистофеля? Ну да, так и есть. Люди гибнут за мета-а-а-а-л-л, за металл. Сатана там п-р-а-а-а-вит бал, да правит бал. Интересно, откуда такая любовь к классике?
Мара достала вопящий коммуникатор, поднесла к уху, заворковала. Офигеть не встать, у нее есть подруги? А, нет, это какой-то родственник.
— Дорогой, — она повернулась к мне и улыбнулась, — тебя дядя.
Дядя? Вон оно чего, ну-ну.
— Здравствуй, сынок. — По телефону Маздай звучал немного по-другому. Величественно, гулко отдавая утихающим рокотом медных тарелок «Зилджан» и тихо вибрирующим двигателем люкс-внедорожника «Ровер-африкаанс», работающего на дорогущем авиационном керосине. – Надеюсь, все идет по плану.
— А тот идет по кругу? – Я решил блеснуть знанием ретро-музыки.
— Что? – видно, Маздай ретро не любил. – Шутишь? Ну, хорошо. Да, кстати, на всякий случай хотел сказать тебе еще кое-что.
— Случай всякий бывает, сказал Вовочка, смазывая задницу вазелином.
— Если ты думаешь, что твои тупые попытки пошутить хотя бы насколько-то хороши, то ты ошибаешься. Слушай меня внимательно, шпана!
Что оставалось делать, как не слушать? Тем более, голос Маздая вместо ворчания дорогущего джипа наполнялся грохотом взлетающего Су-45 с полной боевой.
— Мне очень не хочется, чтобы твой воспаленный мозг, мечущийся в поисках выхода из ситуации, спровоцировал глупость. Более того, уверен в том, что ты уже активно над ней думаешь. Мол, неужели у меня не выйдет обмануть Маздая, провести его, сам понимаешь, как девчонку-институтку. Хрена лысого, Хэт, не напрягай буйну голову. Напрягать ее стоило раньше. Когда ты организовал компанию на пару с этим мерзопакостником, Григорием.
Ему бы на Селигере работать. Лекции читать юным коммунистам и прочим партийным.
— У меня для тебя сюрприз.
— Еще один? Куда же боле… — старый хрыч, что он придумал?
— Так вот, сынок, раз уж ты любишь ретро-классику поп-культуры, то процитирую кое-что именно для тебя. Не стоит пытаться обмануть Деда Маздая, ты не Шерлок, не оскорбляй интеллектуально развитых людей. Это у него были чертоги разума, а у тебя просто ментальная изба. Но даже в избе может завестись что-то подозрительно хитрое. А мой сюрприз заключается в совете.
— Каком?
— Не ешь стейки в ресторанах, сынок. Культурное наследие пиндосов предполагает их разрезание с помощью больших, грубых и отлично наточенных ножей. Не столовых, а обычных.
Твою мать, ублюдок. Неужели он…
— Но пока, сынок, нож, изъятый из ресторана, где ты позавчера кормил мясом и байками свою пышнозадую цыпу-лялю, лежит у меня в сейфе. С твоими отпечатками, все как полагается, в отдельном пакетике. И я уже продемонстрировал его Грише. Гриша испугался и пообещал быть очень хорошим мальчиком. Так что, сынок, если ты все-таки решишь побороться с жадным Маздаем, то лишишься не только своих ненаглядных денежек. Ты еще лишишься и свободы. Причем, сынок, тебе повезет. На тебя будет объявлена шикарная облава за убийство невинного, по сути, человека. Уел я тебя, сопля зеленая?
Пришлось промолчать. Отвечать совершенно не хотелось.
— А теперь отключись и совершенно незаметно урони телефон и наступи на него. Потом выкини в мусорку. Только не забудь забрать обе карты. А, да. Наступи со всем прилежанием. Чтобы наверняка.
Угу, щас раздавлю.
— Дорогая…
— Да?
— Это тебя. Упс…
Реакция у девочки оказалась на загляденье. Во всех смыслах. Хоть в театральный поступай. Одновременно повернулась, шагнула вперед, ахнула и чуть надавила на тонкий корпус. И даже огорченно заохала. Коммуникатор полетел в первую попавшуюся урну, а карты памяти перекочевали в ее куртку.
— Ты мелочный засранец, — проинформировала меня «супруга», по-королевски ступая на перрон аэроэкспресса, — постоянно будешь изводить такой ерундой?
— Постараюсь сделать наше путешествие незабываемым.
— Сломаю что-нибудь, подонок… — ласково пообещала моя богатырша, — изощренно и мучительно. Это так сексуально.
Ага, сломает. Сломалка не выросла.
Аэроэкспресс мягко качнулся, зажужжал, загудел, тронулся. Вот ведь, как бывает.
Еще три дня назад, думая о возвращении в Зону, приходилось бороться с самим собой. Из-за чего? Да как обычно, из-за дуализма человеческой натуры. С одной стороны – на кой ляд оно мне? Шанс выбраться из нее всегда пятьдесят на пятьдесят, как не готовься заранее. Это же не помогает. Зона не то место, где срабатывают все предварительные планы. Скорее даже, что вообще срабатывают редко.
Как-то решил добраться до Невского. Недалеко от Казанского собора, на первом этаже красивого старого дома, был магазин исторической миниатюры. Ну там, знаете, танки, самолеты, корабли один к восьмидесяти или больше или меньше. И оловянные солдатики. Хозяин магазина был явно упоротым на этой теме человеком. И даже организовывал у себя какие-то там показы этих самых игрушек для давно выросших детей. Привозил из коллекций своих знакомых и партнеров из-за рубежа редкие образцы.
Так и вижу очами души своей: в небольшом зальчике собрались разновозрастные странно выглядящие (а как по-другому) дядьки и рассматривают какого-нито «черного» прусского гусара работы Эрнста фон Захер-Мазоха из Нюрнберга, сделанного в конце восемнадцатого века. Причем смотрят на фигурку и вполне отдают отчет – что тут стоит несколько тысяч евро. Представляете? Несколько тысяч евро. И это тогда, до появления Зоны.
Когда она, матушка-кормилица, появилась, все произведения искусства, брошенные в одночасье, увеличились в стоимости в несколько раз. Серьезно так подросли. И дело касалось не только складов Эрмитажа и его же залов. Вот, представьте, какая беда случилась. Перед всем этим гадством, пожравшим Питер, в Академию Художеств привезли на временную экспозицию несколько полотен из Третьяковки. Гвоздем программы стал тот самый «Черный квадрат». Там он, значит, и остался.
Знаете, сколько он стоил? Двадцать миллионов долларов. Двадцать гребанных вечнозеленых олешек за кусок холста с нарисованным квадратом. Знаете, что подумал, когда узнал об этом? Что мысли про мир, сходящий с ума, явно старше меня. А знаете, сколько он стоит сейчас? Да и не скажу. Не надо переживать. А, да, речь-то о планах похода в Зону и солдатиках на Невском.
Так вот. Перед самим Прорывом, когда культурная столица превратилась в монстро-заповедник, хозяин магазинчика привез десять образцов, отлитых в середине девятнадцатого века в Голландии. Откуда знаю? Это мне заказчик рассказал, трясущимися руками перегоняя на мой КПК изображения требуемых мне оловянных воинов. Стоили они, ясное дело, не как двадцати миллионная хрень, но тоже немало. Месяца два можно было бы потом отдыхать, употреблять тяжело-спиртовое и наслаждаться не только мулатками. Хоть компанией оставшихся и относительно молодых женщин племени айнов с Курильских островов. Причем заказав им личный реактивный Ту-400 бизнес-класса из Находки. Вместе с тремя шкурами реликтовых дальневосточных леопардов. И сакэ на корне золотого женьшеня по пять тысяч иен за ноль пять объема.
А что вышло? На себе меня вытащил Баркас, дай ему Маниту долгих лет жизни. Хотя план-то рассчитывал на несколько другое развитие событий. Но это Зона. И удивляться сдохшему портативному реактивному планеру не стоило. Равно как и тому, что взятые патроны оказались наполовину бракованными. И даже тому, что Красные мутанты, никогда не забредавшие на Невский, припороли туда табором. А вы говорите, правильное планирование.
Так и сейчас. Зона. Скоро снова окажусь в ней, ненавидимой и любимой. А как еще? Кто ходит в Зону? Правильно, тот, кто отравлен ее сладким ядом от пяток до макушки. Кто жить не может без ее адреналина. Хотя, конечно, свое возвращение планировал чуть другим. И уж точно без красивой и опасной мегеры, сидящей напротив и ощущением неродной клешни Маздай на шее…
— Эй, дурачок! – Мара пощелкала пальцами у меня перед лицом. – Ты снова сам с собою ведешь тихую беседу? Или просто заснул с открытыми глазами?
Наслаждается, зараза. С коммуникатором я ее уделал. Ну, ничего, будет на нашей улице праздник. Пусть и не скоро. Хм, почти приехали. Вот он, вполне себе знакомый хаб «Курумоча». Вон, виднеется старенькое стеклянное здание, построенное где-то в две тысячи четырнадцатом. А вот и новое, принимающее раз в пять больше пассажиров. Жизнь не стоит на месте, что и говорить.
— Какое такси заказать? – Мара толкнула меня в бок.
— Куда?
— В Пушкин.
— Нам не нужно такси.
— Почему?
— Потому. И жить мы будем там, где обычно живу я. Ты же не хочешь подозрений со стороны полиции, дорогая?
— Доиграешься.
— Все мы доиграемся, рано или поздно. Мне хочется попозже.
Мара не ответила. И хорошо. Общаться с ней желания не ощущалось. Надо сделать работу и поменять свою жизнь. Никаких больше компаньонов. А отдыхать надо летать в Европу. В Северную Европу. Там арабов все-таки выгнали. Точно вам говорю. Вон, на огромной плазме новостная лента. Двое старых либералов стоят и плюются. А то. Министр по национальным вопросам гере Брейвик, им это как скипидаром гомосексуалисту на только что обработанный бандой афро зад.
— Летим на «Сухом», — Мара надула пузырь жвачки, — это хорошо.
— Патриотка?
— И это тоже. Маздай вложился в «Свердловские авиалинии».
— И?
— Теперь знаю, когда в последний раз закупались импортные самолеты независимых операторов.
— О как. И давно?
— Мы с тобой в школу ходили. В подготовительные классы.
— Да ну на хрен.
— Точно тебе говорю.
М-да. Тогда лучше Сухой. И вообще, если честно, быстрее бы. Хватит, надоело мне как-то оно все вокруг. Политика, карьера, учеба ради дипломов, дипломы ради работы, работа ради денег, деньги ради хорошей спокойной жизни. Надоело. Лучше мне в Зоне. Там все проще. Яснее и доступнее. Подставили подножку – сломай ногу. Выстрелили — лупани в ответ. Заработал, так прокути и иди снова ищи счастье. Только не бегом. Погоня за счастьем в Зоне это глупость. За счастьем в Зоне надо идти аккуратно и спокойно. Иначе идти нечем будет.
Когда лайнер оторвался от полосы, я дрых. В первый раз за последний месяц спал как ребенок, сам оторвавшийся от сиськи и уложенный мамой в постельку. И ни хрена мне не снилось. Ведь самолет нес меня домой. Там все будет на самом деле.
В Пушкине найти нужный транспорт не проблема. Просто надо знать, кого искать. Молчаливый Фархад, спокойно лузгавший семечки в своей «гарпии», кивнул мне, когда мы с моей ненаглядной и дорогой протопали в пельменную. Ну да, пельменная здесь одна, и если ты в ней, то тебе нужен транспорт. Особенно, если знать, что заказывать.
Фархад плюхнулся за стол позади. Попросил вареников с творогом и наклонился завязать шнурок.
— «Газель-нова», ноль пятьдесят. Через полчаса. Хэт, тебя с последнего раза мечтает увидеть Новиков.
Тоже мне, новость. Новиков постоянно мечтает увидеть кого-то из сталкеров. Все ему не хватает на жизнь.
— Спасибо, Фархад. Как оно вообще?
— Спокойно. Недавно какая-то странная хрень приключилась с Лордом. Он еще не вернулся. Говорят, ушел с каким-то спецназом в Зону.
— Лорд со спецназом?
— Точно тебе говорю. А что с тобой за красота?
— Супруга.
— А. Ну, не хочешь говорить, так не говори. Бывай, Хэт. Деньги оставишь у Сдобного.
— Бывай, Фархад. Спасибо.
Таксисты стучат в полицию. И «чекистам». А другим возить граждан за деньги нельзя. У-ню-ню и по рукам. Так что всегда лучше оставить деньги у Сдобного, тот Фархаду передаст. Зачем такие сложности вообще? Ну, а как еще? Личности сталкеров хорошо известны. Лишний раз попадаться под руку полиции, когда та выполняет план по разнарядке, не стоит. А ребята Фархада гоняют по трассе, контролируемой только отдельным батальоном. Батальон подчиняется кому-то из замов министра и к ним рядовое линейное начальство цепляться не может. Так что в этом случае сталкеров, желающих попасть или выехать из территории у Зоны, обдирают всего один раз.
Можно, конечно, и пешком протопать до Славянки. Только это долго. Зачем? Да и вертолеты тут летают часто, проверяют округу.
— Мы поедем в грузовике?
— В «газельке».
— Не один хрен?
— Нет. В армейском грузовике больше места и трясет не так сильно. Амортизаторы лучше.
Мара замолчала. И правильно сделала. Потому что спорить толку нет. Тем более водитель нашей овощевозки уже заказывал себе кофе и недвусмысленно мотал ключом от задней, надо полагать, открытой двери фургончика. Так оно и оказалось.
Трясло нас не так и долго, а остановка случилась всего одна. И нам даже не пришлось прятаться. Никто фургон не открывал. Водитель вышел, хлопнув дверью. Вот только Мару пришлось успокаивать. Эта дикая кошка явно потянулась за чем-то, спрятанным у нее в куртке. И как только протащила с собой, кто бы мне сказал? И в поезд, и в аэропорт, и в самолет, а? Не женщина, а кладезь сюрпризов. Но все обошлось. И где-то через часок, чуть запачкавшиеся пылью от мешков с картошкой, свеклой и другими корнеплодами, мы благополучно выгрузились точно во внутреннем дворе «Солянки». Моего, если не считать родителей, самого настоящего дома.
Почему «Солянка»? Ну, как говорил сам Сдобный, ее хозяин, традиции надо уважать. А «Борщ» и «Щи» давно заняты. Не «Ухой» же называть? Или там «Буайбесом».
— Халупа… — протянула Мара, выбивая пыль из своей модной юбки. – Натурально халупа.
— Не греши напраслиной, дорогая. Это наш с тобой личный рай для медового месяца.
— Трепло.
Ну, в чем-то она права. Процентов на сто двадцать. Потрепаться – это как меду ложкой зачерпнуть. И съесть, ясное дело. Вприкуску с хлебом, намазанным маслом. И запить горячим чаем. К чему это я? Правильно, к тому, что есть хочется. Тем более, и это полная правда, из кухни тянуло самым прекрасным запахом на свете. Запахом варящихся свежих пельменей.
— Пошли, милая. Буду тебя знакомить с местной аристократией.
Дом, милый дом…
Сдобный приехал откуда-то с Волги. Чуть ли не сразу после того, как все устаканилось и первые бродяги начали топтать Зону. Матерый волчара, сразу показавший клыки кому надо. Не особо молодой и высокий, крепкий, с почти полностью седой головой и повадками серьезного «спеца». В том смысле, что не слесаря или сварщика, а прошедшего серьезную школу обладателя берета какого-то там цвета. Глядя на Сдобного и его спокойное лицо лично я склонялся к мысли о зеленом берете разведки. Почему? Сталкерская чуйка, не более и не менее.
Так вот, приехал себе Сдобный практически в одно лицо. Вернее, как говорили, именно что в одно. При деньгах и с четким пониманием собственного бизнеса. Скупкой и перепродажей таскаемых бродягами из Зоны цацек и артефактов. Некоторые местные оказались таким подходом недовольны. Само собой, как водится, объяснения у нас тут простые и незатейливые. Чаще всего те, кто не смогли доказать свою правоту, начинают работать по чужим условиям. Или их закапывают.
Со Сдобным фокус не прокатил. Ни сразу, ни потом. Лучше бы местные попытались договориться, честное слово. Как Папа Карло. Потому как сперва к Сдобному приехали первые двое. Брат с сестрой. Пикассо и Скопа. Почему сорокалетние дядька с тетей решили именовать себя как вольные бродяги, стало ясно позже. Когда выяснилось, что к Зоне им не привыкать. Также, как и к серьезным образцам огнестрельного вооружения и его пользованию в экстремальных ситуациях. В общем, чего тут огород городить. Никто так и не дознался об их прошлом, но все трое явно в прошлом явно были опытными бродягами. Честными бродягами.
Где-то через месяц к ним присоединились еще трое. Сокол, спокойный и уверенный в себе белобрысый крепыш с явственно проглядываемыми ментальными погонами на плечах. И две огроменные оглобли, Казак и Барин. И тут Сдобный открыл свой второй бизнес. Зондер-команда из пяти ветеранов начала работать службой спасения для попавших в беду ребят. Процент Сдобный всегда брал один и тот же, не самый большой, но и вполне нормальный. И бизнес пошел. Тем более, что за цацки, таскаемые из-за Периметра он платил честно и полностью. Без обмана.
А «Солянка» как-то сама собой стала частью нашего общего куска спокойной жизни. Куском, наполненным всем необходимым. Спиртным, красивыми девочками и вкусной домашней кухней. И гостиницей на втором этаже, где селились многие, в том числе и я.
— Здравствуй, Хэт, — Сокол, покачиваясь выбрался на крыльцо черного хода, — давненько не виделись. Тьфу ты, и вам здравствуйте, красавица. Ты бы, Хэт, предупредил, что ли. Мол, что ты тут не один.
— А мы уже уходим, да, дорогой? – мило проворковала Мара, беря меня под локоток. – Правда ведь?
— Конечно.
И мы пошли внутрь. Туда, куда мне так сильно хотелось вернуться. Вот только не совсем таким образом. Но уж как вышло, так вышло.
Первым, вернее, первой, если не считать Сокола, решившего наплевать на удобства бара, оказалась Ириш. Как и всегда красивая, подтянутая и вообще. Мне ее «вообще» очень нравились. Что верхние, что нижние. И она, меркантильная зараза, прекрасно это понимала. Не счесть дукатов, потраченных на ее блажи и пожелания, чего уж там. Но Ириш хотела постоянства и уехать. Причем с кем-то постоянным. Что лично мне как-тоне особо нравилось. О чем и сообщил, вслед за чем и расстались.
Но даже факт расставания с вполне приличным сроком, не меньше целого месяца, не помешал ей фыркнуть вслед и что-то там по-женски заявить насчет Мары. Моя попутчица даже не обернулась. Просто ткнула назад ножкой. Воткнув каблук точно в какое-то больнющее место. Так что следующим нас встретил уже хозяин. Сам. Лично. Откликнувшись на вой хнычущий Ириш, сидевшей на ступеньке лестницы, ведущей наверх.
— Так… — Сдобный вздохнул. – Прямо и не знаю, что сказать.
— Здравствуй, Сдобный.
— И тебе не хворать, Хэт. Давай-ка, для начала, познакомь меня с твоей спутницей.
— Мара, это Сдобный. Сдобный, это Мара. Очень приятно… в данной ситуации подходит. А, да, забыл сказать. Это моя супруга.
Ириш на ступеньке зашипела. Как чайник. Или как кошка.
— О как… Рад познакомиться, Мара. Интересное имя. Если с любезностями покончено, разъясните мне, почему одна из моих самых любимых в народе танцовщиц сидит и заливается горючими слезами боли. Или теперь, после твоего Хэт, громоподобного заявления, в ход пошли и слезы горя, смешивающиеся с раскаяньем и стонущей жадностью?
— Она сказала, что у меня жопа жирная и ноги кривые, — радостно хлопая глазами улыбнулась Мара, — это же обидно. Каждая девчонка знает.
— Ну да… — Сдобный пожевал нижнюю губу. Есть у него такая некрасивая привычка. – Ириш, хорош заливаться. Нога работает? Ну и хорошо. Хэт, выпишешь даме премию за свой счет.
— Хорошо.
— Разрешаю не прямо сейчас.
— Спасибо.
— Совершенно чудесно. А теперь, молодожены, прошу за мной. Думаю, есть о чем поговорить. Да?
Старый пес, как всегда, зрил в корень. Чего-чего, а понимания жизни ему не занимать. А ведь поговорить с умным человеком, чего уж там, иногда лучше хорошей выпивки. Или даже, хотя и редко, хорошей женщины.
Сам бар встретил тем, за что его и любили. Компанией, музыкой, едой, выпивкой и девочками. Хотя последнее мне и не светило. При всем желании и возможностях. Да и тех, в смысле возможностей, кот наплакал.
— Здорово, бродяга! – Урфин помахал стаканом с пивом. Пиво пролилось прямо на макушку Лысого. Лысый, раскинув по столешнице свои дреды, никак не отреагировал.
— Давно гуляют?
Сдобный поморщился:
— Пятый день. Как с цепи сорвались и в себя приходить не собираются. Говорят, их возле Зеленого фонтана чуть Серая слизь не схарчила. А все потому, что никакого внимания на предупреждение Рыси не обратили.
— Рысь дурного не посоветует, дорогая, — с важным видом я изрек мудрость и поднял вверх палец. Указательный, само собой. – В любой ситуации слушай Рысь.
— Ну-ну…
Сдобный улыбнулся.
— Ну, вообще да. Рысь дурного не посоветует. Хотя сейчас снова там.
— Где? – удивилась Мара.
— В Зоне.
Мара замолчала. Ну, а как еще? Ведь ежу понятно, что здесь «там» может означать только нашу кормилицу.
— Слушай, Хэт, — пробурчал Мумий, зацепив меня за карман на куртке, — тебя Новиков искал. А, да, здорово.
— И тебе не хворать, Мумий. Спасибо. Новиков постоянно кого-то ищет.
— Ну, смотри. – Мумий побрел куда-то дальше.
— Садитесь вон туда, в уголок. – Сдобный лично проводил к столу. – Присаживайтесь, передам на кухню пожелания. Хэт, заберешь, короче. А, да, пока выбираете чего поесть, напитки. Тебе как обычно?
— Да. А моей ненаглядной «Кровавую Мэри». А лучше две. Дорогая, меня так умиляет твоя любовь к этому простому коктейлю и вообще, к помидорному соку…
Сдобный кивнул и отправился к стойке. Он сам любил постоять, посмотреть, поговорить. Правильно поступает, что сказать. Пьяный такого наговорит, что потом сам удивится. А информация, правильно, это власть.
— А ты наблюдательная сволочь, — протянула Мара, — Кровавая Мэри, значит?
Ну, а что? Вам милая моя, причитается за пинок по моему боку. Не любите помидорный сок? Пейте его с водкой. Пусть вам станет еще более неприятно.
— Ты с той кошелкой спал? – поинтересовалась «супруга». – Ни вкуса, ни чего другого. Мне с тобой даже в одной комнате оставаться боязно. Мало ли вдруг ты от нее чего подцепил?
— Слушай…
— Попробуй удивить меня и заставить тебя слушать. Вся внимание.
Глупый разговор. Последний раз так в школе общался. С девочкой, что сильно нравилась.
— Хватит.
Она смогла меня удивить.
— Хорошо. Только за, дорогой. Особенно если ты закажешь ирландский виски, и на этом успокоишься. И, кстати, что имелось ввиду под «как обычно»? Ты таким образом лад что-то понять?
— Да нет… это как раз и есть ирландский виски.
— С возвращением, бродяга, — Сдобный поставил бутылку «Джеймиссон» и две чистых стакана. – Коктейли сейчас принесут.
— Лучше еще стаканчик. Чистый. Женщины, они же такие ветреные.
— Ну да… — Сдобный махнул рукой. Как ни странно, его поняли. Наверное, у него здесь разработана своя система сигналов. Пальцами в одну сторону – несите водку, клиенту все равно, пальцами в другую – срочно необходим горячий и сладкий чай. Интересно, а средний палец что означает?
— Ты не говорил про свадьбу, уезжая. – Сдобный, хитро щурясь, смотрел мне в переносицу. – Совсем не говорил.
— Такое бывает, — ладонь у Мары оказалась сухой и горячей. И бархатистой, очень даже приятно бархатистой. Молодец, даже не вздрогнула. – Случайно встретились. В парке.
— Да ты что?
— Да. – Моя «супруга» явно растапливала сердце седого Сдобного. – В тире. Я победила. Выбила сто из ста.
— Непорядок, — прохрипел над ухом практически незаметно подобравшийся Полоскун, — это, брати-ик-ишка, непорядок. Здорово, мелочь пузатая!
— Вот блин… — Сдобный встал, подхватив Полоскуна. – Отдыхайте, попозже подойду, потрещим.
Полоскуна уважают. Он из Зоны Че, ветеран по самое не балуй, как его не уважать. Жаль старика. Спивается, медленно и верно. А так как его все уважают, то сейчас Сдобный и потащит его на себе в небольшой чуланчик за кухней. И уложит спать, на мешки с картошкой. Но очень уважительно.
Янтарь ирландского побежал по стенке стакана. Ирландия, это вам не абы что. Это красота и все оттенки зелени. Это волынка и темный портер. Это рыжеволосые красотки и виски с местных винокурен. Пафосно, конечно, но именно так. И если пьешь ирландское, то обязательно янтарь должен лениво стекать, бежать или струиться. А литься в стакан – прерогатива водки.
— Ты еще понюхай, лизни из стакана и помурчи, — Мара прыснула, — вылитый кот с валерьянкой.
— Да ну тебя… — клеверно-изумрудное видение рассеялось. И все из-за одной совершенно не романтичной убивицы.
— Ладно… — она протянула свой стакан. – С приездом.
Угу, с приездом. И именно в этот момент, вспомнив Маздая, принял решение. Окончательное и бесповоротное. Закончу дело, верну деньги и уеду в Ирландию. В Дублин, например.
— Веселое место, — Мара оглядывалась, явно находясь в своей тарелке и ничуть ничего не смущаясь, — мне нравится.
— Искренне рад.
Ну, а чего не радоваться-то? И наплевать, что одно из самых любимых мест моей жизни выглядит как декорация к не самому лучшему фильму. Какая разница? Здесь чертовски клево. И никаких гвоздей.
Дым коромыслом? В углу кто-то щупает довольно визжащую го-го? За соседним столом пьют с выражением «атыменяуважаешь» и уже готовятся бить морды друг другу? Из колонок ревут гитары полувековой давности? На шесте наворачивает акробатику дева в одних стрингах из кристаллов Сваровски? Не, а чего? Мило. Уютно. Просто и по-домашнему, больше никак и не скажешь.
Криво прикрученная светомузыка в углу, запах мяса, жареного мяса, вареного и тушеного мяса, тяжело-спиртового разного происхождения, пота, табака и сигарет, пьяные разговоры за жизнь, Зону, жизнь в Зоне и Зону в жизни. Сборище поганцев, бродяг, опасных личностей, корыстных негодяев и крайне душевных личностей со склонностью к философии. То, что мне надо. Да-да, так и есть.
Сбоку резались в карты. В дурнющий и мало кому понятный голландский похер. С покером игра если и имела общие корни, то явно в виде самих карт, не более. А с Голландией и того меньше. Играли, как ни странно, на деньги. Чума, Бес и Паук. Парни меня не особо любили, и я не видел ни единственного повода отвечать им противоположным чувством. Лишь бы не мешали сидеть и есть.
Чуть дальше, очень увлеченно и с чувством, вешал лапшу на уши Дикой. Дикой, если уж честно, промышлял по самому краю Периметра. Таскал «чечевицы» на сувениры, приносил мешки с крошкой Стеклянного поля, обклеивая ими черепа, найденные на кладбищах. Не самый доходный бизнес, зато почти безопасный. Черепа он обычно выдавал за жертв «стекляшки», наклеивая брызги осколков вкривь и вкось.
Лапша равномерно качалась на ушах пятерки туристов, явно намеревающихся в Зону с таким вот героическим проводником. Сидевшие за спиной Дикого Шеф и Бульба только улыбались, но не вмешивались. Дикой, может, и так себе сталкер… но свой.
Вокруг шеста наяривала параболы и прочие окружности, заметно привлекающие взгляд, Милашка. Милашка, при всем создаваемом ей вихре из длиннющих тонких ног, копны светлых волос и радостно подпрыгивающих верхних полушарий, работала на результат. Результатом, как показалось, должен стать один из туристов, временами чуть не теряющий собственную отваливающуюся челюсть. Ну, да, девочки здесь такие, старательно добиваются чего хотят.
Как ни странно, но у стены совершенно не обращал внимания на старающуюся Милашку кто-то из плохо знакомых бродяг. То ли Финн, то ли Швед. То не суть, короче. Этот с очень умным видом ковырялся в коммуникаторе, судя по шевелившимся губам – читая. Что сказать… каждому свои понятия о библиотеках или читальных залах.
— И вот эти вот рожи и есть крутые сталкеры? – поинтересовалась Мара. – Как-то прямо не верится. Хотя… если посмотреть на тебя, к примеру.
Затеять новый ненужный спор не дал кто-то с кухни, всем видом зовущий меня за самой вкусной едой в мире. За пельменями. За местными пельменями с фаршем из трех сортов мяса, политых маслом и приправленных сметаной, посыпанных мелко крошенным зеленым луком и вообще, просто произведением искусства. Как полагается, к пельменям в пристяжку шли две стопки перцовки. Ну, не с виски же в качестве стременной их потреблять, не находите?
Вообще, если разбираться, пельмень есть произведение искусства. Да-да, по-мещански, но именно так. Понятно, что у каждого своя шкала искусства и уж тем более, его произведений. Но обычный пельмень и красивая женская задница явно ими являются. И относиться к ним надо соответственно. Хотя сейчас речь только об одном. О пельменях.
Не надо торопиться поливать его буржуйским кетчупом. Не надо ляпать на него сверху маянезик и, адски урча, кидаться пожирать. И уж ни в коем случае не стоит пользоваться соевым азиатским соусом. Для русского пельменя все это противопоказано. Только сливочное масло и сметана, только хардкор.
И не тыкайте вы в него вилкой и не старайтесь располовинить ножом. Это произведение искусства, его надо оценивать целиком. Дождаться, пока подостынет, перестанет парить и начнет неуловимо и безумно вкусно пахнуть начинкой. Дождались? Вот тогда берите эту самую перцовку, поддевайте, не разрывая теста, пельмень и, хлопнув рюмашку, нежно и аккуратно, кладите пельмешек в рот. И, прямо как с женщиной, осторожно и ласково, кусайте, упивайтесь теплым соком, чувствуйте, как растопленное масло придает мясу еще больше вкуса, как…
— Новиков! Так же нечестно. Ты своей кислой физиономией весь аппетит отбил.
Старший инспектор МВД отдельного подразделения Периметра, майор Новиков, довольно улыбнулся. Если в его случае можно говорить и про улыбку и про довольную. С его-то постной рожей ни то, ни другое, никак не вяжется.
Не один? Конечно, один никуда не ходит. Троица опричников, не скрывая оружия, уселась чуть подальше. Новиков и его гоблины, о как. Видно персона Хэта для чего-то ему и впрямь нужна.
— Мельников, охолони. – Майор закурил. – Рад видеть тебя живым. Хотя вас, поганцев, порой и запоминать не хочется. Так часто вы дохнете.
— У меня вредная работа. Тяжести, погрузчики, стеллажи…
Мара погладила меня по руке. Новиков хмыкнул. Хмыкать он умел разнообразно. Некоторые «хмыки» действовали на матерых ветеранов также отрезвляюще, как ствол, приставленный к голове. Другие заставляли пересмотреть свое отношение к нарушению законов. А от совсем редких, говорили и про такие, хотелось вернуться к маме и снова пойти учиться в школу.
По всем документам сталкер Хэт, в миру Владимир Мельников, работал логистом в небольшой фирмешке неподалеку от «Солянки». Нет, а как еще? Зона, если уж серьезно, в некоторых смыслах режимный объект. Шастать по ней за просто так не получиться. И торчать рядом, постоянно, нигде как бы не работая, сложновато. Особенно если ты не местный житель или беженец с Питера.
— Допустим, — Новиков затянулся, прищурясь и рассматривая меня точь-в-точь, как через микроскоп, — допустим, что работа у тебя тяжелая. Хотя на кой хрен ты мне заливаешь, не понимаю. И вообще, бескультурщина, ты меня даме бы представил.
И действительно. Думаю, до вечера моей как бы супруге обеспечено такое количество мужского внимания, какого ей вряд ли когда представлялось. Даже целый майор вот желает познакомиться.
— Мара, — моя «убивашка» протянула руку, — Мара Мельникова.
— Очень приятно… — Новиков аккуратно пожал ее вполне твердую ладошку, где набитые костяшки даже и не думали прятаться. – Приятно удивлен желанию этого товарища остепениться. Вы тоже работаете в сфере погрузок и перевозок, если не секрет?
— Нет. Я тренер по кик-боксингу. Любите кик-боксинг?
— Нет. Люблю боевое самбо. – Новиков кивнул, туша сигарету. И занялся своей самой мерзкой привычкой. Выпотрошил фильтр, автоматически, не глядя, и сотворил из него цветочек. Как-то раз, когда он меня в очередной раз окучивал на предмет ходок сами знаете куда, к концу разговора в пепельнице лежал целый букет.
— Ладно… Мельников, есть разговор. Не здесь.
— Хотите прогуляться при лунном свете?
— Не смешно. Хотя, Мельников, если вспоминать именно этот ретро-фильм, то ты как раз подходишь под выражение из него.
— Какое?
— Про умного ниггера. Одного из десяти тысяч. Хваткого, преданного и умного. Вот эти… — Новиков, не смущаясь, ткнул пальцем на все также резавшихся в похер. – Не такие. Вставай, пойдем на улицу. Красавица Мара, с вашего позволения. И ненадолго. Не возражаете?
— Бить его не будете?
— Да пока не за что.
Ребята за соседними столами хмурились и играли желваками. Сдобный, смотревший за стойкой новости, смотрел недовольно и немного встревоженно. Но цапаться с полицией просто так явно не стоило.
— Пельмени остынут. Совсем.
Новиков вздохнул.
— Новые закажешь. Вам, складским работникам, автослесарям и прочим пролетариям очень даже неплохо здесь платят, насколько мне известно.
Ясное дело, что «здесь» Новиков подчеркнул особо, с выражением.
На улице хмурилось и крапало. Обычная и привычная погода. Можно сказать, родная. Тучи нависали тяжело, прям как не смытая на ночь тушь у подпивших сдобновских девочек.
— Мельников, — майор снова закурил, — зачем оно тебе надо, если честно?
Психолог, мать его ети.
— Майор… Вы же давно можете перевестись отсюда в Столицу. Ну, как мне кажется.
Новиков кивнул, явно соглашаясь.
— Подловил, думаешь?
— Думаю, что да.
— Хорошо… — Новиков курил, как и обычно – жадно, в несколько затяжек. – Мне здесь нравится. Я тебя понял, Хэт.
— Что у вас за дело?
Трое, нависавшие позади, ощутимо отошли дальше. А ведь майор даже и не посмотрел в их сторону.
— Что ты знаешь про Триггер?
Во беда… Триггер. Что знаю про Триггер? Да ничего не знаю. Знаю, что Лорд его ищет. Причем постоянно. А Лорд, как известно, человек упрямый. И еще он ушел в Зону, со спецназом.
— Не заливай, Мельников.
— Да нечего мне заливать, майор. Вроде есть, вроде что-то там он исполняет. Чуть ли не любое желание. Так ведь оно везде. В любой Зоне есть легенда про Монолит, Золотой шар или что-то похожее.
— Лорд не рассказывал про его местонахождение?
Во дает, а?!
— Майор, Лорд в барах не сидит. Он если выпивает-закусывает, то на накрахмаленных скатертях и чуть ли не под симфонический оркестр. Этораньше «Борщ с пампушками» его домом был. И я с ним очень плохо знаком. Вот Фукс, мягкой ему травы на острове Яблок, его вроде знал хорошо. Только где он, Фукс?
Фукса съели мурены. Одного из первых, кто их встретил в ходке. Такие дела.
— А мне говорили немного иначе. Ну, положим, я тебе поверил. Но, Мельников…
— Да, майор?
— Узнаю, что обманул, накажу. А что за барышня?
— Жена. Из-за нее уезжал. Думаю, вообще уехать. Сделаю ей небольшое сафари и рвану к чертовой матери.
— Экстремалка?
— Типа того.
— Ясно. Мельников?
— Да, майор?
— Ты на самом деле немного другой. Не стань таким, как многие. Не становись вне законов.
— Законов?
Новиков накинул капюшон куртки.
— Законы есть разные. Написанные людьми и просто человеческие. Не верю я в твою свадьбу. Опять попрешься в Зону ради денег, и все.
Майор пошел к служебному «Комбату». Троица двинулась следом. Странный человек Новиков. Чего хотел? А ведь, давайте честно, он мог бы сейчас многое понять. Ума ему не занимать. Или он что-то знает? Да ну к лешему.
Внутри царила тишина. Бар молчал. Сдобный сидел напротив любителя гаджетов. Почему-то прямо за ним стоял Казак, а Барин подпирал стенку тоже неподалеку. Моя «дорогая» увлеченно доедала пельмени, плюя на всех и вся.
— Финн… — Сдобный кивнул, увидев меня. – Некрасиво так поступать.
А, все-таки Финн, не Швед.
— Как?
— Своих сдавать нехорошо. Наказуемо. Барин, пропиши ему.
Сто-десяти-килограммовый Барин нехотя отлепился от стенки и прописал. Леща, да такого, что зазвенело. А Финн никак и не отреагировал. Только вжал голову в плечи.
— Что и следовало доказать. – Сдобный поднялся. – Не мог Новиков так быстро появиться. А в руках что-то крутил только ты. Сюда больше не приходи.
Финн убрался быстро. И стараясь быть незаметным. Прописывать ему от себя не стал. Ну его. И вообще, даже остывшие пельмени заставили желудок радостно сжаться. Лови день, завтра может и не быть.
Дела прошлые-2
Вывеска подрагивала, поскрипывала в ритм ветру. А тот дул что-то совсем неприлично. Неимоверно издевательски дул сегодня ветер. С залива, судя по еле заметному запаху соли.
После Прорыва чаще всего несло не морем. Пахло остатками гари и трупами. Позже прибавилась тяжелая гуща болот, сырость появившихся провалов в подземелье Питера. Ну и, чего уж там, временами остро и дразняще вклинивались сгоревший порох и железная сладость пролитой крови.
Самая окраина, казалось бы, ну-ну. Окажись рядом кто из военных, они бы нам показали «окраина».
Вообще, если уж честно, какого-то общего и понятного деления Зоны СПб нет. Да, она ограничивается КАД-ом. Ну и что? Обзывают ее владения все по-разному. Моя личная картография включала в себя Первое, Второе и Третье кольцо. И, вот ведь, если накладывать на карту, то граница Третьего выпирала аж к самому Парголово. Почему?
Потому как не километрами едиными стоит мерять и делить Зону. Нет, понимать ее размеры можно, и нужно, совершенно иными формами измерения. Теми, что просто так на карту, электронную, пластиковую или бумажную, не нанесешь.
Количеством пройденных шагов – запросто. Шаги ж здесь, в Зоне, не такие, как за Периметром. Это там вы можете себе позволить идти прямо, налево или направо, да хотя назад приставным шагом. Не задумываясь, и стараясь не наступить только в лужу или в собачье дерьмо. Зона такого не позволяет.
Прежде, чем сделать шаг, особенно, начиная со Второго круга, стоит проверить, взвесить, прикинуть… и только потом обойти опасное место. По-другому никак, если жизнь и здоровье дороги.
Вот, к примеру, сейчас… Ну, казалось бы, чего тут такого? Ничего, окраина города, не более. Метро Пролетарская. Хотя, кто знает, питерские могли ее называть и просто Пролетаркой. Сейчас вообще модно сокращать все, что можно сократить. Ну, тяжело даже не языком, пальцами пошевелить, по клаве или сенсору пробежаться.
Круглая завалившаяся блямба станции, трамвайные пути с навсегда замершей пластиков-стеклянной гусеницей 631-го трамвая Усть-Катавского завода. Ретро не трамвай. А ведь к моменту Прорыва был инновационным и модным, внедряемым к чемпионату мира по футболу. Я-то был маленьким, но помню, как хохотал отец, наблюдая нахмурившегося сурового и усатого дядьку на экране плазмы. Это сейчас, даже не копаясь в исторических сайтах, могу точно сказать: бацЪка истово негодовал из-за отказа белорусской «Метелице». Беда прям.
Так вот, чего это про трамвай-то? Да все просто. Как пример, смотрите.
Там, за Периметром, проще сказать: да тебе сто метров до метро. А здесь не так. Здесь мне и Урфину, пошедшему со мной компаньоном, надо: пройти десять шагов по прямой от трамвая к метро и потом еще десять на два часа. И остановиться, осмотреться. Невелика разница при разговоре, да уж. В реале разница велика.
Первое: трамвай аномальный. Почему? Здесь прошлась первая волна великой Серой слизи, спящей под Питером. Как это понять? Любое органическое соединение она пожирает, растворяет и включает в себя. От человека в лучшем случае остаются металлические пуговицы, клепки и молнии. Пластик слизь потребляет за милу душу. И от трамвайки, наполовину сделанного из пластика, должен остаться металл огрызка и битое крошево стекол. А вот шиш. Вон он, полностью целый.
Второе: почему надо осматриваться после десяти шагов? Потому что на гравии, оставшемся от асфальта после слизи, навалена огромная куча металлических стоек, стенок, профилированных листов и прочей байды от всех киосков на пятачке. А это опасно. Само по себе оно же никак не появится, верно?
А какого ляда мы приперлись сюда на пару с Урфином? Ну, как вам сказать? По нормальным сталкерским надобностям. Найти что плохо лежит и убраться за Периметр, срубив бабла. Конкретно в данном случае нам надо на ту сторону. Во-о-он там, за второй линией трамвайных путей и за той самой грудой металлолома лежит наша цель. Или стоит? Наверное, стоит.
Дом номер двести двадцать семь по проспекту Обороны, корпус два. Квартира… ага, так и сказал. Мне эта инфа стоила немало в дойч-марках, между прочим. Другое дело, что оно того стоило. Если выгорит.
Многие ювелиры старой закалки не доверяют банкам. Или сейфам в арендуемых помещениях. Скажем так… сложно их не понять. И не стоит удивляться, что у кого-то из этой братии сейф есть дома. И именно такой милый малыш, «триста шестой» от «Кросны» ждал меня и негаданного напарника впереди. По этой причине и пришлось его брать. Урфина, в смысле. Тащить сейф – неудобно и опасно. Комбинации нет. Переть автоген – глупо. А вот использовать интересную газовую смесь, изобретенную ребятками Грека – самое оно то. Черт его знает, что входило в ее состав, но способ действия мне нравился.
Самое главное в случае ее применения, как легко догадаться, найти отверстие для газа. Потом подключить гибкую металлическую трубку, открыть вентиль на баллоне и ждать. Только фишка тут такая… баллонов, на провсякий случай, следует тащить две штуки. Вот потому со мной и пошел Урфин.
А ветер, понимаешь, выл и скрипел плохо закрепленной вывеской. Этакой смешной вывеской, сделанной в стиле «ретро». «Магазин №…». О как. И пахло морем, если не обманывали фильтры респиратора у маски. Чем там пахло Урфину, не знаю. Ему, судя по всему, пахло не так умиротворяюще, потому как ствол его «АН» так и рыскал во все стороны. Ну, он ветеран, года полтора здесь ходит, знает, когда может что-то пойти не так. Да и сообщение от Рыси на Стене говорило четко и ясно: на Обуховской пропали три бродяги. А Рысь плохого не посоветует.
Это точно. Про Рысь знала даже такая зеленая сопля, как я.
— Хэт? – Урфин сдвинулся чуть вбок.
— А?
— У тебя с собой бронебойные есть?
А то, уважаемый ветеран, конечно есть. Уже научили, что стоит брать с собой минимум один магазин. В смысле, если идешь во Второе кольцо. Про кого-про кого, а про здоровяков услышал раньше, чем мне рассказали про «калитки» в Зону.
— А, ты уже магазин поменял? Растешь, душок. Давай-ка иди первым. А я тебя прикрою.
Обижаться и качать права будем потом. Раз уж мне выпало найти адресок, то ведомый тут Урфин. Но спорить себе дороже. Мне этот сейф нужен позарез. Очень нужен. Пусть ветеран прикроет, не обломаюсь. Потом обломаю ему что-нито, когда тяжело-спиртовое употреблять в «Борще с пампушками» станем. Или в недавно открывшейся «Солянке».
Ветер тонко взвыл, подняв пыль. Где прошла Серая слизь пыли всегда предостаточно. Такая уж у нее особенность, оставлять после себя практически пустыню. Серо-белую городскую Сахару посреди Питера. Сальвадору Дали понравилось бы, зуб даю.
Не нравится мне вон тот кусок впереди. Очень не нравится. Что-то в нем не то. И воздух вроде не мерцает теплом. И не тянет странными запахами. И вообще, кусок как кусок. Гравий от асфальта, бетонные прямоугольники бордюров, торчащие грязно-белыми зубами, отброшенный Слизью, прущей снизу, люк, ржавый и с еле заметными буквами. Даже не ГУП чего-то там времен первого Темнейшего. А вообще – ЖКХ города Ленинграда. Винтажная ржавая хрень, ага.
Надо же, Слизь не добралась до двух деревьев у первого дома. Липы, что ли? Да откуда здесь липы-то? Среднестатистическое городское дерево, во-во. Помесь бульдога с носорогом, растущее, казалось, само по себе. И с моим любимым представителем фауны. С жирной черной каркалкой, задумчиво смотрящей прямо на меня. Твою-то мать. Ненавижу ворон.
КПК моргнул зеленой волной, прогнав пару крохотных волн перед собой. Мол, хозяин дорогой, нет тут опасностей. Прямо так и нет? Чего-то не верится, если честно. Где мои колечки?
Урфин молчал. Наушники передавали только его сосредоточенное сопение. Правильно. Ни один бродяга не станет мешать ведомому, прокладывающему путь. Если сталкер застрял на месте и старательно обнюхивает полянку с одуванчиками, значит, так надо. А то, делов-то, шагнул, а одуванчики обернулись псевдо-шершнями и схарчили тебя запросто так.
Колечко, затрепетав поднятой вверх марлей, шлепнулось в десяти шагах впереди. Второе легло чуть дальше. Третье приземлилось уже за двадцать от меня. И ничего. Никаких тебе непонятных возмущений, всплесков термальных волн, искр спрятавшихся «бенгалок», мгновенно проседающей гравийной воронки от «капкана». Ничего.
— Я иду.
— Давай.
Урфин за спиной чуть слышно лязгнул карабином ремня. Сместился в бок, чтобы, если что не так, не задеть меня. Копать-колотить, трогательно.
Ну, начнем, памятуя о Ктулху, глобальном потеплении и пупке Ириш. Ктулху, конечно, вряд ли проснется, глобальное потепление не остановить, а вот пупок у Ириш хорош. Ради возможности его увидеть мне даже стоит постараться вернуться. Хотя, конечно, это не главное.
Сколько раз вот так шагал вперед, даже живя за Периметром чуть больше полугода? Да раз сорок-пятьдесят, не меньше. И каждый раз, как в первый. Делаешь этот самый шаг, стараясь и поставить ногу уверенно и, одновременно, не желая этого. Даже пальцы в ботинке сжимаются, чуть не превращая стельку в гармошку, потея и подрагивая. До того, мать его, это страшно.
Особенно если видел, что порой преподносит такой вот шаг. Когда, раскрываясь нелепо прекрасным рыжим цветком, поблескивающим огненными искрами, сжимается вокруг бедолаги «конфорка». Или, плеснув во все стороны красным, но совсем не борщом, гостеприимно приветствует бродягу-жадину затаившаяся и только вот-вот дрогнувшая в воздухе адова «микроволновка». Или сжимаешься за любой защитой, хотя бы и своим собственным рюкзаком, прячась от остатков товарища-компаньона и прочего содержимого «фейерверка», дождавшегося гостей.
Так что не надо судить строго Хэта, не любящего все вот эти первые шаги. Хэту есть что вспомнить и чего опасаться. Всех денег не заработать. А восстановленные куски тела, говорят, работают исправно. Даже самые сложные. Но один хрен, это протезы, а не твои любимые пальцы правой ноги, коленки или даже… Ну, вы поняли.
Первые три шага дались легко. Чуть хрустел гравий и морем тянуло уж совсем неодолимо. Да знаю, знаю, что не может этого быть. После Прорыва залив пока так и не восстановился, и не само-очистился до конца. И гнили в нем столько, что морем пахнуть не может. Но ведь хотелось верить, понимаете?
Так… четвертый, пя-я-я-тый… все в норме?
Да ни хрена. Не зря тут лежал металлолом. Это точно.
Чуть выше меня и пониже Урфина. Хотя в ширину такой же, как в высоту. Обтрепанные остатки фирменного комбинезона «Ленты» и трогательная, малыш же стесняется своей рожицы, ткань с дырками на криво-шишкастой голове. Отличается умом, сообразительность и поразительной склонностью к импровизации. В смысле, любого доступного предмета в качестве оружия. И родственник здоровяку и Красным мутантам. И кто у нас эта прекрасная личность?
Верно. Партизан. Городской, бля. Сейчас выросший как из-под земли, с куском стальной трубы и треугольником дорожного знака, приваренной к ней. Твою мать, а я только успел, что поднять ствол.
Ох ты ж… Венди, я умею летать! И ни хрена не Питер Пен.
Взмах знаком пропустил, честно. Момент удара… тоже. Только и осталось наблюдать за собственными ногами, взлетевшими выше головы, трещиной на щитке забрала и приближающейся, донельзя довольной и перекатывающейся всеми цветами радуги «микроволновке». Не зря мне тут все не нравилось.[/i]