Научно-фантастическая поэзия

Научно-фантастическая поэзия – на мой взгляд, явление почти противоеестественное. Однако на Западе есть даже ее антологии.

Однажды, переводя для «Иностранной литературы» весьма интересные стихи корнуэльского поэта Д. М. Томаса, я образец такой поэзии перевел. Печатать не стал – оставил так, для интереса.

Д. М. Томас – переводчик Пушкина и Ахматовой, кстати, дописавший три неоконченных произведения Пушкина – см. их русские переводы, выполненные Г. Яропольским.

Вдруг у Фантлаба интерес как раз возникнет?

ДОНАЛЬД МАЙКЛ ТОМАС

(р. 1935)

МИССИОНЕР

Посадка трудною была, Грасуд.

Мой крохотный челнок исхлестан был

высокой радиацией и пылью,

не говоря уже о том, что я

чуть не изжарился, поскольку мой

теплозащитный слой пошел насмарку.

Потом настали холод, тишина

средь горных склонов, кедров и того,

что здесь аборигены называют

сугробами. Затем

я молча совершил все то, что я

сумел бы сделать даже и во сне –

я от телесной оболочки

свой дух привычно отделил, потом

я спрятал тело вместе с челноком

под колпаком нейтринного экрана,

а сверху снегу набросал.

Я посмотрел на небо: наверху

корабль межзвездный уходил, скользя

по небесам, как некая звезда

стремясь на запад, к новым рубежам.

Как было это тягостно, Грасуд!

Я был один. Прощай, прощай, Лагаш!

И Теремон – прощай! Друзья, прощайте!

(Ни огонька, ни шороха кругом).

Я медленно, мучительно спустился

к селенью.

Был мрачен дух мой, он затосковал

не только по друзьям, но и по телу,

к которому привык. Поверь, Грасуд,

я мужества едва не потерял.

Возможно, только годы тренировки

меня вперед заставили идти.

Я заходил в дома, в харчевни

и, после долгих поисков, нашел

то, что искал: беременное чрево,

в которое вошел, и заменил

собой зародыш, – правда, не без боли.

Как темен и как тесен этот мир,

особенно, когда припомнишь наши

шесть ярких солнц!

Да что там! Даже космос мне казался

сверкающим вместилищем Сверхновых.

Но я к своей задаче приступил.

Мне было очень трудно с углеродом,

который даже сравнивать нельзя

с привычной нам искусственною плотью.

Конечно, время шло, и я родился.

И мне на человеческих ногах

уже стоять естественным казалось

как дома у себя, на Вардаане.

Но к этим трудностям привыкнув, я

куда как большую познал беду:

прошли года, я проповеди начал,

но сеял семена в дурную почву, –

покуда я

народу говорил обиняками

о наших изумительных дворцах,

о славе, о содружестве великом,

о царствии, в котором, может быть,

они занять сумеют место –

туземцы преспокойно

все так лгали, так же убивали,

блудили так же... О, как часто я,

Грасуд, себя поддерживал лишь тем,

что пред полетом говорил нам Врак:

«Вам суждено переустроить мир».

То были времена, когда у нас

еще в ушах не отгремела новость

о трех цивилизованных планетах,

открытых в отдаленных областях...

И Врак призвал к себе тогда троих

и нам сказал:

«Торин, Лагаш и Теремон!» – я помню,

он говорил! «Я посылаю вас.

Вы молоды, но ваша цель ясна.

Вы понесете биопросвещенье

народам новым!» – он сказал. И вновь:

«Вы можете переустроить мир!»

Вот так, Грасуд, трудился я. В конце

я, к сожалению, перестарался.

Уже довольно скоро должен был

корабль за мной вернуться. Но, увы,

туземцы не послушали меня...

Короче говоря, меня распяли.

Я их любил, поверишь ли, Грасуд,

но так уж вышли – взяли и распяли...

Как было горько на пути обратном

мне слушать, как Лагаш и Теремон

отчитывались о своих победах...

Что говорить мне Врак? Он обещает

еще одну возможность мне. Конечно,

не здесь, а на другой планете.

«Задержка» – он не говорит «заминка»

или «провал», – туземного развитья,

когда возможен был бы наш контакт

уже прямой, – должна сказать: не стоит

попыток делать здесь, – должно пройти

еще хотя бы пять тысячелетий.

Тем временем, он говорит, возможно,

что некоторые мои слова

дадут, быть может, всходы на планете...

Он очень добр! Он говорит: Торин,

забудь об этом, отдохни пока

на солнечном Атаре... Ах, забыть!

Как мне забыть, когда в глаза друзей

я со стыда и глянуть не могу!

Перевод с английского Е. Витковского

Есть серьезные основания думать, что написана поэмка под влиянием «Петли гистерезиса» Ильи ВАршавского: ТОмас прекрасно знает русский язык.