О русской душе кто только не писал. Про её умение чувствовать красоту и поклоняться истине, стоя уже на краю пропасти, в которую и заглядывать страшно: слишком безнадежно далеко и грязно её дно.
Бережнее и точнее других, наверное, Достоевский. Слова в его руках, как брошенные зверьки, отогревшись в сердечной за них тревоге, вырастали в добрые и славные знамения. Срывались в долгий, единый полёт по нагим и бескрайним степям России. Отражались в глазах сострадающих стариков, лечащих взглядом. Кто мы? Что мы?.. Зачем?..
Перемалывая эти вопросы, жила деревня большая и маленькая. Дворами тянулись друг к дружке люди. В каждодневной своей суете решали вечные споры. Намеренно коверкая язык, говорили с ошибками, получая от этого странное удовольствие. Здесь придумывали всем прозвища — обидные и смешные. Тут всегда знали, где чёрное, а где белое. Наливаясь самогоном, протравливая себя табаком, не теряли границ. Чувствовали, что можно, а о чём и помыслить грех. Матерясь до полного самоочищения, избивая жен, становились кроткими. Некоторые потом каялись, тогда как другие, нагрузившись тяжелым молчанием, шли работать. Прощение растворялось в воздухе — прокаленном летним зноем, звенящем голосами цикад и пчел. Или в холодном, бескрайнем зимнем просторе забросанной снегом деревни. Кто не жил в ней, не сможет понять, какой громкой может быть тишина и какими огромными звезды, когда выходишь ночью во двор и оглушенный их близостью, падаешь в вечность, тут же впрочем забывая об этом. Какой сладкой усталость, когда после дня пахоты — баня, а потом чай под навесом у своего дома, где родились твои дети и, может быть, появился на свет и ты.
Не знавшему этого чувства, не понять, какой легкостью наполняется душа, когда после разлуки вдруг из-за косогора появляется краешек родной избы. От топота бегущего к детству сердца разбивается время. А потом и всё остальное. Ведь многим из нас некуда возвращаться. Умирают деревни и села. Медленно пожираются городами. И вот...
Забитые окна, из которых, ожидая тебя и собирая на стол, поглядывала на дорогу мать. Заросшие огороды и разоренные дворы. Черные бревна сгоревших построек. Корчится, глядя на это, душа — та самая русская душа, которую так никто и не смог понять.
Ветер листает страницы книги, ещё далеко до развязки. Выживет деревня?.. А с ней и мы все? Ведь, по словам Достоевского, самого себя и всех нас спасет народ. Уже у самого края опомнится и повернет в нужную сторону с упорством и святой верой в правду и справедливость. Хотелось бы...О том ли думает человек на фото? Кто теперь скажет...
И выжигает свои узоры на травах солнце. Поседевший ковыль стелется по степи. Горько пахнет полынь, перемешиваясь с дурманящим запахом чабреца и ягод. Кажется, что жизнь бесконечна, и ничто не случайно. Только бы пас пастырь агнцев своих. А черное и белое не менялось в наших глазах местами. И сжималась душа в груди от счастья, от жалости ко всему живому, от томящей боли любви, отдавая которую, обретаешь в подарок ту самую звездную вечность.
