Открыла для себя нового автора.
Да, звучит забавно и отчасти позорно для меня, поскольку автор принадлежит к созвездию литераторов бель эпок, а также Почетному легиону классиков. И даже купила я ее книгу случайно, за три гривны, увидев надпись на обложке «Избранное», а я неравнодушна к сборникам «бест оф зе бест»
Написание рецензии на классика часто сопровождается удивленным предисловием: «а я и не ожидал, что это будет интересно...» От классиков, в общем, увлекательного чтения не ждут. Познавательного, психологичного, глубокого, культурно-исторического, наметившего новые пути развития в литературе — да. Но не захватывающего.
Я не исключение.
И ощущение от чтения Колетт у меня было такое, словно подходишь к прекрасной, изваянной из мрамора статуе, а она ловко соскакивает с пьедестала и протягивает тебе руку с прелестной улыбкой.
Во-первых, «Изнанка мюзик-холла». Наброски и зарисовки, которые в немногих словах рассказывают очень многое, действительно демонстрируя изнанку, где есть и отупляющая усталость, униженность, безнадега, цинизм как защитная реакция, и солидарность в несчастье, и мягкий юмор рассказчицы. А еще есть изнанка изнанки, о которой Колетт не пишет, но которая подсвечивает все истории — радость и вдохновение творчества на сцене.
«Ранние всходы» — шестнадцатилетний мальчик, пятнадцатилетняя девочка, тридцатилетняя красавица-соблазнительница. Очень тонкая и точная психологическая повесть, которая не понравилась скорее потому, что Колетт честна с читателем.
«Двенадцать разговоров животных» — очаровательно! Разговоры кота Кики и пса Тоби написаны очень романтичным и поэтическим языком, но без того слащаво-сюсюкающего упрощения тона, которым часто грешат другие авторы. С другой стороны, главные герои не выглядят как люди, надевшие на себя маски животных — это кот и пес со всеми их характерными повадками и историями, которые случались почти с каждой собакой и кошкой (разбитая ваза, драка с соперником, незаслуженный гнев хозяйки, маета перед грозой, ухаживание за комнатной собачонкой, блаженное лежание у огня...) И романтический стиль вполне уместен там, где кот и пес — домашняя часть Природы. За что мы их и любим.
«Закуток» — история четырех сестер, трое из которых снова собираются в одной квартире, на любимом широком диване-закутке, где они играли и возились еще в детстве. У каждой что-то не так, каждая по-своему несчастлива и надеется изменить свою жизнь. При этом страдание не пассивное, как у чеховских сестер, а активное — борьба за мужчину, борьба со своим горем... И силы они черпают в общих воспоминаниях о голодном детстве и юности и родственной любви и дружбе, которая сохранилась, несмотря на испытание нищетой, деньгами и расстоянием. Повесть совсем крохотная — отрывок из жизни, короткая серия фотоснимков. Но вот искусство, с которым Колетт рассказывает много через малое... Она напоминает мне художников прошлого, для которых каждый предмет на картине был неслучаен, каждый что-то символизировал или намекал, как можжевельник и лавр на портрете Джиневры де Бенчи.
Колетт может в одном абзаце дать выразительную характеристику персонажу так, что он встанет перед глазами, как живой, без карикатурной утрированности черт лица
И, наконец, многократно экранизированная «Жижи»
Простая и трогательная романтическая история пятнадцатилетней девочки и тридцатитрехлетнего, избалованного и пресыщенного сахарного короля. Поначалу она мне активно не понравилась, потому что показалась очередной победой невинности над пороком, а я невысоко ценю невинность, которая происходит от невежества и отсутствия искушений. (Помню, как я фыркала, читая повесть про Арсена Люпена, который собирался пожертвовать своим греховным образом жизни ради богомольной, чистой духом красавицы).
А потом, уже перечитывая, я заметила, что невинность Жижи совсем иного рода, чем обаяние нетронутой юницы или даже обаяние ребенка. Конечно, ее искренность, прямодушие и цельность натуры можно списать на детскую наивность. Но большинство пятнадцатилетних куколок поступило бы строго наоборот: бунтовало бы против «Покажи ноги!» и «Покажи зубы», и радостно согласились бы на предложение Гастона.
Жижи прошла искушение роскошным образом жизни и оказалась достаточно умна, чтобы в пятнадцать лет понять, как за это расплачиваются. Нет, не постель, а скандалы, жизнь напоказ, освоение профессиональных навыков дамы полусвета и фальшивые самоубийства вкупе с дешевенькими романчиками на стороне от покровителя. Юношеский максимализм Жижи проявляется разве что в том, что она не думает, как заработает на жизнь, если не пойдет в содержанки. Поэтому я не слишком переживаю и не задаю привычных циничных вопросов о том, что будет после хэппи-энда. Если она наскучит Гастону, утратив обаяние свежести, или Гастон наскучит ей, она не будет маяться в оковах брака, она плюнет на все «взаимовыгодные договоренности» и пойдет в пантомиму, как это сделала сама Колетт!
При этом бабушка Жижи и тетушка Алисия выписаны настолько искусно, что клеймить их с безупречной моральной позиции даже не приходит в голову.
Да, они готовят внучку и племянницу, совсем юную девушку, в профессиональные содержанки. Но, во-первых, мне очень импонируют их «строгие правила женщин нестрого поведения», ум и стержень в характере. Успешная карьера тетушки, на старости лет еще красивой и окружившей себя красотой, наверняка потребовала от нее энергии, обаяния и выдержки больше, чем от высокопоставленного дипломата. «Ради одного только пропитания мне пришлось выказать такую осведомленность и такую находчивость, каких в течение века не потребовалось для управления всеми Испаниями».
Искусство продавать себя -- тоже искусство, очень востребованное и сейчас.
И, во-вторых, стоит вспомнить, сколько достойных, нормально оплачиваемых и не высасывающих здоровье к тридцати годам профессий существовало для женщин в 1900 году.
Бабушка с тетушкой не жуткие бордель-маман, а пожилые дамы, которые эгоистично, но искренне любят девочку и желают ей самого лучшего — в их понимании.
И все это становится ясно на нескольких страничках: у Колетт очень концентрированная проза.
А это сама автор, красавица с удивительной биографией.
