А вот и Николай Караев aka angels_chinese:
цитата
«Внекс»:
Очень неплохая идея. Воплощение чуть не на уровне — после эдакого Озарения жизнь переменилась бы куда больше, — но это авторская позиция, в конце концов. Проблемы с пунктуацией. Написано местами неряшливо. Случайный пример: «Подняла вверх ухоженную ладонь, словно рекламируя небесам своего личного цирюльника» — тут и «подняла вверх» (попробуйте на досуге поднять руку вниз или вбок), и мусорное «своего». Кроме того, цирюльники вообще занимались маникюром? Педикюром — да. А так впечатление, что у ректора на ладони волосы растут — и прическа сделана. Риторический вопрос: откуда у дельфинов в ОПЕК (!) право вето?
«Гулькина мать»:
В этом рассказе, по сути, нет ничего, кроме немудрящей игры слов «гули-голуби» и, скажем так, юмористической постапокалиптики, но этого крайне мало. Непонятно, для кого у нас эпиграф и постпиграф. Для поколения, которое не слышало про Хрущева и не разумеет азов мифологии? Написано нормально, но даже при таком объеме это затянувшаяся шутка, не более. Риторический вопрос: в окнах «вместо стекол наклеены газеты» — на что?
«Заповедник»:
Санька, Данька, Сашка, мамка и Михалыч. Такой он, стиль поддеревенский. Как иначе-то? Да никак, это ж всякий ведает... Есть что-то унылое в такой искусственной архаике, но в целом рассказ на удивление неплох. Хотя тут и торчат уши «Пикника на обочине» (точнее, того рассказа Булычева, где Зоной была игрушечная фабрика имени Фердинанда Лассаля). Но, да, изящная концовка. Хотя и объясненная больше на словах, а не тканью текста. Увы, скучновато в конечном итоге. Риторический вопрос: плохой английский «инопланетян» — это дань беспощадной толерантности?
«Исповедник»:
Не прошло и года, как опытные ксеноэтнографы заметили, что среди туземцев нет никого старше сорока лет. Ну а сколько туземцам лет — они и вовсе не догадались спросить. И исповедников не заметили. Хотя культура донельзя открытая. Но вот поди ж ты. Написано странно — так люди не разговаривают в реале. Так правильно только научные статьи пишут, и то не всегда. Этический конфликт в финале как-то ну очень надуман. Риторический вопрос: отчего Чэн, дожив до девяноста лет, так и не набрался ума — и решает, что после исповедника помолодеет («ради вечной молодости» и все такое), хотя он не линн, а человек?
«Кукла Мебиуса»:
Пафос, перемешанный с псевдотеологией. Начало выносит мозг. Значит, лента Мёбиуса, сплетенная из тел. При этом руки тянутся в центр круга. Чем тела переплетены-то? Ногами? Окей, дальше: у ленты Мёбиуса нет центра — в каком смысле? Что у нас руки — перпендикуляр к поверхности ленты? Тогда они тянутся то внутрь, то вовне, причем с обеих сторон. Но вообще лента Мёбиуса в проекции на плоскость — окружность, и центр у ней очень даже есть. Дикая каша образов, причем с комками. Игровая теория — это что? Теория игр или Хёйзинга? Второй курс, лекция по социологии (почему второй, кстати? где-то читают социологию на втором?) — и звонок с домашним заданием; так это универ или школа? «Что наша жизнь?» — «Игра». — «Верно. Нашей жизни присущи элементы игры, как заметил еще Пушкин», — вообще-то Модест Чайковский, автор либретто «Пиковой дамы», у Пушкина такого вроде нет (поправьте, если я ошибаюсь). Невнятные герои. Рваный стиль. Но пафос!.. Риторический вопрос: зачем?
«Напалмовый декаданс»:
Написано энергично, хотя и в набившем оскомину сетевом стиле «экшн с хиханьками». Стиль это искусственный — был, есть и останется; особенно в сочетании со спорыми научными прозрениями и незнамо как просочившимися в будущее реалиями начала XXI века — Ник Кейв, «Агата Кристи», москали и прочие кацапы. В этом смысле рассказ стилистически распадается на части: быт станции отдельно, лайопеги отдельно, украинский националист отдельно, — но целое все-таки как-то держится. Хотя, конечно, сетература as is. Риторический вопрос: жёнка, не жинка?
«Народный способ»:
Очень хорошо. Немного вяло, увы, и слишком многое растолковывается — можно ли иначе, непонятно, — и автор скорее снимает в голове фильм вроде «Нирваны» Сальватореса, но все равно очень хорошо. И параллели с нашей реальностью, и прогностика, и собственно финальный финт. Риторический вопрос: вЭбинары?..
«Не раствори в себе Кумира»:
Как-то дунуло на меня Роджером Желязны из этого текста. Бог, который ради людей перестает быть богом и все такое. Сквозная тема, в общем-то. Написано чуть похуже, но это и понятно. В целом весьма неплохо. Риторический вопрос: как читать фразу «знаешь, как для отшельника, ты подозрительно много знаешь»?
«Откровение»:
Идея, наверное, неплоха (вплоть до собственного откровения — оно почему-то христианское, наивное и так далее, а ведь была масса вариантов), но насколько же невыразительно исполнено! И название такое же. Никакое. Идея и немного текста. Риторический вопрос: можно ли выучить, как пишется слово «прийти»?
«Радуга за окном»:
Достаточно банальная история, работающая больше на эмоциях, чем на чем-то еще. И вирус какой-то шибко немутирующий. Риторический вопрос: вот этот полусон в финале — почему это откровение?
«Санкторий»:
Бессмысленная война, святая земля, израильские мотивы, шантаж и любовь. Все как нужно и достаточно точно. Риторических вопросов нет.
«Сердце праведника»:
Всуе потревоженный Булгаков, невозможность теодицеи, фольклорно-невнятный ангел, стилистический хаос и редкая птица при тихой погоде. Риторический вопрос: а смысл?
«Серые, в черную рябь»:
Отрывок, Нонна, Женя, нечто и крылья. Риторический вопрос: кто эти люди, что здесь происходит?
«Читарик»:
Серые наноджинны, азимовский робот и постапокалиптика. Мне было скучно, если честно: сплошь описания (и это понятно, мир типа сложный, надо же как-то донести до читатля, что тут вообще деется), перемежаемые описаниями природы, совсем уже скулосводящими, потом немного действия и зэ энд. Риторический вопрос: мессидж истории?
цитировать
)