Андрей Степанов: «Граница между филологией и собственно литературой практически стерта». Интервью на сайте онлайн-журнала «Питерbook»

цитата

АНДРЕЙ СТЕПАНОВ: «ГРАНИЦА МЕЖДУ ФИЛОЛОГИЕЙ И СОБСТВЕННО ЛИТЕРАТУРОЙ ПРАКТИЧЕСКИ СТЕРТА»

Целиком читайте на сайте онлайн-журнала «Питерbook»:

http://krupaspb.ru/piterbook/fanclub/pb_fan_column....

— Андрей, вы доктор филологических наук, профессиональный литературовед, авторитетный и востребованный эксперт в своей области... В общем, человек полностью реализовавшийся творчески. И вдруг — проза, да еще сказочная, авантюрно-фантастическая. Сплошь какая-то несерьезная, не «Война и мир». Перефразируя известный исторический анекдот: откуда у крупного ихтиолога такое желание попробовать себя в роли кита?

— Я подозреваю, что у многих ихтиологов есть такое желание. Наверняка многие из них — дайверы. Или хотя бы ныряют во сне. Что касается филологов, то для них желание стать писателями — скорее, правило, чем исключение. Недавно мы с коллегами даже провели в университете мини-конференцию на тему «Почему филологи становятся писателями?». Участвовали Андрей Аствацатуров, Евгений Водолазкин и я, — все трое уже после сорока лет начали публиковать прозу, несколько отодвинув в сторону науку. Ответы на поставленный вопрос давались разные. Я, в частности, высказал такую мысль: современное литературоведение давно перестало стремиться к научности, как было во времена структурализма, и превратилось в рассказывание интересных историй. Граница между филологией и собственно литературой практически стерта. В литературоведении не существует ничего подобного списку нерешенных проблем, который легко озвучит вам математик, физик или биолог. А раз так, то ничего удивительного в том, что некоторые делают следующий шаг в сторону чистого вымысла. Вот один очень известный филолог в очень известной книге описывает, как жители Древней Руси относились к крокодилам. Ну а я могу описать, как крокодил отнесся бы к жителям Древней Руси.

— Роман «Эликсир князя Собакина» вы написали в соавторстве с Ольгой Лукас, известной прежде всего по книге «Поребрик из бордюрного камня» и — в более узких кругах — по циклу «Тринадцатая редакция». Раскройте секрет: чего каждому из вас не хватало, чтобы потянуть этот проект в одиночку?

— Ну, мы его вместе задумали и вместе писали. То есть было так: мы совместно придумывали подробный план по главам, потом решали, кому какую главу воплощать, потом творили, потом пересылали друг другу написанное для правки. При всем этом мы жили в разных городах и общались по мэйлу. Бросить роман на полпути было не по-товарищески, хотя я точно знаю, что Оле это не раз хотелось это сделать из-за моих стилистических придирок. Слава богу, дошли до конца. Бестселлером роман не стал, но соавторы остались довольны и приобрели бесценный опыт.

— Почему вы, человек, хорошо знакомый с литературными поисками и находками XX века, в первой своей книге, «Сказки не про людей», обратились к архаичному жанру, заставляющему вспоминать то басни Крылова, то сатиру Салтыкова-Щедрина?

— Русские формалисты (Шкловский и Тынянов, в частности) пытались в свое время даже подвести научную базу под старый тезис о том, что новое — это хорошо забытое старое. Невозможно написать что-то новое, можно только трансформировать какой-то старый жанр или прием. Что касается моих опусов, то они совершенно не похожи на басни — прежде всего, потому что я сознательно избегал аллегорий. Муравей, например, у меня вовсе не воплощение трудолюбия. Сказки Щедрина могут показаться похожими, но, клянусь, я о них вовсе не думал, поскольку вообще их не люблю — они злые, несмешные, политизированные и небрежно написаны. Если искать задним числом сильное влияние, то одно надо признать — это «Жизнь насекомых» Пелевина. Но не только. Чего там только не находили критики: от фантастики (которую я вообще никогда не читал) до мультиков про попугаев (которые если и смотрел, то в незапамятные времена, в детстве). Должен сказать, что это весьма любопытно — когда критики начинают отыскивать тебе предшественников, а ты о многих из них даже не слышал. Только ради этого стоит что-нибудь написать. Расширяет кругозор.