Лазарчук «Мой старший брат Иешуа»

После того, как перечитываешь книгу во второй раз – понимаешь, что пора писать отзыв.

Как сейчас.

Личность основателя религии – любой – всегда интереснейшее и противоречивое явление. Для верующих это канонический образ, который невозможно трактовать вольным образом. Для сомневающихся, для атеистов и просто иноверцев – это объект критики, а порой и грубоватых насмешек.

Как пройти между Сциллой и Харибдой?

Ответ нашли еще в древности – написать апокриф, свою версию событий. Не важно – был там автор, видел ли своими глазами все подробности или выдумал все через много лет, услышав пересказ истории от случайного проповедника. Главное – верят или не верят ему люди. Находят ли строчки отзыв в читательских душах. Это получившие свое место в школьных программах, вызубренные в детстве тексты могут казаться странными или даже скучными. Новая версия не должна оставлять людей равнодушными.

Потому первое, непременное условие для апокрифа – он должен быть страстным. Это не просто детектив, где можно отстраненно следить за поисками убийцы. Не описание полузабытой прошедшей войны, в которой люди давно стали пешками на доске. Не любовный роман и не плутовская история. Апокриф должен зажигать сердца.

Обижать, вдохновлять, сердить, обнадеживать – что угодно. Только не вызывать равнодушие и не развлекать.

Второе условие – новый взгляд. Простая конспирология тут не поможет. Кто читал «Евангелие от Афрания» Еськова, тот понимает, что заданные вопросы — интересны, но вот данные ответы – разве что занимательны. Нужен не просто «иной взгляд» на вещи. Нужна перемена масок. На чем держится оригинальность того апокрифа, с которым очень многие познакомились в «Мастере и Маргарите»? Новый, совершенно неожиданный Пилат. Не хитроватый чиновник, не туповатый солдафон. Напротив, трагическая фигура человека, в котором надежда борется с долгом.

Третье условие – реалистичность фона. Приемы маньеристов, да и многих голландцев, которые наряжали евангельских персонажей в платья XVI-го века, а рядом ставили легионеров в привычных римских «панцирях» – сейчас не проходит. Есть удачные варианты постановки Ричарда III-го в декорациях «после первой мировой войны», да и Гамлета можно хорошо сыграть в свитере. Но фон должен быть целостным, фон не должен выглядеть дешевыми декорациями или сваленными в кучу обрывками разных эпох. Чудо не возникает в абсурде.

Лазарчук выполнил все три условия.

Взяв за основу всем известное словосочетание «царь иудейский», он рассмотрел непривычный срез той смуты, которая охватывала Иудею в первые десятилетия нашей эры. Климат ухудшался, пустыня наступала. Население нищало. Это вызывало вялотекущий политический кризис, который регулярно выплескивался в бунтах.

И в самозванцах.

Фраза о нескольких десятках религиозных лидерах, которых казнили в те годы, произносилась и слышалась неоднократно. Но ведь была и политическая борьба по «светской» линии.

Иешуа предстает одним из множества претендентов на наследие царя Ирода. Это внук царя, подкинутый в семью состоятельного плотника парфянским шпионом. Попытки взять власть были и до него, возможно, после. Но вот его действия – отличаются от авантюр, от бунтов и тонких политических комбинаций. Он пытается взять власть… Как? Добром? Этого не скажешь. Законом? Все слишком сомнительно. Милосердием? Не только им.

При том персонажи евангельских историй складываются из мозаики совсем других людей. Читателю приходится реконструировать образ апостолов, Христа, иудейских священников.

Дебора – родная дочь Иосифа и Марии – менее всего может быть объективной. Для неё Ирод – величайший из царей иудейских, чье имя втаптывают в грязь. Все головоломные интриги, невиданные злодейства и черные измены, приведшие Иешуа в простую семью – безусловно правдивы. Она в них верит. А еще вокруг смута, гражданская война и террор. Как можно быть объективной, когда толпа на рынке по слову бродячего проповедника избивает твоих родных. Если убивают твоих детей. Если сама земля отказывается рожать хлеб. Потому вера Деборы – эта вера террористки, которая считает, что дело её правое, пусть даже и проигранное. Эта чистая ненависть.

Перипетии судьбы идут на фоне множества деталей и черточек, случаев и событий, которые уж никак нельзя назвать вымышленными. Тут и биография Ирода, и гражданские войны в Риме, и цены на зерно, и способы постройки кораблей, и обычаи эллинов, и архитектура храмов, и дороги, и амулеты, и шерсть, и торговля сделанными из неё одеялами, и суммы взяток.

Итого: роман сильный, уровня лучших вещей Лазарчука.

Такие задают планку.