В начале была мысль...

Странные люди: они говорят, что тьма – чёрная. Нет, тьма – это тьма. Она не чёрная, не красная, не синяя и даже, к сожалению, не оливковая в жёлтую крапинку. А как было бы увлекательно вглядываться в бездну, скажем, малинового или лазурного цвета! Это был бы бесконечный сад, где ягодные кусты- до неба и дальше, повсюду  — или море, бесконечное, без конца, без краю – море…

      Так вот, тьма – это тьма. У неё свой, ни на что не похожий, особый цвет. Наверное, это похоже на новенький, только что уложенный асфальт, который плавится из-за нестерпимой жары, оплывает, так и норовя хватануть прохожего и отнять его ботинок или туфлю. А ведь никто не знает, что там, за этим тоненьким слоем битума, будто бы тающего, норовящего подделаться под вкусное эскимо – и так им и не ставшего.

    Да, тьма – это тьма…Она повсюду, она всеобъемлюща…Но как же она оказалась вокруг?

     Помню…

     Детство помню. Песочница. Соседские дети играют. И только захочется присоединиться к ним, тебя отталкивают, колотят по макушке пластиковой лопаткой, кидают песок в глаза и говорят: «Уйди отсюда! Ты – плохой! Ты плохой! Я не буду с тобой иглать!». Они ведь ещё не знают слова «странный», «не такой, как все», в отличие от взрослых. Да и мысли у них другие. У детей цвета, цвета, цвета! Краски, красная, синяя, фиолетовая – и ещё тысячи других, названья которых даже ещё не выдумали. Мысли детей — это водовороты, тайфунчики, ураганчики, в которых краски мешаются с лицами, звуками, словами и немножко – с конфетами и мороженым. Да, совсем чуть-чуть, ведро-другое. Разве это много? Ну мам, разве это много?

     Школу помню. Скрип мела о доску, шершавое дерево только что сделанной на уроках труда указки.  Спринты, подтягивания, отжимания…Пытайте меня лучше десятью контрольными по алгебре или геометрии, чем сдачей нормативов по бегу! Да, в школе дети, превращавшиеся в подростков, мыслили иначе. Всё меньше цвета и красок, всё больше лиц, всё больше предметов – но всё более тусклых, серых, невнятных. А ещё – девочки (или мальчики), поцелуи, портфели, которые обязательно нужно помочь донести до дому (но ведь портфель – это совсем не главное, только бы хозяйка его об этом не догадалась). А ещё учителя…Их мысли были похожи на мысли моих родителей: вечный вопрос «Сколько осталось до зарплаты», «Как мне это надоело!», «Сколько же меня будет мучить этот проклятый Сергеев!». Да, взрослые мыслили словами, фразами, лицами, и лишь иногда – красками, совсем-совсем редко.

   Ближе к выпускному дети, давно ставшие подростками и вот-вот готовые превратиться в юношей и девушек, забыть, что значит – мыслить красками. Многие из них думали о будущей работе, об учёбе в ВУЗе, о соседках по парте или девчонках-парнях из параллельного класса. Так смешно думали, что я краснел и больше не хотел видеть их мысли – а потом всё-таки становилось интересно и чуть-чуть, единым «глазком», снова смотрел эти образы и картины, подёрнутые туманом неизвестности, неопытности и недосказанности.

   А потом, на самих экзаменах, и мысли путались, теперь думали только словами или, хуже того, датами событий, примешивая к этому страхи и переживания. Зато, отмучившись, как им было хорошо! Ни единой мысли, только слово «Отдых!». Нет, даже так: «ОТДЫХ!!!».

   Выпускной…Помню его так, будто он не просто случился секунду назад – а всё ещё «случается» со мной. Душный, битком набитый зал, отовсюду мысли-краски, мысли-слова, мысли-образы, радость на лицах и – уже появлявшаяся тоска: «Мы ведь можем больше не встретиться!». Многие так и не увиделись после того дня…

     А потом был университет. Там я кое-кому решился сказать, что вижу все эти краски, слова, образы, имена в чужих мыслях – мне не поверили. Меня сперва проверили…А потом – то же выражение на лице, что и у детей в песочнице: «Ты плохой! Я не буду с тобой иглать!». А ведь…я её любил, этого ребёнка, которая считала себя взрослой, но ведь мысли её были детскими. Краски…Они ведь такие красивые – мысли-краски…

    Большой мир. Он не был таким уж большим, на самом деле. Работа, комнатка в родительской квартире, однокурсники, встречи выпускников в первую неделю каждого февраля. И – серость. Серые мысли, серые люди, серые звуки, серый мир. Он не большой, мир, он – серый. Он просто серый…

    Только раз мысли стали цветными, цвета рождающегося солнца. Какую-то штуку где-то создали. «Конец света!», «Прорыв в науке!», «Лишняя трата денег!», «Бред!», «Брехня!», «Зелёные человечки уже замыслили его взорвать!» — такие мысли-слова были в каждой голове. И всё из-за какой-то штуки, названия которой-то и не выговоришь.

  А потом, резко, из ниоткуда, раз и навсегда – тьма. Всюду – тьма. И ни одной мысли. Даже мысли-слова! Даже мысли-буквы! Холодно. Одиноко. Скучно. Очень-очень-очень скучно…

   Надо было что-то делать, надо было что-нибудь придумать, дать первую мысль-краску этой тьме…Но с чего начать? Надо думать…

—  Я не хочу быть один! – и тьма вспучилась светом, распадаясь хлопьями под напором красок. Красный, оранжевый…Фиолетовый….Здесь были все-все цвета! Я столько никогда не видел сразу! И водоворот этих мыслей-цветов увлёк меня: я начал рисовать ими компанию себе. Я начал рисовать мир…