Не читала Толстого со школы, хотя в то время вполне успешно, хоть и без особых восторгов продралась через «Войну и мир» и «АК». А тут взяла по случаю не столько духовного очищения ради, сколько потому, что больше на электронной книге не было ничего симпатичнее. И поразилась. Серьезно, первые страниц сто не переставала удивляться, что это *действительно* интересно. И даже персонажам слегка сопереживала. Мне кажется, начало романа — самое сильное, что в нем есть, или я просто от манера письма Толстого так отвыкла, а потом привыкла опять. Во всяком случае, я начала понимаю, почему в 10 классе меня так безумно раздражал «мир» и так нравилась «война» — по банальнейшей причине, что до мира в тот момент я еще не доросла. Тогда казалось, что персонажи зря тратят драгоценное время своей жизни на бесконечное обмусоливание, кто, с кем и как, построение, выяснение и прекращение отношений. Прошло больше десяти лет — и тут-то до меня наконец дошло, что не зря 
И что вообще интересней этой темы мало что можно придумать.
Начало, первая четверть «Воскресения» — именно что очень *отношенческий* текст. Думаю, не открою никому великой тайны сюжета: барин, богатый наследник, при случае совратил воспитанницу своих тетушек «из простых», сделал ей ребенка да и думать забыл. Прошли годы, воспитанница пошла с того момента по наклонной и дошла сначала до проституции, а потом и до скамьи подсудимых по обвинению в убийстве. И вот этот барин в составе присяжных рассматривает ее дело — и узнает.
Отлично прописаны все детали характера и барина, и окружающих его персонажей — небольшим количеством черт, но очень четко. При этом Толстой не уходит ни в преувеличение, ни в преуменьшение добродетелей и пороков, разве что общее ворчливое неодобрение всего окружающего мира у него постоянно слышится. Но при этом — в отличие от того же Достоевского — в его персонажах и их действиях нет никакой «фантастичности», невротичности, все они, от последнего каторжника до высших чинов очень твердо стоят на грешной земле. Их поведение, поступки, характеры, даже порывы души настолько логичны, что кажутся не просто естественными, а единственно возможными. И при этом всем персонажи не вызывают ни сочувствия, ни симпатии. Забавно, возможно, это как раз издержки слишком внимательного авторского взгляда на их характеры и мотивы, который «снимает все покровы», в том числе те, которые лучше бы не снимать. Если где и есть героические герои, то только не в «Воскресение».
Увы, с развитием сюжета становится все занудней и занудней. Толстой по доброй своей традиции не доверяет читателю и не пытается донести до него хоть одну мысль или идею исподволь, через поведение или разговоры персонажей. Нет, об этом обязательно должно быть пятьдесят страниц авторского текста. На извечные темы «как нам обустроить Россию», «учи дурака богу молиться» и «а если вы не поняли, я еще раз повторю». При этом у меня лично острейшую антипатию вызывают два момента: наезды на христианство, причем совершенно нелогичные (в свете концовки) и необоснованные как таковые и «красная зараза». Прямо выраженные симпатии к революционерам и террористам, то бишь. Учитывая, что тему русской революции я воспринимала и воспринимаю весьма болезненно и в целом эмоционально отношусь к ней ровно так, как изложено в «Бесах». Толстовские же идеи, пусть и не прямо революционные, но весьма сочувствующие, учитывая, что дело происходит уже в 1899, понять и оправдать не могу. Нужно быть чудовищно слепым, чтобы продолжать думать, что из всех этих маньяков и садистов составится некая очищенная и просветленная Россия.
Впрочем, чем хорош Толстой — он может сколько угодно абстрактно рассуждать о добре и зле, но в деталях он предельно честен, а детали говорят сами за себя. Чудовищные, звериные отношения в сообществе каторжников — особенно по сравнению с «высшим обществом», которое вначале так противно, а потом так приятно Нехлюдову. Революционеры, которые преследуют вовсе не общественное благо, а ищут личного самоутверждения (Новодворов) или оправдания бессмысленного своего существования (Вера Ефремовна и прочие). Толстой может ставить какие угодно высокие этические планки, но при этом постоянно спускает героев с небес на землю (Наташа Ростова в молодости и зрелости). Это забавно, и с одной стороны, хорошо, потому что честно, а с другой плохо, потому что разочаровывает.
Подумала, кстати, что концовка достраивается по тому же принципу. Нехлюдов открывает для себя Новый Завет, и на этом мы с ним расстаемся (опустим вопрос, что будет, когда он откроет для себя ВЗ и искренне удивится тамошней жестокости и бессмысленности). Что с ним будет дальше? Логика Толстого предполагает, что он спокойно вернется в свое общество, поездив, возможно, некоторое время по заграницам, и будет в нем жить, и *ничего* глобально в нем не изменится. Ну разве что будет меньшей свиньей — но он и так ей особо не был. Что в нем воскресло, или в Катерине, вот вопрос.
В общем, начали за здравие, середина прошла под знаком хождения Нехлюдова по инстанциям, а закончили, как обычно, за упокой, Евангелием от Матвея в толстовской обработке. Читала легко, но после первой трети уже без особого интереса.