Не расскажете ли нашим читателям, где вы находитесь прямо сейчас, пока отвечаете на наши вопросы?
Прямо сейчас я сижу в кожаном кресле в своем персональном кабинете. Я одет в шелковый смокинг, потягиваю коньяк и диктую ответы моим личным помощникам.
Прошло четыре года с тех пор, как вышел первый том «Хроник убийцы короля». Такой интервал был изначально запланирован?
Вы считаете, что у меня был график. Это не так. «Имя ветра» была моей самой первой книгой. Это означает, что писательство никогда не было моей основной работой раньше. Я никогда не писал книгу к конкретному сроку. Я понятия не имел, что мне следует делать. Сначала я думал, что управлюсь за год. Это виноваты мое невежество и отсутствие опыта. Я понятия не имел, через какое количество пересмотров придется пройти, чтобы подготовить второй том к печати.
Ваше собственное восприятие Вашего творчества как-нибудь изменилось после огромного успеха «Имени ветра»?
Мое мнение о моем творчестве сильно не менялось. Но существенно изменилось мое восприятие моей аудитории. Когда я работал над своей первой книгой, я писал ее для воображаемой аудитории. Теперь же у меня нет гипотетических читателей. Я встретился с сотнями своих поклонников и получил письма от тысяч других. Это существенно поднимает ставки. Иногда у меня возникает ощущение, что я пытаюсь писать в то время, как четверть миллиона человек подглядывает из-за плеча.
Были какое-то конкретные читательские реакции, которые удивили, изумили или ужаснули Вас?
Девяносто девять целых девять десятых процентов моих встреч с читателями были восхитительными. В общем и целом они вдумчивые, щедрые и добрые люди. Что удивило меня больше того — это насколько же разными были те, кто прочитал мою книгу. Я общался с солдатами, читавшими «Имя ветра» во время командировки в Афганистан. Мне писали письма десятилетние девочки из Бразилии. Я поражен тем, насколько разным людям понравилось «Имя ветра». Их энтузиазм меня тоже удивляет. Одна пара назвала своего ребенка в честь Квоута. Десятки людей присылали мне письма, в которых рассказывали о снах с моим участием. Это круто, но странно. Очень странно.
Мечты в сторону. Сколько личного пространства нужно Вам как писателю?
В идеале? Около семидесяти пяти футов.
Это стандартный ответ. Назовите свою самую большую ошибку за последние четыре года.
Я пытался выделить больше времени для писательства отказываясь от других составляющих моей жизни. У меня не получалось работать над вторым романом так быстро, как мне бы хотелось, так что я стал «сокращать расходы». Я перестал преподавать фехтование. Я отказался от роли советника университетских феминисток. Я перестал посещать игровые ночи с моими друзьями, которые проводились дважды в месяц. У меня стало больше времени на то, чтобы писать, но мне не удалось написать больше. Я меньше упражнялся, меньше развлекался, меньше общался с друзьями. Я мог несколько дней подряд не выходить из дома. Не лучший вариант для меня. Мало того, что это сказалось на моем здоровье, так я еще начал обижаться на книгу, словно это была ревнивая супруга, отнимающая все мое время. Не те чувства, которые хочется испытывать к своим книгам. Ты хочешь любить свои произведения. Ты хочешь получать удовольствие от процесса написания книги.
Больше внимания будет уделено окружающему миру. Будет больше действия. Больше романтики. Больше возбуждения. Квоут повзрослел, следовательно, он может нарываться на более серьезные неприятности.
С профессиональной точки зрения, чему вы научились?
Многому. Гораздо большему, чем я бы мог рассказать кому-либо в коротком интервью. Большим вещам. Множеству больших вещей. Буквально в прошлом месяце я преподавал писательское мастерство в университете. Это был зимний класс, и расписание было сумасшедшим. Лекции длились три с половиной часа, восемь дней подряд. Но в конце каждого занятия, единственной моей мыслью было «Черт, опять мне не хватило времени сегодня. Нам еще о стольком нужно поговорить».
Влиянием каких писателей на ваше творчество будут удивлены некоторые читатели новой книги?
На меня серьезно повлияло творчество поэтессы Гвендолин Брукс, но не думаю, что много кому в голову придет эта мысль.
Ваше творчество обычно попадает под термин «героическое фэнтези». Вы читали недавнее эссе Лео Грина в «Big Hollywood», в котором он критикует современное героическое фэнтези? Что думаете по этому поводу?
Я нахожусь в блаженном неведении о том, что творится в большей части блогосферы. Я просто не читаю блогов. Даже те немногие, которыми я наслаждаюсь, например Нила Геймана и Джона Скальци, я проглядываю довольно редко. Тем не менее, довольно странно, но кто-то обратил мое внимание как раз на эту конкретную дискуссию. Мне прислали обстоятельное письмо на емейл, содержащее множество ссылок на другие блоги, в которых эта дискуссия продолжилась.
Я безумно занят сейчас, так что я лишь мельком просмотрел несколько постов. Навскидку хочу сказать, что Грин занят тем же делом, которым страдают люди уже сотни лет. Он критикует смерть своего любимого вида искусства. Это далеко не новое увлечение. Люди занимаются им веками. Когда Гомер написал «Одиссею», некоторые его современники наверняка испытали раздражение от того, что в поэме было слишком много секса. Или слишком мало секса. Или не тот вид секса. Это всего лишь скаредное поведение. Боязнь перемен. Привязанность к знакомому. Все та же старая песня, перепетая на немного другой мотив.
Ну и последний вопрос. Вы вообще понимаете, что уничтожили все последнее, что было во мне хорошего и приличного, выпустив совсем-не-детскую книжку «The Adventures of the Princess and Mr. Whiffle: The Thing Beneath the Bed»? Это обычная реакция на нее?
Хех. Мне не впервой слышать подобные оценки. На последнем конвенте я подарил экземпляр Паоло Бачигалупи. Сдается мне, его точными словами были: «Эта книга ранила мою душу». Лично я не возражал увидеть эти слова в качестве блурба на переиздании.
цитировать
свернуть ветку
).
