Когда-то давно, когда я еще учился в университете на первом курсе, попала мне в руки книжечка Михаила Елизарова «Ногти». Это был сборник рассказов, заполненный различной остроумной похабщиной, яркий, необычный и совершенно явно небесталанный. Постаравшись воскресить в памяти то самое ощущение, я открыл один из последних романов Елизарова «Мультики».
Что ж, очевидно, что талант автора никуда не делся, трактовку его «Мультиков» можно вертеть, как кубик Рубика, каждый раз при взгляде под новым углом находя что-то, на что не обратил внимания раньше. И вместе с тем книга мне лично скорее не понравилась. Причем если есть романы, которые оставляют тяжелейший осадок, но при этом нельзя ими не восхищаться, то, прочитав Елизарова, я покрутил некоторое время в голове все эти слайды, которыми автор нафаршировал текст, и понял, что не особенно впечатлился.
Начало романа описывает быт стайки малолетних гопников и читать мне это было глубоко неприятно. Я не люблю гопников, мне не нравится это читать даже в тех случаях, когда автор не стремится романтизировать их похождения. Впрочем, странице на пятидесятой «Бригада» заканчивается и начинаются слайды. Одного из пацанов приводят в детскую комнату милиции и начинают там крутить ему некий воспитательный диафильм на допотопной технике. Практически весь остальной роман – это игры с реальностью, которая то разматывается спиралью повторяющихся эпизодов, то закольцовывается в замкнутые круги, в которых перемешивается настоящий мир и мир, созданный стареньким проектором. Написано это весьма виртуозно (как я и говорил, таланта Елизарову не занимать), однако полностью избавиться от впечатления, что Елизаров затеял эту игру собственно ради самой игры мне не удалось. Цельный роман рассыпался в руках набором картинок, которые свободно тасуются по прихоти читателя. На первом курсе меня бы это восхитило. Сейчас же этого мало, кроме закрученной формы мне желательно еще и содержание. А здесь даже периодический переход на советский канцелярит, которому можно придумать интересные трактования, с головой уступает аналогичному приему, который использовал Сорокин в своей «Тридцатой любви Марины». В общем, за форму – «отлично», а по совокупности – «троечка».