Экскурс в Средневековье. Часть первая.

Перефразируя известные строки, я ждала это время, и вот это время пришло. Когда у меня дошли руки, а, главное, мозг дошел до любимых некогда средневековых рыцарских куртуазных романов.

То, что рыцарские романы имеют прямое отношение к фантастике, не подвергалось сомнению. Но вот как-то хотелось определиться и углубиться. Собственно, работа была проделана. И проделана именно в этом направлении. Поэтому подробного анализа форм, жанрового своеобразия, композиционных особенностей, здесь не будет. Просто постараюсь познакомить с этим вкусным блюдом на пиршественном столе истории мировой литературы.

Итак, приступим. Надо сказать, что в виде романа повестовательная литература впервые выступает именно как художественное творчество, поэтический вымысел, не претендуя на достоверность (историческую или мифологическую). Роман сродни сказке. Почему? Потому что, во-первых, именно в сказке достигается максимальная свобода вымысла, а во-вторых, именно в сказке повествование строится вокруг героя, его личной судьбы.

Конечно, до рыцарских романов существовали романы античные, но средневековый роман, в отличие от античного, никогда не был периферийным жанром. Напротив, это центральное явление средневековой светской литературы.

Основная особенность средневекового романа в том, что он ориентирован не на то, что происходит в окружающей действительности, а на традиционные, архетипические (вне времен и расстояний), образы и отношения. Используя богатое архетипическое наследие сказок и легенд, он постепенно создает нечто вроде собственной романной художественной мифологии. Если он и реалистичен, то скорее в смысле средневекового философского реализма, который приписывал реальность общим понятиям.

Временные рамки средневекового рыцарского романа обычно очерчиваются XII-XIII веками, однако в английской литературе, например, все характерные рыцарские мотивы встречаются до XV века. Но об этом чуть позже.

Куртуазный рыцарский стихотворный роман на французском языке в пределах владений французской и английской короны сложился и достиг расцвета во второй половине XII века. Куртуазный роман охотно прибегает к атмосфере сказочности и прямому использованию сказочных мотивов и фантастики. Он равнодушен к национальному прошлому и резко порывает с французской исторической тематикой. Этот разрыв начинается с обращения к истории Александра Македонского и завершается разработкой бретонского цикла, восходящего к кельтским источникам, псевдоисторическим или сказочно-мифологическим. Бретонский цикл выдвигает в качестве эпического фона на место Карла Великого и его паладинов – полусказочного короля Артура и его рыцарей Круглого стола.

Поэтому бретонский цикл называют также артуровским — двор легендарного короля Артура и его рыцари Круглого Стола составляют своеобразный фон почти всех произведений бретонского цикла. Вообще, бретонский цикл использует три основных сюжетных линии: приключения рыцарей Круглого стола; легенда о святом Граале (двор короля Артура есть, но это действительно только фон) и, конечно же, история Тристана и Изольды, где артуровский фон (по крайней мере, в некоторых версиях истории) отсутствует.

Нет повести печальнее на свете, чем повесть о... Тристане и Изольде

Главный плод бретонского цикла, по мнению исследователей, — это романы о Тристане и Изольде. Сюжет восходит к ирландским сказаниям. Рыцарь Тристан попадает в Ирландию в поисках невесты для своего родственника — короля Марка. В дочери короля Изольде Златовласой он узнает предназначенную Марку невесту. На корабле Тристан и Изольда случайно выпивают любовный напиток, приготовленный матерью Изольды и предназначенный для Изольды и ее мужа. Между Тристаном и Изольдой вспыхивает любовь. Верный своему долгу, Тристан уезжает в Бретань и там женится. В конце романа смертельно раненый герой просит о встрече с любимой, которая одна может его излечить. Он ждет корабль с белым парусом — корабль Изольды. Однако ревнивая жена сообщает Тристану, что плывет корабль с черным парусом. Тристан умирает. Прибывшая к нему Изольда умирает от отчаяния.

Романы о Тристане и Изольде представлены так называемой «общей» версией Беруля (1191) и «куртуазной» Тома, другого англо-нормандского поэта. До нас не дошли сведения о биографиях этих авторов, да и сами произведения в полном виде не сохранились. Версия Беруля более эпична и проста, близка к кельтским сказаниям. Влюбленные не отвечают за свои чувства – всему виной колдовской напиток, Тристан завоевывает Изольду, побеждая дракона, а сама Изольда далека от сложившегося идеала истинной красавицы – зеленоглазая шатенка вместо голубоглазой обладательницы золотых локонов. У Тома все более лирично: Тристан и Изольда начинают испытывать чувства друг к другу с первого взгляда, любовный напиток ничего не привносит, такая вот классическая любовная история о трех углах.

Обращался к истории Тристана и Изольды и великий средневековый поэт Кретьен де Труа (ок. 1135 – ок. 1185), творивший в Шампани. О жизни Кретьена известно также мало. Однако сюжеты и стиль его романов свидетельствуют о хорошем образовании, свойственном клирикам того времени. А намеки и посвящения указывают на связи Кретьена де Труа с двором графини Марии Шампанской (с 1164), по указанию которой он написал роман о Ланселоте, и с двором графа Филиппа Фландрского (1169-1188), по заказу которого был написан роман о Персевале, оставшийся незаконченным из-за смерти автора. Собственно, перу Кретьена принадлежит пять романов: «Эрек и Энида»,  «Клижес», «Ивен, или Рыцарь со львом», «Ланселот, или Рыцарь Телеги» и «Персеваль, или Повесть о Граале». «Ланселот» не был доведен до конца Кретьеном, и его закончил по указанию автора ученик последнего – Годфруа де Ланьи. По «Персевалю» было создано несколько продолжений, дополняющих друг друга (Вошье, Менасье, Жерберт де Монтрей).

А теперь чуть подробнее. Итак, как уже говорилось выше, стихотворный роман о Тристане и Изольде сохранился, в виде неполных вариантов, принадлежащих перу нормандских труверов Беруля и Тома, а также двух небольших поэм – бернской и оксфордской редакций «Тристана юродивого». Кроме того, сохранились лиро-эпическое «Лэ о жимолости» Марии Французской и позднейший прозаический роман о Тристане.

Самое замечательное в романах о Тристане и Изольде – это сам их сюжет, сюжет о чуде любви между мужчиной и женщиной(неважно, вызванной ли колдовским напитком или вспыхнувшей совершенно естественно), любви, как трагической стихии, обнажающей внутреннего человека и разверзающей пропасть между стихией чувств и нормами социального поведения, долгом. Сюжет Тристана и Изольды имеет спецефические кельтские корни, в его кельтских прототипах уже имели место и «треугольник» (с акцентом на противопоставление старого короля и молодого любовника), и любовная магия, фатально подчиняющая героя. Но там еще не было изображения чувств, как не было и конфликта между душевной жизнью человека и тем, как ему предписывалось поступать согласно его месту в обществе.

Первая, вводная, часть романа – образцовая богатырская сказка. Она представляет собой ту эпическую стихию, из которой, собственно, роман постепенно и вырос. Вторая, «романная» часть повествования – прямая антитеза первой. Здесь мы видим Тристана не столько с мечом как доблестного рыцаря в сражениях и поединках, сколько в качестве участника хитроумных проделок ради устройства свидания с Изольдой или введения в заблуждение Марка, причем, не раз в шутовских обличьях (прокаженный, нищий, безумец), служащих маскировкой.

Важнейшая черта версии романа в изложении Беруля – придание первостепенного значения любовному напитку как главному источнику роковой любви и вместе с тем ограничение срока его действия. Когда срок действия напитка близится к концу, Тристан и Изольда, находящиеся в это время в изгнании в лесу Моруа, начинают чувствовать нермальность своего положения и думают об обиде, нанесенной Марку. Роль советника и отчасти помощника в примирении с Марком исполняет отшельник Огрин, полный сочувствия к невольным грешникам.

Тома в своей версии сохраняет историческую географию XII в. и отражает политические отношения Генриха II Плантагенета с кельтскими землями, с Испанией и т.д. Марка он представляет английским королем и отказывается от короля Артура, фигурировавшего в версии Беруля. Но это все не так важно. Важнее рациональное композиционное упорядочение, устранение противоречий, освобождение от некоторых второстепенных персонажей и эпизодов и некая забота о правдоподобии. Он отказывается от некоторых сказочных мотивов – фантастического представления Морхольта, с которым сражается Тристан, великаном; ласточки с золотым волосом Изольды и чудесной ладьи, знающей нужный путь. Как уже упоминалось, колдовское питье не играет той роли, что в легенде и у Беруля, соответственно, нет и раскаяния Тристана.

Для Кретьена де Труа критическая переоценка сюжета о Тристане и Изольде была отправной точной его собственного творческого пути. Из перечня ранних произведений Кретьена в начальных стихах «Клижеса» известно, что он сам написал «Повесть о короле Марке и Изольде Белокурой». Но повесть эта не сохранилась, и осталось неизвестным, что она собой представляла. Зато в последующих произведениях Кретьена содержалась сознательная критика тристановской модели мира, и эта критика имела принципиальное значение для автора. На первое место у Кретьена выходит супружеская любовь, а вот любовь за рамками брака всячески порицается.

В Германии к сюжету Тристана и Изольды обращались Эйльхарт фон Оберге и Готфрид Страсбургский. Первый перевел на немецкий язык недошедшую французскую версию, Готфрид блестяще переложил «Тристана и Изольду» Тома. Поскольку расхождений в сюжете и интерпретации не было, перейдем к следующему направлению.