«Мы прокляты нашей свободой» Жан-Поль Сартр.

Расширение пространства борьбы, это есть не что иное, как увеличение степени свободы. Любая свобода подразумевает борьбу, а расширенная свобода имеет характерный атрибут – прагматизм, который тесно связан с индивидуализмом западного человека.

Сексуальная революция это лишь условное название, она пересмотрела все традиционные устои общества и вошла во многие сферы деятельности. Поэтому вопросы в произведении поставлены значительно шире сексуальной свободы.

Этот экзистенциальный роман написан о том, что единственное, что может пробудить современного человека от безысходности, бездумности и бесцветности это его страх. Страх для экзистенциалистов это наивысшее достижение человека. Развязка романа является подтверждением этой мысли.

Роман понравится читателям, интересующимся социально-психологической стороной жизни.

Легкие изнутри

к горлу всплывают будто.

К свету, как пузыри,

Боль уходит под утро.

Слышу воющий страх

Там, под кожей, ночами.

Это сердце впотьмах

Рвется к солнцу толчками

Вы решили стать поэтом и не знаете, как делать стихи? Познакомьтесь с кратким руководством известного писателя Мишеля Уэльбека.

Во-первых, чтобы стать поэтом, нужно страдать, развивать в себе чувство обиды.

Во-вторых, овладейте мастерством: изучите строфику, рифмы, научитесь говорить членораздельно. «Никогда не «работайте». Писать стихи — это не работа, это назначение.»

В-третьих, ВЫЖИТЬ!

В-четвёртых, бить по болевым точкам, не бойтесь, «теперь вы один на один с вечностью».

Если Вы будете следовать всем этим рекомендациям, то будете писать примерно вот такие стихи:

Да сгинет все, что свет.

Живущие на солнце созерцают нас безучастно:

Мы у земли в плену, на всех земная мета.

И наши мертвые тела истлеют, это ясно.

Мы никогда, любовь моя, не станем светом.

Очень интересно было найти именно такую книгу. Диалог врагов, если они еще и талантливые люди всегда интересен, а уж коли одним из антагонистов оказывается известный провокатор, «Карл Маркс секса», атеист, крайне правый Мишель Уэльбек, а другим — успешный чиновник от культуры, признанный писатель и кинематографист, ультралевый Бернар-Анри Леви, то увлекательным чтивом ты обеспечен.

Темы, которые поднимают в переписке Уэльбек и Леви касаются прежде всего судьбы цивилизации: Уэльбек абсолютно уверен в бессмысленности человеческого существования, в невозможности для современного человека достижения высокой цели, поэтому предлагает просто обременять собой землю, пока мир катится в пропасть (одиночество всё равно непреодолимо); Леви считает, что от каждого зависит то, по какому сценарию будет дальше развиваться мир.

Особенно умиляют споры французов о России:

Сегодя в России, как при коммунизме, за грош отца и мать продадут, стащат все, что под руку подвернется, веник, лохань, прикрученный кран. (Бернар Леви)

Русские щедро одарены вкусом к жизни, жаждой к жизни, которая у нас расточилась. Как же мне захотелось быть юным и русским! И наплевать на все экологические катастрофы! (Мишель Уэльбек)

Что они понимают в российской действительности?!

Каждый из них пытается осмыслить самые разные события в жизни и литературе, срывая попутно все и всяческие маски в том числе и с себя. Они и на фото абсолютно разные: улыбающийся усталой улыбкой Леви и сосредоточенный, готовый дать сдачи Уэльбек.

«Отлично. Мы и вправду подходим друг другу. Вы посредственность. Я бездарность. В голове у нас даже не ветер, а гулкая пустота. Мы дутые величины, самозванцы, комики. Тридцать лет дивлюсь, что такому ничтожеству, как я , удалось и по-прежнему удаётся дурачить почтенную публику. Тридцать лет жду прозорливого читателя, что сорвёт с меня маску, уже устал ждать. И сколько же наплодил за это время беспомощных, неудачных пародий на самого себя! Так давайте потягаемся. А вдруг с вашей помощью я наконец добьюсь полного саморазоблачения? Вы тщеславны — я амбициозен. Я аморален, и вы не святой. Как сказал один человек высокой души, но тоже фигура весьма одиозная «Вы играете в открытую, я тоже раскрываю карты — с величайшим облегчением!»

Интересно, а в русской литературе возможен такой диалог? А если возможен, то между кем?

«Расширение пространства борьбы» — это роман о человеке, дошедшем до середины жизни и заблудившемся в сумрачном лесу. У него нет интересов, стремлений, близких, друзей. Его одиночество — хроническое чувство, которое разъедает, как кислота, изнутри. Он не в состоянии ни жить, ни умереть. Всё обрыдло: никчёмная, абсолютно бесполезная, хотя и престижная работа программиста; люди, окружающие со всех сторон, но не дающие никакого тепла и смысла; города, неважно провинциальные или столичные, где никто никому не нужен; врачи, не интересующиеся тобой по-настоящему. Ему тридцать лет, но единственное что он умеет — это курить и заниматься самокопанием, даже самоедством, я сказала бы.

И это герой нашего времени, понимающий, что он проиграл в этой борьбе, не выжил в расширенном пространстве:

Я оторван ото всего; отныне я — пленник внутри самого себя. Божественного слияния уже не произойдёт, цель жизни не достигнута. Два часа пополудни.

Неутешительный итог. Что это? Кризис среднего возраста отдельного человека или кризис среднего возраста нашей цивилизации? И как пережить его, этот кризис?

«Карта и территория» ассоциируется по строю с «Нутром любого человека» У.Бойда: начинаешь читать — не нравится, дальше не нравится совсем — ни сюжет, ни язык, на каком-то этапе хочется закрыть и забыть. Но за что-то ведь дали Гонкура? И об этом узнаёшь и не можешь не согласиться в последней трети книги. Последние страницы — пера Мастера. Уэльбек не то чтобы заставляет вспомнить (никакого «Шантарама», никаких моралите), правильнее сказать — не дает забыть о вечных истинах.

... Второе, неспешное прочтение после полугодового перерыва: понравилось все. И язык, в первую очередь язык (спасибо переводчику, во всей книге резанула взгляд лишь одна фраза: «она опустила губы в вино»), и стиль — смесь приближений к реальности с вымышленными статьями из Википедии и инструкциями пользователя. Я не побоюсь назвать ее эпохальной, хотя, как любая книга, она может нравиться, оставлять равнодушным или вызывать отторжение. Эта книга — о человеке, его месте в мире, его достижениях и ошибках, его настоящем, прошлом и будущем. Книга о бесчисленных и бесконечных попытках искусства познать непознаваемое. Соотношение карты и территории рассматривается разными дисциплинами — географией, математикой, психологией, не впервые — литературой (Гейман, Кэррол, Берн). Мне понравилось, как понял идею книги автор обложки русского издания — нанеся Мишленовскую карту, о которой много говорится в книге, на лицо человека. Цель — познание себя в масштабе 1:1 — теряется в бесконечности. «Карта не равна территории», но это не отнимает у человечества надежды.

В аннотации к роману первое место почему-то уделяется ученому Мишелю Дзержински. Но, на мой взгляд, вся линия с работой Мишеля некое чужеродное вкрапление, которое не влияет на развитие действия в романе. ГГ романа — Брюно. И Брюно — человек не вполне здоровый психически с неразвитой эмоциональностью. Поэтому все его терзания как-то не трогают. А уж усмотреть ли за всеми терзаниями философию, анализ социальных явлений и интеллектуальность или не усматривать каждый может в зависимости от того, что он хочет увидеть.

«Младенцами мы одерживаем свою первую победу, когда хватаемся за что-то в этом мире, обычно за палец матери. Потом мы выясняем, что этот мир и вещи этого мира хватают нас, и всегда хватали. С самого начала.» (с) Борхес

Под впечатлением от сексуальной революции XX века Мишель Уэльбек в 1994 году написал мгновенно ставший популярным роман, в котором рассматривает сексуальную свободу с непривычной точки зрения. В широком понимании такая свобода — это раскрепощённость, продиктованная новой эпохой, а на деле — это состязание людей всех возрастов и всех классов общества без исключения, то есть вечная борьба. Постоянно вести такую борьбу совсем непросто, и тем более не стоит заниматься расширением её пространства.

В среде всемирной раскрепощённости нет места людям, не сумевшим вовремя приспособиться к новому образу жизни. И главная проблема заключается в том, что эти люди быстро привыкают к роли стороннего наблюдателя на «празднике жизни». В скором времени неприспособленность становится не виной обстоятельств, а внутренним психологическим барьером. «Я оторван от всего; отныне я — пленник внутри самого себя» — заключает главный герой в конце романа.

По правилам сексуальной свободы, даже психолог воспринимается как хитрый соперник, а книгу, как и прежде, можно сравнить со своеобразной экскурсией по мыслям писателя, где фактически роль психолога — у вас. Все рассуждения автора основываются на общественных явлениях и потому воспринимаются без нравоучений и ненавязчиво.

Такая щепетильная тема, как сексуальная свобода, не может не вызывать полемики в обществе, так как затрагивает абсолютно всех. Понимая это, в начале романа Уэльбек завязывает диалог с читателем, помогая ему в будущем превратиться в спор на почве согласия/несогласия с рассуждениями автора. Таким образом, читатель проводит самоанализ, которого и требовалось добиться. Чтобы начать думать о будущем, нужно разобраться с настоящим. И это достойная причина не обходить этот роман стороной.

Как написано выше, Уэльбек действительно очень умный человек. Я, честно говоря, никогда не наблюдал столько мыслей, завернутых в каждое предложение. Это само по себе способно заставить читать эту книгу. Но читать ее я бы не всем советовал. Книга тяжелая, жесткая, буквально пронизанная тупиковостью. Тупиковостью развития европейского общества, тупиковостью жизни главного героя, тупиковостью жизни человека вообще. Совершенно непонятно для чего здесь прилеплена вся эта фантастическая составляющая с клонами и постапокалиптикой. Это не фантастика, этот жанр скорее можно назвать забытым словом «трагедия».

«Лансароте» — как уменьшеная копия «Платформы».

«Платформа» — как уменьшенная копия «Элементарных частиц»

Текст напоминает конспект куда более слжного и многопланового произведения: есть четкая и ясная форма, изложена идея, но все равно, автор будто замер в стилистике и вопросах «Элементарных частиц». Повторение, повторение, повторение. Потому и оценка ниже...

Считаю роман сильным.

некоторые тут пишут, что нет в романе философии и эксплуатируется тема конца Европы? Насчет философии — Сартра почитайте. Элементарные частицы есть продолжение экзистенциализма. Редко когда так можно и детально было показано одиночество европейского индивида, его полная отрешенность от всего.

очень неплохо проследивается история от требований тотальной свободы (68-й) и до понимания того, что все, европейцы кончаются (в нудистских зонах проблемы — слишком много стариков). Казалось бы главный герой мог пожить в то «время полной свободы», но одиночества преследует человека и на публичной оргии.

Kniga чертовски прав! Истинные ценители Эриха Фромма и Анаис Нин не найдут в романе бывшего сотрудника Французского Минсельхоза ничего примечательного. Не видел фильма, но подозреваю, что и Франка Потенте в искусстве оральной любви навряд ли потянет против той же Сильвии Сайнт. Действительно, если вы взяли в руки Уэльбека, не надейтесь, что он станет вас развлекать так, как это принято сейчас, чтобы «и смешно, и позитивно».

Автор, в некотором роде, зеркальный антипод Сорокина. Тот, нашенский, сначала приласкает чувства читателя высоким глаголом, увлечет по пенным сюжетным волнам вслед за мифической Фрэзи Грант, а потом — хвать ту селёдку и давай ейной мордой дурня в харю тыкать. Уэльбек же, напртив, сперва выльет на читателя ушат помоев, заставит посидеть в них «ностальгическим» героем Янковского (это твоя Родина, сынок!), а потом окажется – все это только присказка. И поверьте, сказка будет, как доктор прописал.

Странно это. Словно вечером накануне вы ходили по земле Закатной Европы, а наутро, получите-распишитесь — идеальная репликация. Натурально, deux ex vitro. Улыбка фортуны — триумф науки над собственной апологией, философией структурализма. Хэппи энд. Из грязи – в боги, в дивный новый мир. Только нас, хомо сапиенсов, там уже нет.

Резюме: автор не только показал пресловутое загнивание современного общества, а еще и послал его по точному адресу. В absurdum. Я этот прием древних геометров, апагогию, reductio ad absurdum, со школьных времен обожаю. И ведь не поспоришь.

P.S. Особенно не зацикливался на философской платформе романа, но недавно по случаю перечитал «Киркегард и Достоевский» Шестова, и теперь все не возьму в толк – как можно не увидеть связь ЭЧ с их антигегельянством? В каком-то смысле это роман о вере, познании и свободе в Кьеркегоровском понимании этих слов.

P.P.S. Таки да, возможно, ЭЧ – лучшее, что создано европейской литературой за…

В отношении рода человеческого француз Мишель Уэльбек исполнен неизлечимого скепсиса. Как в том анекдоте: у нас есть только два выхода – фантастический и реалистический. Реалистический – это если прилетят инопланетяне и организуют нам рай земной. И фантастический – если мы наконец начнем думать головой и устроим себе этот рай самостоятельно. Словом, будущего нет.

А если его нет, то какое в последний день 1999 года может быть третье тысячелетие? Никакого – не только потому, что на самом деле календарный миллениум наступает 1 января 2001 года. “Как бы то ни было, но цифра 2000 начинается с двойки, и это очевидно для каждого”.

Третье тысячелетие – никакое, как курортный остров Лансароте, на который отправляется в начале призрачного третьего тысячелетия герой одноименной повести. Единственная достопримечательность островка – пейзажи вулканического происхождения, названные в рекламном буклете турагентства “марсианскими”. Погодите немного – появятся и сами марсиане.

А пока главный герой знакомится с разочарованным в жизни бельгийцем Руди и жизнерадостными немками-лесбиянками Барбарой и Пэм. С двумя последними он мило и весело проводит время – в том числе в пикантных развлечениях. А вот что делать с угрюмым Руди, ненавидящим все – родную Бельгию и ее жителей, свою работу в полиции, бывшую жену-марокканку, ставшую фанатичной мусульманкой, – герой никак не может понять, хотя ему безумно жалко этого доведенного до крайности человека. И вот тут-то появляются инопланетяне…

Не настоящие, конечно, а только их “земной филиал” – секта “азраилитов”, верящих в то, что жизнь на Земле создали пришельцы, и пытающихся путем клонирования обеспечить личное бессмертие для каждого из своих адептов. Впрочем, это совсем не те реалистические инопланетяне из анекдота – все куда как банальнее. Читайте повесть до конца.

Вот ведь зануда. В итоге, Уэльбек все-таки посредственный исследователь и журналист. Поразительная традиционная, даже до банальности традиционная работа. Уэльбек оказался не в состоянии вытащить голову из своих излюбленных «проблем» и посмотреть на творчество Другого автора, отвлекшись от себя любимого хоть на чуть. На самом деле, это элементарно невежливо, не говоря уж об какой-нибудь исследовательской или научной честности. Итак, по порядку.

Как всем известно, французская философия второй половины 20 века изобрела, а точнее, довела до предела вечно существовавший прием – взять автора, философа, писателя и забить на него, в том смысле, что использовать его как случайный повод, чтобы поговорить о своем. Так Демокрит мог стать постмодернистом и ловко излагать взгляды современного автора, а Де Сад мог стать атеистом, добрым парнем и страстным провозвестником либерализма. И все было бы хорошо, если бы этот прием остался в ведении веселой науки философии. Но куда там – приемчик быстренько был освоен журналистами и авторами учебников, истерся, затрепался и потерял весь свой смысл. И, конечно же, такой «оригинальный» писатель, как Уэльбек, не мог не использовать что-то такое модное и потрепанное (еще и позаимствованное у тех философов, которых он критикует).

Не все полностью плохо. Уэльбек любит Лавкрафта (уж лучше бы ненавидел), и он вроде почитал и о Лавкрафте, и письма этого великолепного бедняги (уж лучше бы не трогал). Хорошо и приятно Уэльбек пересказывает то, что о Лавкрафте уже много раз писалось: о его «ненависти к жизни», о презрении к методам «реалистической» литературы, о его одиночестве и любви к архитектуре, о его причудливой эрудиции.

Но стоит только дойти до какой-нибудь излюбленной темы и можно откладывать книгу – и так понятно, что скажет Уэльбек. Взять хотя бы «расизм» Уэльбека – потому что Уэльбек выводит расизм Лавкрафта из своего «расизма», а не лавкрафтовского. Конечно, Лавкрафт был расистом, как и Э. Р. Берроуз, Киплинг, Уайльд, Л. Толстой и многие и многие другие. Вернее, мы их сейчас называем расистами, в свое время они действительно были милейшими «толлерантыми» людьми. Уэльбек просто с упрямым невежеством игнорирует такую вещь, как исторический контекст. Он поступает как совсем уж невменяемые американские «деятели» в конце девяностых, осудившие за расизм «Хижину дяди Тома». А он ведь не осуждает Лавкрафта, а еще и выводит солидную часть его творчества из расизма, да есть определенные моменты, упоминания, но вот у Чехова сотни упоминаний чаю и из этого нужно сделать вывод, что его творчество во многом основано на чае? У Набокова есть классное сравнение: влажная жара в порту, герой видит негра и у того «лицо, как мокрая галоша» (рассказ «Порт»), и Набоков, конечно же, дикий расист.

Оппозиция жизни, «постоянный иск против жизни — такова высочайшая миссия поэта на этой земле», как утверждает Уэльбек, и в эту свою (ну не особенно она и его) теорию он тщательно утрамбовывает Лавкрафта. А утрамбовать можно кого угодно и куда угодно.

Если бы эта работа была позиционирована как эссе, если бы Уэльбек честно и прямо излагал свои мысли, вызванные прочтением Лавкрафта, и понимал, что бедняга-автор тут не при чем, он чего-то свое писал (мало ли что кому придет в голову: Чарльз Менсон наслушался Битлз и там услышал, что грядет революция и надо всячески людей убивать, потом другой малый начитался «Над пропастью во ржи» и убил Леннона, и что, эти мысли были у Битлз и у Селлинджера?), было бы хорошо, да, немного вторично, но интересно и приятно. Но Уэльбек нагло приписывает свои мысли Лавкрафту, как будто учился в советской школе и точно знает, «что хотел сказать автор».

Скуууууучно!

Роман посвящен месту интеллектуала в обществе. Образованный слой на Западе становится всё шире. Историческое развитие современного общества не могло не сказаться на сознании современного интеллектуала. Диктат капитала, церкви и государства уходит в прошлое. Новые ценности рождают новые вопросы. Эпоха большого нарратива и диктата принципа материального производства уходит в прошлое. Отчужденный труд сменяется свободным творчеством. Происходит освобождение закабаленной сексуальности, освобождение человека во всех областях социального бытия.

Западная интеллектуальная культура всегда искала заёмный взгляд на саму себя. Искала взгляда Бога, взгляд сверх-человеческий, без гнева и пристрастия могущего пронаблюдать жизнь человека, отбросив все иллюзии и человеческий самообман. Социальная теория модерна неустанно решала вопрос о возможности такой совершенно прямой перспективы, в которой социальная и природная реальности покажутся такими, какими они есть на самом деле. Но поиск абсолютной шкалы ценностей закончился ничем.

Интеллектуальная культура Запада испытала жестокий кризис, так называемый пост-модерн, когда опыт Ницше и иных «мучеником науки» показал, что перспективизм возможет только как плюрализм, где нет ни одного Абсолютного наблюдателя – Он давно умер.

Роман Уэльбека – это описание ситуации мира, где умер Бог, а сверх-человеческий взгляд на человека возможен только лишь как фантастическое допущение, в которое никто не собирается верить. Потому и фантастические существа, якобы авторы романа, это не боле, че литературный приём, позволяющий отстранить читателя от слишком буквального прочтения сложного нарратива автора. Уэльбек приходит к неутешительному выводу, что и диктатура либидозной цивилизации оказывается порой столь же невыносимой. Очень хочется вернуться в ситуацию торжества Большого Отца и большого нарратива, в плен к доброму, но строгого Боженьки, но уже не получится.

Роман получился сатирический и едкий, смелый и умный, и переживания интеллектуала описаны тут так здорово, что всякий интеллектуал прочтет его с удовольствие и не сможет не увидеть здесь нечто родственное. И вместо добрых страрых европейских истин — обнаженность мира без Бога, без игрушек типа загробной жизни и первого причастия, типа добрых родителей и удовольствия от хорошо выполненой работы.

Описание цивилизации производства удовольствия, бесконечной смены партнёров, тщетный поиск «семейных ценностей», «вечных ценностей», желание «быть как все», и всякий раз разочарование при погружении в эту бывшую столь желанной «жизнь как все» — вот наиболее привлекательные тематические пункты романа.

Для настоящих любителей порнографии в этом романе нет порнографии, для настоящих любителей философии в этом романе нет философии. Но чего тут много – нытья. Вот этого добра с излишком. А модно оформленное нытье всегда становилось «скандальным», «мудрым», «пророческим» и хорошо раскупаемым как раз благодаря этим журналистским ярлычкам. Все было бы не так убого если бы Уэльбек оставался тем кем он является – журнализдом, но куда там – как и очень многие, вот полез в писатели.

Основа этого романа – это некоторые весьма определенные жанры порнографии (межрасовая и тинэйджеры), которые автор пересмотрел по самое немогу и философия второй половины двадцатого века, а точнее школьное и очень тенденциозное понимание сложнейших проблем, которыми эта философия занималась. Сюжета нет, вернее автор попытался его присобачить, но он получился такой водянистый, что исчезает за рассуждениями.

Уэльбек ездит на очень модной теме – конец Европы. А Европа любит умирать, со времен Шпенглера это одна из самых модных и любимых тем. Вот Уэльбек ее и юзает, но искренне как настоящий нытик, нужно отдать ему должное.

Помимо всего выше сказанного, главная проблема романа в том, что Уэльбек писать не умеет, вернее не умеет писать как писатель, литератор, мастер художественно манипулировать словами, пишет он как журналист: рубит очевидными словами иногда прибегает к опять же модным наукообразным вставкам: корпускулы Краузе, генотип – все это легко очаровывает неспециалистов, и читатели послушно кивают. Подбор его слов – откровенно порнографичный, то есть он не умеет описывать, не прибегая к сексуально детерминированным штампам. Иногда Уэльбек использует научный дискурс как литературный прием, но как убого он это делает. Сам прием затасканный и затрепленный еще со времен Стерна, можно было бы подать и использовать по-новому, ну куда уж там. Кстати, несмотря на свою «научность» Уэльбек часто врет в отношении научных фактов и просто культурных событий («художественный вымысел») – опять же, как настоящий журнализд.

С автором можно было бы спорить, интересоваться поднятыми им вопросами, ругать его, если бы он занимался своим скорбным делом – журналистикой. Но он потащил все свои проблемы в литературу не умея писать и вот еще один никакой роман с тенденцией. Скууучно!

Уэльбек мыслит глобально. Роман «Платформа» поднимает темы культур, цивилизаций и мировых религий. Западной унылой искусственной цивилизации, где люди давно пользуются суррогатами не только любви, но и секса, противопоставляются страны третьего мира (Таиланд, Куба) с их бедностью, проституцией и веселыми любвеобильными аборигенами. Герои романа — средний парижанин и преуспевающая в турбизнесе мадемуазель — именно в Таиланде влюбляются друг в друга, именно Таиланд они считают раем земным, там же все и заканчивается. Не дочитавшие роман до конца получат о нем превратное представление, потому что накал в финале такой, что «все в душе развернулось, а потом обратно свернулось». А вообще — роман о том, что надо жить, любить, радоваться жизни и получать от нее удовольствие, а не стараться зарабатывать так, чтоб вместо 40 платить 60 процентов налогов.

Это мои впечатления от идей и смысла романа, а теперь впечатления от текста.

Безусловно талантливый и умный автор, вероятно, сильно любит провокацию, эпатаж, а может быть просто желает больших продаж и большей популярности. Не знаю я, зачем еще было перенасыщать страницы романа порнографическими сценами. Скажу больше — вряд ли подобный сплав философии и сцен из желтых бульварных дешевок получил бы широкую известность у нас, если бы не наделал перед этим шуму на Западе. Как же, как же, ведь роман получил приз Парижского кинофестиваля 2002 г. «Кинороман» за лучшее произведение, на которое следует обратить внимание ведущим кинорежиссерам с целью экранизации. Ну и кроме того, скандальную известность сие произведение получило за резкую и необоснованную (на мой взгляд) критику ислама. Уж не знаю, чем Уэльбеку не понравилась эта мировая религия, кроме как строгими запретами на распитие спиртного и разврат, что он так опускает ее в своем романе... И тема абсолютно свободного секса, когда супруги по отдельности ходят в массажные салоны, меняются партнерами, любятся втроем-вчетвером мне, человеку женатому и воспитанному в православном окружении не очень близка. Можете плюнуть и обозвать ханжой.

В общем, если бы те же самые самые идеи автор донес до читателя иными средствами (а это возможно), то книга понравилась бы мне гоооораздо больше. Тем не менее, времени, потраченного на чтение не жаль, хотя и перечитывать не стану.

Лучшая книга Уэльбека. Ему давно пора бросить писать ((( ради денег )))) пошленькие романы и начать прямую публичную критику современности.

Уэльбек очень умный человек и очень плохой писатель. Если бы он посвятил себя написанию документальных произведений о современном мире, эссе, философских очерков — было бы гораздо больше пользы. С точки зрения художественного стиля роман плохой, вторичный и поэтому пошлый.

Замечательный образец «унылой повести».

«Унылой» не потому, что сам текст таков, а потому, что жизнь множества людей такова, в том числе и главного героя, о чём он без прикрас и говорит.

«Повести» — потому, что критериям романа «Расширение пространства борьбы» не отвечает, но в данном случае это и не минус.

Произведение, в которое можно глядеться как в зеркало собственных мыслей и чувств и вздыхать.

И которое хотелось бы написать самому, не будь оно уже написано.

Произведение, которое стоит прочитать, но которое сложно рекомендовать к прочтению, — кому понравится ещё и читать про жизнь цвета мокрого асфальта, а не только её проживать? :)

Неплохое обращение к молодым поэтам, которое может многих отпугнуть от этой стези.

Еще одно свойство этого произведения — оно легко растаскивается на цитаты, очень емкие, точные и запоминающиеся. Приведу некоторые из них:

«Поэт — это священный паразит».

«Счастья бояться не надо: его нет».

«Будьте отвратительны, и вы будете правдивы».

Ну разве не поэт мог так выразиться?

Этот роман произвел на меня очень сильное впечатление. И не сказать чтобы приятное – вогнал в депрессию.

Вообще это было мое первое знакомство с Уэльбеком. Роман захотелось прочитать из-за одноименного фильма, который мне понравился. Но как это часто бывает, оказалось, что фильм и роман две разные вещи, хотя и есть у них какая-то общая атмосфера и темы. Основное различие заключается, пожалуй, в неимоверной жестокости Уэльбека к отдельным людям и обществу в целом. Фильм является скорее историей любви, психически ненормальной, неуверенной, но любви. Роман же является историей последствий ее смерти. Это как холодный ушат из грязи, страданий, боли, безысходности, одиночества и бессилия, которые сваливаются на человека. Человек пытается утопить это самоутверждением: во власти, богатстве, сексе, насилии над другими существами, и если у него это получается, он на время забывает боль. Казалось бы, таких людей как Мишель, которые не способны испытывать чувства это обойдет, но и они в конце концов погибают. И так медленно гибнет весь мир, не от ядерной катастрофы, не от нашествия инопланетных захватчиков или смертоносного вируса, а от отсутствия любви.

Также, как и «Элементарные частицы», уэльбековская «Платформа» посвящена системному кризису современной цивилизации. Вообще, духовная агония постиндустриального общества — тема магистральная для французского мизантропа, пессимиммста и моралиста, ковым и является Мишель Уэльбек.

...Сорокалетний парижанин, похоронив отца, едет в составе тургруппы в Таиланд — как следует развеяться, с головой окунуться...нет, отнюдь не в море, а в соответствующие удовольствия и развлечения, которыми столь славен между европейцами из миддл-класса тайский курорт Паттайя. Там наш герой встречает девушку Валери, с которой они вместе начинают заниматься, разумеется, сексом, а затем и туристическим бизнесом. Мы видим окружающий мир сначала глазами абсолютно равнодушного, затем абсолютно счастливого, а после — абсолютно несчастного человека. Самый точный взгляд, пожалуй, первый. Заметки пьющего, похотливого резонера в нелепой футболке с надписью «Radiohead» отличаются удивительной внятностью, саркастичностью и точностью оценок. Вдобавок, они очень едкие и смешные — Уэльбек на полную катушку использует свой талант сатирика и комедиографа. Только вот сам роман не кажется от этого более оптимистичным. Такой экзистенциальной тоски и безнадежности, которые присутствуют в «Платформе», в современной европейской литературе надо еще поискать.

Воздух романа пропитан запахами похоти и секса настолько, что его буквально можно резать ножом. Но сексуальные развлечения оказываются всего лишь суррогатом — они не способны заменить собой любовь, которая, кажется, навсегда покинула этот мир. Современный человек по своей воле выкинул это чувство на свалку истории. Почему? Потому что вместе со стратью обязательно приходят тревога и боль, а эти чувствасовсем не вписываются в цивилизацию комфорта и всеобщего благоденствия. «Жизнь из которой ушла любовь, становится...условной и противоетественной. Ты сохраняешь человеческое обличье и повадки, нол это внешнее; сердце...уже ни к чему не лежит». Утратив любовь современный белый человек теряет также и волю к сопротивлению. Мир уже не принадлежит ему; в его чистый и аккуратно обустроеный дом скоро окончательно вселятся совсем другие жильцы — преимущественно выходцы с далеких южных широт.

В «Платформе» Уэльбек продолжает говорить очень неприятные, неполиткорректные, порой, жестокие слова... Но голос французского писателя по-прежнему остается «гласом вопиющего в пустыне».

Сразу признаюсь — я очень люблю этот фантастический, порнографический, расистский и реакционный роман и считаю Элементарные частицы одним из лучших произведений, созданных за последний десяток лет в западной литературе. Уэльбек написал роман о постепенной деградации и о неминуемом крушении некогда великой европейской цивилизации белого человека. Её время безнадежно уходит, а будущее представляется безпросветным.

«Элементарные частицы» написаны как бы в форме семейного романа. «Как бы» — здесь ключевое понятие. Форма семейного романа служит для Уэльбека лишь поводом, фоном. Главные герои «ЭЧ» — сводные братья Мишель и Брюно, ученый-биофизик и преподователь-гуманитарий. Оба брата на протяжении всей своей жизни мучаются и страдают. На первый взгляд — от проблем, связанных с их собственной сексуальностью, а на самом деле — от осознания своего метафизического одиночества, от невозможности по-настоящему любить и быть любимым. Секс, деньги и культ молодости — вот те три кита, на которых стоит мир персонажей «ЭЧ», именно они разделяют людей на победителей и проигравших. Хотя, по большому счету, проигравшими окажутся абсолютно все — Смерть не делает никаких различий и уравнивает все возможности.

Особую неприязнь у Уэльбека вызывает западная левацкая интеллигенция. Всех этих последователей Маркузе, Делёза, Фуко, проповедников «Нью Эйджа» автор «ЭЧ» описывает не то что с язвительностью и сарказмом, а с настоящей гримасой злобы и отвращения.

В «Частицах» считывается простая и очевидная мораль — добровольно похерив базовые христианские ценности современный мир со свистом рухнул в бездонную и страшную пропасть. Полет этот всё еще продолжается, но дальше, очевидно, будет только хуже.

Расист, порнограф, реакционер, мизантроп, антифеминист и гомофоб Уэльбек в результате оказывается записным моралистом, вроде отечественного Алексея Иванова «Географ глобус пропил», «Блуда и МУДО) или американца Брента Истона Эллиса («Американский психопат», «Гламорама»). Весь подтекст «Элементарных частиц» — это тоска по человеческой норме, доброте, любви, нежности, поэзии. Тоска по человеку.

Довольно необычное произведение, хотелось бы посмотреть как это выглядит на сцене. Единственно, с переводом наши подкачали: переводить стихи дословно:confused: это, мягко говоря грязно ругаясь, оставляет не очень хорошее впечатление. Но благо был под рукрй оригинал, так что впечатление от произведения осталось хорошее:biggrin:.

А насчет перевода — вот сравнение:

«Opera Bianca»:

Там, где кончается белизна, – там смерть

И распад тел.

Среди оголенных частиц

Заканчивается жизнь моих чувств.

Отрывок из стихотворения «За чертой белизны», которое выходило на русском, и отрывок из которого входил в «Opera Bianca»:

За чертой белизны — смерть,

тела исчезают, как облака, а не твердь.

Утром, ледяным и пленительным,

завершаю пробег, бывший чувствительным.

Ничего, на мой взгляд, гармоничного в этой книге нет. Очень крутой мужской кризис «среднего возраста». Понятие о любви путается с чистой физиологией.

Кое-что интересное наблюдается лишь в самом финале, когда последний из наблюдаемых нами клонов идёт по поверхности планеты, а писатель начинает соотносить его чувства и мысли не с сугубо не захватывающими переживаниями Даниэля 1, а с более широкими вопросами основ жизни «неолюдей».

Рассуждения о природе смеха в современном обществе также показались не лишёнными глубины.

Данная книга — очень хороший пример обращения к приёмам фантастики нефантаста, «неподкованного» в данной области, ему не видны давно и тщательно проработанные линии и темы, он с ними не взаимодействует (хотя бы те же темы клонирования, бессмертия и т.п.). Поэтому и получилось по видимости нечто новое, а по сути — сырое, проваливающееся между бездумной порнографией и попыткой осмысления выхода из водоворота одиночества в современной западной культуре нечто. Типичный пример распада романа.

Сначала прочитал книгу, потом посмотрел одноименный фильм. Должен сказать, что фильм мне понравился гораздо больше — редкий случай. В книге не понравился стиль, какой-то он «бездушный». Интеллектуальное чтиво (в хорошем смысле), немного холодное и отстраненное.