Прекрасное произведение. Хотя на мой взгляд, для понимания этого произведения не хватает того времени,когда оно было написано. Мулат, метис, негр (афроамериканец, если хотите) — сейчас трудно оценить психологию отношений по расовой принадлежности,когда изменилось отношение к ним. Собственно и Россия полна различных смесей, причем нельзя сказать,что это плохо — это хорошо, опять же на мой взгляд.

Но произведение-хоть и краткое-дает полную картину психологии главного героя. Картину — прекрасную по полноте и ужасную по содержанию.

Это первое произведение данного писателя, но после прочтения — явно не последнее.

Поначалу даже интересно. Потом автор скатывается в похабщину, а концовка становится ясной где-то с середины романа — и она неоригинальна. В общем, великий смысл прошел мимо меня.

Читать Бориса Виана сложно, тяжело. Иногда требуется настоящее мужество, чтобы одолеть ту же «Пену дней». Признаюсь, в студенческом возрасте произведения оставляли странный осадок в душе.

Важно не упустить момент, и перечитать Виана чуть позже...

Роман Бориса Виана «Осень в Пекине» (L'Automne à Pékin) принадлежит к самому плодотворному периоду творчества Бориса Виана. Роман написан в 1946 году, который стал годом творческого расцвета писателя. Весной этого года он написал «Пену дней», в августе – «Я приду плюнуть на ваши могилы», а осенью – «Осень в Пекине».

Книга была впервые опубликован в 1947. Второе издание 1956 года подтвердило статус этого произведения как признанного шедевра авангарда – книга вышла в знаменитом издательстве «Минюи» по рекомендадии Алена Роб-Грийе.

Некоторыми исследователями признается наиболее фарсовым его произведением. Не случайно, что книга заканчивается издевательски-глубокомысленным утверждением: «Из всего сказанного можно сделать какой угодно вывод». Оскорбление здравому смыслу и высмеивание всех общественных институтов – главная задача романа. Достается всем – и Церкви, и бизнесу, и медицине, и науке, и государству. Достается и сфере половых отношений. Виан рисует остроумные сценки, где подавленная сексуальность предстает во множестве разных масок: навязчивых и прилипчивых геев; оборотистых альфа-самцов; закомплексованных романтиков-влюбленных; секретарш-возлюбленных, не взявших себе в привычку о чем-либо думать, взрослых мужчин, теряющих слюни при виде только формирующейся груди девочки-подростка, подвернувшейся им под руку, и так далее.

Роман написан в стиле «патафизики» и насмешливой буффонады, под музыку джаза и под влиянием эстетики французских zazou. Это – зеркало реальности, к которой люди так привыкли, что если и видят её уродства, но они уже их нисколько не впечатляют.

Персонажи книги – это вереница издевательских карикатур. Это священник, который в минуту откровенности наивно признается: «всякая религия придумана для сокрытия преступлений»; и члены Совета директоров железной дороги, во время заседаний рассматривающие порнографические, но при этом не забывающие проголосовать на предложение снести ни в чем не повинную гостиницу, стоящую на пути их бессмысленного проекта; и врач Жуйживьом, ведущий список залеченных им пациентов.

Роман пронизан отвращением к скучной бюрократической жизни, к религии, к политиканству, ко всевозможным средствам подавления человека, которые создают себе сами же люди. Во многом это «roman à clefs»: многие персонажи и события романа – это или так или иначе спародированные явления из жизни самого Виана на канцелярской службе; или пародии на события из его приключений в литературном мире во время баталий, развернувшихся по случаю выдвижения «Пены дней» на присуждение престижной премии Плеяд.

Один из лучших рассказов у Виана. И неужели тема, которую он затрагивает, никогда не потеряет своей актуальности?

Это очень хороший роман, жаль, что никто из выставивших оценки не читал его. В начале семидесятых, когда моя невеста писала диплом по творчеству Бориса Виана, я пытался читать этот роман, но понял лишь, что такой французский мне не по силам. В конце семидесятых, когда моя жена писала кандидатскую по французской литературе конца сороковых, начале пятидесятых, я не просто работал при ней машинисткой, я честно изучал творчество Виана, но хотя у меня была самая квалифицированная консультация, я ничего не смог перевести. Непереводимые каламбуры на каждой странице, в каждом абзаце, глубочайший контекст, который понятен лишь вжившемуся во французскую культуру читателю, игра слов, какой я не встречал нигде и ни у кого. Трогательная история умирающей Хлои теряется в картезианском контексте и вновь выныривает по закону силлогизма. Словесный выпендрёж переводчиков даже отдалённо не передаёт аромат романа. Книгу (все книги Виана) надо читать только по французски и непременно родившись французом. Остальным остаётся завидовать счастливцам.

«Нежно-нежно, тонко-тонко...»

В целом необыкновенно изящная и целомудренная история любви :smile: Наверное похожая, на невероятную музыку пианоктейля :smile: И все же слишком легкомысленная. Позже попались строчки из эссе Бегбедера «Лучшие книги ХХ века»

«Наверняка сыщутся люди, которым не нравится «Пена дней», которые находят эту книгу чересчур наивной или несерьезной, и я хочу прямо здесь торжественно объявить им, этим людям, что мне их жаль, потому что они не поняли самого главного в литературе. Хотите знать, что это? Очарование.» Бррр — и это обо мне :eek: Не смотря на все восхищение чудесной фантазией, необыкновенной легкостью и прелестью повествования... Не покидало, некое маячившее в глубинах сознания, раздражение от полного разгильдяйства, нигилизма, и эгоизма героев существование, которых напоминает небезызвестную басню Крылова

«Всё прошло: с зимой холодной

Нужда, голод настает;

Стрекоза уж не поет:

И кому же в ум пойдет

На желудок петь голодный!»

Слушал аудио. Преотвратительное, надо сказать, исполнение. Читает барышня, местами делая такие паузы в середине предложений, будто силится прочитать. Возможно, поэтому роман не поразил меня, но то, что он оказался удивительным, неожиданным, странным — однозначно.

События развивались по нарастающей (твердая 9), будоража и окатывая очередной порцией жути примерно до встречи со Слявой, и примерно до этого момента оставалось еще неясно — к чему же ведет автор и вообще, о чем роман. Но дальше все несколько поуспокоилось, текст стал более ровный и менее неожиданный, почти до самого окончания мы будем видеть переживания Клементины, воспитывающей близнецов. Рождением близнецов роман начинается, завершением их судьбы он и заканчивается, поэтому тема ребенка является ключевой в романе и для меня, пожалуй, самой неинтересной. Вообще же, полотно романа пронизано множеством символических деталей, прототипы которых легко обнаружить в окружающем мире — здесь и жестокость к детям, к старикам, и тема стыда, и тема диктата родителя, и религия, и тема человеческих комплексов. Недаром, главный герой — психиатр, который словно бы погружается в сон, развивающийся согласно канонам Фрейда, Юнга и еще бог знает кого. Пожалуй, роман заслуживает самого пристального внимания, но есть у меня ряд замечаний, из-за которых я не могу поставить высшие баллы:

- поступки героев алогичны: но эта алогичность подробно объясняется автором на странном наивном уровне, что слишком напоминает местами новичка-автора, который берется подробно описывать устройство гипердвигателя, и совершает при этом ошибки в описании механических или электрических принципов; насыщенный образами язык местами прорывается неудачными канцеляритами, нарушающими всякую гармонию текста; также из ниоткуда вдруг возникают забубенные философские монологи, вызывающие ассоциацию с «Остапа понесло...»; не разрешено коренное противоречие в поведении Клементины — в самом начале она хотела отдать ребенка в деревню подмастерьем, а начиная с половины книги носилась с близнецами как курица с яйцами;

- главный женский персонаж чересчур логичен: рассуждать, искать следствия и делать выводы — это прерогатива мужчин, Клементина же, выдумывая катастрофы для детей, проявляет излишнюю последовательность, логичность и доказательность, что снижает достоверность персонажа;

- смещены акценты повествования: жизнь деревни по окончании представляется фоном для основной драмы — детской, однако, этим недетским эпизодам (соития со служанкой, религиозные обряды, жестокость жителей, железная любовница кузнеца и любовные акты Клементины, психоанализ кота, превращение того в оболочку, прозрачность людей) уделено столько времени, что по окончании остается вопрос — а так ли уж это было нужно?

- замят центральный момент перерождения героя в Сляву: нам только сообщают, что прежний Слява умер, и герой вдруг начинает рассуждать, что теперь он должен занять место старика, хотя на протяжении уже долгого текста он проявлял все черты деревенских — бил подмастерьев и пр.; а угроза становления Слявой после того диалога со стариком — ни разу в тексте не возникла, оттого это перерождение кажется понятным, но не подтверждается текстом и потому неестественно.

Оценка — между 7 и 8, с желанием когда-нибудь перечитать. В разные моменты возникали ассоциации с «Концом света» Мураками и фрейдистско-феминистскими аллегориями Анджелы Картер.

Возможно, полвека назад такая история могла вызвать интерес и какие-то эмоции. Сейчас — вряд ли. То есть, конечно эмоции будут, но вряд ли те, на которые рассчитывал когда-то автор.

Совершенно потрясающего уровня должна быть техника, способная на подобные действия!

Изумительный, необычный роман о любви, о дружбе, о человеческих увлечениях и страстях.

Пересказывать его содержание бессмысленно. Сам Виан так сказал о нем: «Я хотел написать роман, сюжет которого заключается в одной фразе: мужчина любит женщину, она заболевает и умирает». Но оригинальный виановский стиль и неподдельная искренность повествования выделяют эту книгу среди всего, что было и будет написано на эту тему.

История отношений Колена и Хлои, Шика и Ализы, Николя и Изиды разыгрывается в ирреальном мире, хотя и подчиняющемся своей внутренней логике. В этом мире ветер может сдуть цвет с вашего шарфа, а дверь в обычной аптеке может наподдать вам в ответ, если вы её грубо толкнёте. Оружейные стволы там выращивают из семян, а таблетки штампуются кроликами-автоматами.

Впрочем, сила чувств наших героев способна и поменять законы этогого мира. И тогда из оружейных семян вырастают розы, а холодильник незаметно для окружающих превращается в голодильник.

Несмотря на то, что мир в этом романе напоминает анимацию, в которой столь многое условно и как-бы понарошку, книга очень сильно цепляет за живое. Ведь и в этом мире всё на тех же полюсах стоят счастье и горе, радость и отчаяние, любовь и равнодушие, преданность и предательство.

P.S. Немного подробнее здесь: http://fantlab.ru/blogarticle7348

Самая реальная история, завернутая в плащ нереальности и пронизанная истинными чувствами, заставляющими по-иному думать и видеть вещи, такими, какие они есть в действительности.

Начало книги, пронизанное светом, музыкой, счастьем и верой, что каждый новый день принесет еще что-то хорошее, сжимается до одной бесконечно пульсирующей нотки отчаяния в воспаленном мозгу главного героя в окончании этого произведения.

Очень немногие книги заставляют нас задуматься о чем-то в этой жизни. Это книга заставляет не только задуматься, а прочувствовать каждое слово и каждый жест героев.

Я прочитала «Пену дней» один единственный раз и очень давно. Я никогда даже не пыталась читать ее повторно именно потому что книга просто непередаваема и ты осознаешь, что очень сложно пережить все ее события вновь. А одного момента ты уже не почувствуешь никогда — не сможешь вернуть себе первоначальное чувство радости от открытия и осознания, что такая книга существует.

Парадоксальное и едкое.

Неприятное, резкое, мутное, странное, драматическое, черствое, правдивое, ложное, короткое, языкозаплетное, словодерное, тупосоциальное, остромистическое.

Любопытное произведение.

Строго на любителей неформата.

Магический реализм со вкусом мяты и тухлого мяса.

Эту книгу невозможно прочитать, как невозможно прочитать том энциклопедии. Можно найти по индексу в конце книги то или иное громкое имя или название и читать отдельную статью, посвящённую этому человеку или заведению. А можно просто листать страницы, разглядывая фотографии молодых французов в вечерних туалетах и кедах (была такая мода!), выплясывающих буги-вуги, портреты забытых знаменитостей, цирковых эксцентриков или скандальных писателей, сидящих вовсе не в баре, а за письменным столом. И споткнувшись о какой-нибудь особо причудливый снимок, взяться за перевод небольшой статейки и узнать, что помимо скандалов и развлечений было в жизни весёлого парижского квартала немало серьёзного и поучительного. А прочесть книгу целиком, думается, не сможет даже тот, для кого французский язык является родным.