А. В: Согласно традиции, лучший вопрос будет оценен с помощью поощрительного приза – книжки, где мы все, так или иначе, присутствуем. Не то, что книжка особенная, но вполне...

Д. Г: Но он её готов отдать.

А. В: Да. Так что, вопросы типа «Ваши творческие планы?«, «Как вы пишите всемером?« не оцениваются.

О. Л: Ну что, дамы и господа, давайте о чём-нибудь тогда разговаривать. Народу как бы не слишком много, но это традиционно. Нас тоже не слишком много, но всё-таки три человека в наличии.

А. В: Я предлагаю очень коротко каждый расскажет, действительно, наши творческие планы, над чем работаем и какие успехи – чтобы снять эти вопросы.

О. Л: А потом уже можно говорить. Поехали. Начинай.

А. В: Ну, хорошо. Значит, если коротко, сейчас у меня из последнего, что вышло – вышло десятая книга цикла «Око силы« «Царь-космос«. Сейчас идёт работа над одиннадцатой вовсю. Условное название «Безумный барон» Но, очевидное, название у меня ... Если помните, в «Оке силы« три трилогии. Первая книга трилогии – одно слово в названии. Второе – два слова. Третье – три. А теперь идет один-один. Значит будет тоже через чёрточку, то есть название будет подработано. Ну, постараюсь закончить быстрее. Вот это моё нынешнее положение. Пожалуй, из творческих планов и всё. Пожалуй — всё. Ещё вышел, может вы видели, сборник — часть произведений моего так называемого «Ноосферного цикла« – «Точка Омега«. Вот, пожалуй, и всё.

Д. Г: Ну что, у нас, говорят, по планам «ЭКСМО» 12 апреля должен выйти новый сборник, куда входят два цикла наших рассказов. Сборник называется «Смех дракона». Кстати, впервые сделали на него бук-трейлер, то есть видеоролик такой небольшой, он в сети сейчас разбросан. Если кому интересно – можете посмотреть. В этот сборник вошел, во-первых, цикл рассказов, посвящённый Роберту Говарду — собственно, «Смех дракона». У нас был рассказ «Сын чёрной вдовы», и потом мы продолжили этот цикл. Эти рассказы друг с другом напрямую не связаны, но используется тот же мир. То есть это не продолжение Говарда – там нет его героев, там нет его сюжетов, там нет его географии. Но мы постарались написать в стилистики и манере Говарда. И мир чем-то похож на говардавские миры – не только кононовкие, вообще всей его Хайборийской эры. Вот приблизительно ... Похожий, но свой. Вот там четыре рассказа в этом цикле. Потом — бесконечно продолжаемый цикл совершенно не связанных друг с другом рассказов «Тени моего города» — связаны они, не знаю, какой-то общей аурой, тем, что это происходит в современном городе и тем, что там присутствует некая доля мистики. Вот, пожалуй, и всё общее между этими рассказами. Тоже новые рассказы из этого цикла. Олега Ладыженского новые стихи, которые раннее не публиковались. И ряд наших публицистических статей о фантастики и литературе вообще, в том числе, кстати, и в соавторстве с нашим другом и коллегой Андреем Валентиновым – там три статьи есть совместные, кроме наших. Вот такой вот сборничек у нас выходит, по идеи 12 апреля, но может задержится. Но в апрели должен выйти. Но, а теперь о том, что в планах.

О. Л: А работаем мы сейчас над большим – ну, уже видно, что большим — романом. Называется он «Urbi et orbi, или Городу и миру». Собственно это одно и то же, только первое на латыни, а второе по-русски. В нём, как мы понимаем, будет три книги. Две из них практически написаны. Это к вопросу, с котором к нам вечно цепляются: «Вот у них вышла первая книга, а когда будет вторая неизвестно. Они говорят, что сначала продумывают, а вот издают кусками». Как правило, когда издаём первую, у нас уже всё написано или под финал идёт. Совсем. Поэтому, скажем, из этой трилогии две книги написаны процентов на 98 – там буквально осталось чуть-чуть, и третью мы собираемся, закончив эти два процента, где-то через месяц начать. Примерно. Действие этого романа происходит в мире – как сейчас принято говорить – романа «Ойкумена». Кто читал, тот помнит. Но не имеет ничего общего с сюжетом романа «Ойкумена». Общего ни в персонажах... Там где-то на периферии мелькнёт парочка ну совсем второстепенных персонажей из «Ойкумены»: режиссёр Монтелье, кто-то ещё...

Но в целом это происходит в совсем другом месте, космическая эпоха ... Там даже, кто читал «Ойкумену» — поймёт, не рассматриваются вопросы антисов и их волновые сущности, энергетов особо как раз (не рассматриваются, прим.)

Действие происходит на самой технологически развитой планете галактического сообщества — Ларгитасе, где всё очень-очень хорошо! То есть: все хорошо живут, всё почти замечательно. Роман повествует о жизни женщины, от шестилетнего возраста – ну, как мы предполагаем, до почти сорока лет, где-то в 36-38 закончится действие третий книги. Пишется это частями, будет три книги. Первая, видимо, будет называться «Дитя Ойкумены», вторая «Королева ойкумены» — не в том смысле, что её коронуют, правильно... Третья, скорей всего, будет называться «Изгнанница ойкумены». Книги пишутся частями, то есть каждая часть отстоит от другой на несколько лет. Первая часть – ей шесть лет, вторая — двенадцать, третья — шестнадцать. И так далее. Потом 21 и прочая. То есть в каждой книги будет только три части. Что еще можно сказать? В общем-то, только то, что девочка телепат. И отсюда у неё в жизни меняются очень многие приоритеты и вопросы. Ну, скажем, понимаете, мы все думаем: телепат – это в замочную скважину подглядывает и чужие мысли читает. А мы, собственно, думаем немножко по-другому, потому что, скажем, инициация телепатических способностей лет в шесть во время занятий в детском саду способна свести с ума целую группу. Это дети! И если влезть им в мозг ничего не умея делать и начать заставлять... А ребёнок заставляет: играть с собой; играть, так, как она хочет. Если вовремя не прибежит специалист – это закончится нервозами, психозами и инфарктом мозга. Есть такая штука. Поэтому есть специальная служба и всех диспетчеров-воспитателей в детском саду учат. То есть, не дай бог, такая ситуация: не входить в помещение, потому что захватит мозг, и вызвать специалиста. А уже у специалиста задача как их всех чинить, чтобы это не закончилось десятком смертей и увечий. Это я так просто объясняю, как интересно жить телепату.

Григорий Панченко из зала: Это скорее суггестия?

О. Л: Это очень умное слово для меня, я боюсь, я не смогу (выговорить?) (смеётся).

Д. Г: И далее у неё жизнь не то, чтобы сильно плохая...

О. Л: Неплохая.

Д.Г: Но, скажем, несколько странная. Не такая, как у других людей. И не только потому, что она владеет этими способностями, а потому, что ей нужно адаптироваться с ними в обществе. Проблемы как для неё самой, так и для окружающих.

О. Л: Конечно.

Д. Г: То есть, во-первых, надо научиться ставить блоки, чтобы тебе всё время в голове не бубнили тысячи мыслей со всех сторон: от этого человек просто с ума сойти может, она же сама. Второе — чтобы не транслировать бессознательно свои мысли. Ну и много всяких других нюансов. Потом — научится пользоваться этим даром с пользой для дела. Ну, подробности уже пересказывать не будем, много чего интересного мы нарыли. Надеемся, интересного не только нам.

Из зала (Снеговик): А время действия по отношению к событиям оригинальной «Ойкумены»?

О. Л: Скажем так, закончится вся история примерно в тоже время, когда происходит действие «Ойкумены». А, кроме того, дамы и господа: не сидите вы с линейкой выясняя как в том романе «а вот совпало оно на три месяца или не совпало«? Я, когда натыкаюсь в интернете (постоянно) на эти линеечные измерения, вспоминаю мензуру Зоиля и так далее. Это совершенно гиблое занятие. И довольно бессмысленное. Пойдите у Стругацких в «Эпохе полдня» позамеряйте. Вы найдёте столько несоответствий! И что? Ничего. Я могу сказать, что в романе будут и террористы, и войны, и масса других планет и спутников... И очень много психологии, потому что девочка пойдёт в медицину. Да, кстати, она не одна такая. Их там целый интернат таких собрали, а потом… в общем телепатия — это достаточно распространённое явление.

Д. Г: Так кто? Глеб, пожалуйста.

Глеб Гусаков: Вы бы не могли добавить, что кусок будет в сборнике. (имеется ввиду сборник «Настоящая фантастика 2010«)

Д. Г: А! Да-да. Да, вот в сборнике, который выходит по итогам предыдущего конвента Созвездия Аю-Даг, о чём Глеб Гусаков говорил, в мае этого года, будет фрагмент этого романа. Самая первая часть первой книги «Urbi et orbi» — собственно говоря, с чего всё это у нас начинается. И там же, кстати, будет фрагмент нового романа, первая глава или часть, Марины и Сергея Дяченка. (имеется ввиду роман «Мигрант«)

О. Л: Вот так вот – будет возможность ознакомиться... как живём...

Д. Г: Да. Можно будет ознакомиться пока не вышла всё.

О. Л: Всё. С творческими планами мы на сегодня покончили. Всё рассказали, да? Вопросы. Вот меч поднимается: кто с мечом к нам придет…

Григорий Панченко: Вопрос к предшествующему докладчику. Мы знаем, что у Олди, точней, у Олега Ладыженского, вот сейчас будут публиковаться стихи. Знаем мы, что и у этого автора (Валентинова) кой-какие стихи есть. Они все уже опубликованы или что-нибудь ещё осталось?

А. В: Все, что я хотел опубликовать, уже опубликовано. Другое дело, что в сборнике, который был приклеен к «Крымскому циклу» нет некоторых вещей, которые по мелочам были разбросаны в других. Но собирать их вмести пока не буду. Будем считать, что всё опубликовано.

Г.П.: Новых не появляется?

А. В: Тех, что достойны печати, с моей точки зрения, – нет. Пока нет.

Глеб Гусаков: Где в творческих планах обещанное фентэзи про чукчей?

О. Л: Это к журналу «Мир фантастики», вышедшему первого апреля!

А. В: Ждём заказа, если это проплатится…

О. Л: Но, кстати, насчет фентэзи про чукчей, они не так уж и пошутили. Я бы сказал, да. Потому что мы здесь на Портале второй день обсуждаем фентэзи про чукчей, честное слово. (смех). Нет, чукча — это очень интересно. Чукча из анекдота это одно, а Чукотка, скажем, XIX века это, извините, хуже, чем Чечня. (на Портале, в том числе, читалась лекция о якутском шаманизме)

Из зала: Воинственные ребята.

О. Л: Это совершенно ужасные ребята, да. Кошмар какой-то.

Из зала (Снеговик): Вопрос от моей второй половины которая, которая здесь не присутствует, к Андрею Велентинову и Генри Лайон Олди: сколько было написано в стол и того, чего не издано, до того, как вы поняли, что вот это вот оно, что это уже качество, что это уже можно издавать? Или вот сразу как сели, так и написали…

А. В: Процент брака, что ли?

Из зала (Снеговик): Да.

А. В: Я могу сказать сразу, не считая, судя из того, что можно посчитать «браком», у меня лежит одна старая повесть. На грани фантастики, но никогда не пытался её публиковать. И повесть одна из цикла «Похождения комиссара Фухе» в трёх новеллах. Ну, пожалуй, это всё. Всё остальное опубликовано.

Д. Г: Нам трудно, мы довольно долгое время писали по отдельности.

О. Л: Говори о себе.

Д. Г: Поэтому я скажу о себе: я вообще-то писать начал... первый свой рассказ написал в первом классе, а регулярно начал писать с шестого. Понятное дело, что это не годится для публикаций. Это даже если очень нравилось, но, понятно, что по зрелому размышлению, вернее, повзрослев, я понял, что всё-таки слабовато это — не стоит публиковать. Вернее так: не стоит даже пытаться это публиковать! Потому что всё равно… и даже не только потому, что спразу не опубликуют, а даже если опубликуют — будет стыдно. Ну, понятно, что можно в шестом-седьмом классе написать такого действительно достойного публикации? И такого было достаточно много, поскольку я писал регулярно, всю среднею школу, писал в институте. Первые рассказы, которые… первый рассказ, который я счёл достойным публикации, который был в итоге, правда, уже после очень сильной переработки опубликован, мной был написан в 10-м классе средней школы. То есть или в конце 79-го, или в начале 80 года. Это была первая достойная публикация вещи. В конце концов она была опубликована. После этого ещё было довольно многого того, что шло в брак, но уже среди него попадалось и толковое. Но потом пошло только толковое.

Из зала: А что это был за рассказ?

Д. Г: Этот рассказ называется… сейчас… секунду, не сбивайте… «Разорванный круг», про тигра. По нему рок-опера потом была написана.

А. В: Могу сказать, что у меня есть один неопубликованный роман, написанный пару лет назад. И вряд ли он будет опубликован. Значит, суть в том, что там ни одного моего слова, он весь состоит из цитат. Чужих. Поскольку такой формат мало куда лезет – я писал его на основе авторов, которые жили как можно дальше, чтобы не было… Вот, но всё равно. Называется «Сады Сансары» (плохо слышно, можем соврать) — это полёт на Марс. Почти научная фантастика.

О. Л: У меня есть ряд стихов, которые я не публиковал и публиковать не буду, потому что они мне не нравятся, а доделывать их – я не вижу как это делать. Почти всё остальное опубликовано. У нас есть совместная повесть одна, которую мы решили не публиковать. То есть кое-что было… Из поэзии есть, чтобы я не хотел публиковать, а есть вещи, которые мне очень нравятся, но я их тоже не публикую по причине их малоцензурности, раз, и по причине того, что может быть кто-то может обидеться. Скажем, ряд эпиграмм. Или чего-то в этом роде. Это два. Пускай это опубликуют, когда я уйду в лучшее миры – тогда все обидятся, но мне будет всё равно.

Так, да! Пузий был первый. Нет, просто я помню, что он там руку давно держит.

Владимир Пузий: Я, возможно, задам вопрос, на который был уже ответ – я немножко опоздал, но вдруг всё-таки не было этого ответа. Я хотел спросить у Андрея: как насчёт публицистики? То есть — уже набралось огромное количество статей. Я помню, что часть статей выходила в «Созвездии пса» в той ещё старой серии («Нить времени«, прим.). Будет ли какая-то такая же подборка, как, допустим, в «Смехе Дракона»?

А. В: Нет возможности. Дело в том, что у меня были мысли к 50-летию сделать сборничек своей публицистики. А потом решил, что, действительно, пусть кто хочет — тот собирает. Если бы была возможность, как раньше, второй вагончик прицепить к паровозу... Нет, сейчас такого просто элементарного нет. И, кроме того, честно говоря, моя публицистика сейчас нужна мне: я осмысливаю те или иные события и делюсь с теми, кто хочет слышать. Но делать из неё какой-то факт литературы — не знаю, стоит ли? Сейчас она вызывает в основном, ан-масс, скрежет зубовный, истерики и корчи. А мне очень нравится. Потихоньку каждая вещь публикуется, каждая мой статья где-то опубликован — ну и ладно.

Д. Г: Судя по эффекту публицистики Андрея Валентинова – это типичные симптомы экзорцизма. При изгнание беса (все) именно так и происходит. Так что, похоже, действует.

А. В: Действует, действует.

О. Л: А вообще публицистика (это и тебе, Володя, будет ответ и всем остальным): дамы и господа, понимайте чётко — публицистика нужна крайне малому количеству людей. Поэтому разговоры о том — «Давайте ее, опубликуем»... Её публикация чистым сборником публицистики нужна для 300 человек, да? У нас есть такой сборник — «Фанты для фена». Но это несколько тысяч человек. Только по причине общей популярности. Публицистика в довесок – нужна ещё меньшему количеству людей. Поэтому когда вы хотите: давайте в конце романа опубликуем пять публицистических статей ... Любой нормальный издатель прекрасно понимает, что это только ухудшает продажи. Потому что читатель, обычный читатель, он читает художественное произведение... начинает читать статью — и засыпает. После чего у него возникает условный рефлекс, что этого автора читать не надо. Это надо понимать, надо быть реалистами. Вот разговаривали со «Снежным комом» о возможности выпуска сборника публицистический статей плюс стенограммы заседаний на Аю-Даге (семинара в Партените). Разбор текстов, общее заседание. Там есть для молодых авторов, для не молодых – интересные рассуждения. Такой сольный сборник, но крайне небольшим тиражом, чисто для профессионала и любителя этого дела — да, возможно.

Д. Г: Причём, скорей всего, и то, что там (на семинаре, прим) рассказывали и мы, и Андрей Валентинов. А там, глядишь, может быть и два отдельных сделаем. Но это ещё пока, так сказать, прожекты. Посмотрим, что из этого получится. Но мысли такие есть, даст бог — срастется. Естественно в тайне держать не будем, всем расскажем.

А. В: Такие вещи пришлось давать, конечно, своим. Единый, обладающий-таки своими, малотиражными, но печатными изданиями. Если этого нет, то собственно, нету адресата.

Сергей Пальцун: У вас все спрашивают о том, что вы собираетесь писать, а вот тут сидит Фёдор Берездин, который написал о вас: вывел вас в качестве героев своего романа. Хотелось бы выяснить какие у вас ощущения, и не изменилось ли ваше отношение к Фёдору Березину?

Реплики в зале (неразборчиво), смех.

Д. Г: Мы не скажем, как изменилось отношение к Березину – у него наган есть.

А. В: И он, не скрываясь, его показывает. Отношение к Фёдору Березину никак не изменилось. Использование конкретных имён и фамилий – много ли человек знает про то, кто и что имелось ввиду? Если брать процентность читателей – минимальный. Так что как тут относиться? Учитывая, что мой дед был танкистом, я тем более отношусь к этому очень положительно.

Д. Г: Мы тоже ничего против не имели и, как к Феде хорошо относились, так и относимся.

О. Л: Да, Гриша, давай.

Вопрос(Григорий Панченко): Известно (во всяком случае для многих фантастов-мужчин, и не только фантастов, характерно), что когда избирают женщину в качестве главного героя — сталкиваются с серьёзными проблемами. Столкнулись ли с этой ситуацией и вы, и если да, то как преодолевали?

О. Л: Мы регулярно берём женщину в качестве главного героя. Потому что, во-первых, мы вообще очень любим женщин, есть такая особенность. А во-вторых, да, безусловно, это сложно, а такого рода вызов всегда интересен. У нас в «Пасынках восьмой заповеди» Марта главный герой. В «Маге в законе» Рашель и Акулина. Вот сейчас... что?

Из зала: «Гарпия».

О. Л: Да, «Гарпия», естественно. Вот сейчас значит Регина ван Фрассен в «Urbi et orbi». Это действительно серьёзный вызов, потому что ситуацию выворачиваем наизнанку: у подавляющего большинства женщин, пишущих фантастику, мужчины – это их мечта! Поэтому они получаются почти всегда голубые.

А. В: Да, голубые и приносят зарплату домой.

О. Л: Да. Они очень красивые, они не пристают, они всё понимают, они мужественные, они поддержат... А главное — они говорят не «трусы«, а «трусики«, не «уши«, а «ушки«, не «губы«, а «губки«, не «ноги«, а «ножки» И где-то на восьмом абзаце этих уменьшительных суффиксов понимаешь, что у женщины-автора – не сложилось. Вот. Это вызов. Посмотрите — великолепно описывает мужчин Далия Трускиновская. Замечательно это делает Ольга Ларионова. Ну и так далее. Что я буду перечислять. Урсула Ле Гуин, в конце концов.

Д. Г: А у Дины Рубиной какие мужики?

О. Л: У Дины Рубиной. Поэтому у мужчин та же проблема: их женщины – это боевые подруги в текстах, в основном. Она не пристаёт, не требует мыть посуду и так далее. Мы всё время стараемся с этим работать, потому что это интересно.

А. В: У меня та же ситуация. У меня достаточно главных героинь женщина. И буду это продолжать, действительно интересно писать. Главным образам надо не забывать, что женщина всё время должна интересоваться как она в этот момент выглядит. Думать о своей внешности и так далее. Эмоциональность излишняя, выходящая за нормальные рамки. И вполне нормально. Так что буду и дальше.

О. Л: Да.

Вопрос(женский голос): Продолжая тему. Всё-таки как вы моделируете женское сознание, сознание противоположного пола? Это какие-то опросы или это просто именно моделирование? Опыт жизненный?

Д. Г: Во-первых, действительно жизненный опыт – мы, во-первых, слава богу, оба женаты. И знакомых дам у нас тоже очень много. Во-вторых, в конце концов, читая книги, написанные женщинами, и, причём, не обязательно о женщинах, но и о женщинах в том числе... Вот когда женщина пишет о женщине, причём хорошая писательница, то можно понять некоторые нюансы мышления, психологи и так далее. Это даёт больше, чем просто сюжетные какие-то – хотя там обычно и сюжеты интересные, если писательница хорошая. Она даёт какой-то образ мышления, какие-то приоритеты и так далее. То, что, даже общаясь с близким человеком , понимаешь, но чего-то можешь и не поймать. А тут, когда действительно хороший психологический роман написанный женщиной о женщине – оттуда можно очень много почерпнуть. Естественно, не тырить персонажей, а просто какие-то принципиальные моменты поймать.

А. В: Я читал тексты Иоанны Хмелевской. Там настолько подчёркнуто особенности женской психики – как она смотрит на мужчин, как она смотрит на женщин, на себя смотрит, — что это очень помогло, так просто очень выпукло.

О. Л: Я полностью согласен с Дмитрием, что, во-первых, мы действительно женаты, и не друг на друге. Во-вторых, я повторюсь, что у нас есть очень много дам знакомых – это я тоже согласен, безусловно. Во-вторых, конечно же, наблюдения. А в-третьих ... Я вступаю на скользкую почву ... Гендерная почва всегда очень скользкая, но как Бернар Шоу когда-то сказал про государство: национальный вопрос интересует только нацию со сломанным позвоночником. Здоровая нация национальным вопросом не интересуется. Им всё равно. А вот стоит проиграть войну, и тут же начинается подъём национального самосознания. Или попасть в рабство к другому народу. Когда всё хорошо – их это не колышет. Вот тут я с ним действительно согласен абсолютно. И гендорный вопрос – на самом деле между нами различий не так много. Я это знаю... Ставя спектакли, когда приходилось работать с женскими ролями... Их не так много – женщины тоже очень разные: бывают мужеподобные, бывают чрезмерно женственные – это как бы нормально. Поэтому достаточно представить на базе знакомых чёрточек, свойств характера, жестикуляций, форм поведения. Подумать, как она ходит, если она на высоких каблуках, как она ходит, если она в кроссовках – это же совершенно разная походка. Это лепится как образ. То есть, это как сказать музыканту: «Вам не сложно, вы всё время играете сонаты, а не сыграете ли вы нам менуэт или мазурку?». Сыграет. Ни куда не денется – это профессиональный навык.

А. В: Собаку описывать сложнее.

Д.Г.: Конечно.

А. В: Хотя я знаю удачные примеры, написанные от лица собаки. Там, в общем-то, много: иначе внешностью следит, ну и дальше. Но я могу назвать удачную вещь, написанную от лица собаки. Если помните Сетона-Томпсона — там от «лица» целого зоопарка. То есть главное — поставить перед собой задачу и постараться её решить. Так что не надо всё на гендорном вопросе, исключительно в женском, человеческом варианте. Хороший писатель может писать даже от имени утюга. Если помните Андерсена – у него получалось.

О. Л: Спрашивайте дальше.

Д. Г: Да, пожалуйста.

Вопрос: Если можно — один конкретный вопрос. Фантасты всегда говорят о будущем, отсюда вопрос конкретный: будет ли Украина в ЕЭС? (общий смех).

О. Л: Фантастика!

Д. Г: Даст ишь фантастишь!

А. В: Отвечу не как фантаст, а как нормальный человек: конечно, не будет.

Из зала: А почему?

А. В: Дело в том, а что такое ЕЭС? Если отбросить всю эту болтовню – это воскрешая Римская Империя. Эта тысячелетняя мечта Европы возродить Римскую Империю. Несколько раз её пытались возродить силой, от Карла Великого до Гитлера, – не получалось. Тогда решили применить метод, условно говоря, «Ганзы», хорошо опробованный в средние века – объединение добром, за счёт выгоды прокормиться. Полувековая работа дала результат — Римская Империя возрождена и даже шире тех границ, которые у неё были в Европе. Нас туда не возьмут по многим причинам. Сейчас я уточнять не буду, но отвечу: нет, мы там не будем.

О. Л: Спрашивайте ещё!

Из зала(к Олдям): А ваше?

Д. Г(к Олегу Ладыженскому): Твоё.

О. Л: Во-первых, мне кажется, что Андрей Валентинович прав. А во-вторых, знаете, дамы и господа, мы так мало разговариваем о литературе и так много разговариваем о политики, что я не хотел бы множить эту дурную сущность. Я лучше поговорю о литературе. (аплодисменты). Ещё вопросы.

А. В.: Так вот о «Сталкере»...

О. Л: Да. (общий смех).

Сергей Пальцун: Я как раз хотел спросить о «Сталкере». Тем более, думаю, тут есть кто-то, кто будет защищать «Сталкера».

А. В: Отчего?

Сергей Пальцун: От нападок.

А. В: Чьих?

О. Л: Ну ладно, ладно. Не обостряйте ситуацию.

Д. Г: Раньше времени. Так что спросить?

О. Л: Так что спросить?

Из зала: На Росконе... Прокатилась по ЖЖ волна, что вот Олди хотели защищать литературу от проектов, но им это не удалось. Прокомментируйте.

О. Л: Я не могу комментировать ЖЖ, примерно как удав Каа не мог комментировать бандерлогов. Я уже давно понял, что если я что-нибудь говорю, то меня, как правило, понимают неправильно. При этом понимают правильно профессионалы. После того диспута к нам подходил ряд уважаемых людей, и мы обсуждали акценты, нюансы, проблемы развития проектов в будущем, экстраполяцию. То есть разное мы обсуждали, да?

Д. Г: Потом ещё зашли в бар, взяли по пиву с нашими оппонентами, с которыми мы дискутировали, сели и кулуарно продолжили дискуссию уже как профессионалы. Мы и там как профессионалы, но тут уже чисто между собой и, в общем-то, пришли к полному консенсусу. Как, собственно, и на публики. Идея защитить литературу от проектов не стояла изначально. Кто её придумал – я не знаю. И после этого сказали, что нам не удалось то, чего мы и не собирались делать.

А. В: Я могу от себя сказать. Вполне официально, передайте в ЖЖ: я никогда не выступал и не выступаю против проектов. И мы никогда не критиковали проекты сами по себе, саму идею.

Д. Г: Как явление.

А. В: Как явление. И не буду критиковать. Вопросы снимаются.

О. Л: Я только здесь добавлю две вещи. Я, как режиссёр, ставя спектакли, никогда не выступал против: новогодних ёлок, концертов ко Дню милиции, проводов зимы – я их сам делал в парке, работы тамады и далее, далее по списку. Я просто всегда говорил и повторяю сейчас: это не спектакли. Это другой вид работы. Это культурно-просветительное массовое мероприятие. Все проекты являются совершенно отдельной отраслью, отдельной индустрии. И когда вы начинаете к ним предъявлять литературные требования — вы выглядите глупо. Не они, а вы. Когда вы кричите: «Как этому дали премию?». Дали. Значит это читают. Замечательно. Но спектакль ставится одними инструментами, а «Проводы зимы« — другими. Это знает любой режиссёр. Да, эти инструменты похуже... Кстати, по этому поводу, вчера недочитал, вот точно к разговору:

Если могут понять неправильно,

Значит, точно поймут неправильно,

Стопроцентно поймут неправильно,

Прямо в «яблочко« не туда.

Коль не могут понять неправильно,

Все равно ведь поймут неправильно,

И внесут на руках неправедно

В зал суда.

Я кричу: «Почему — неправильно?«

День кричу: «Как же так — неправильно?«

Два кричу: «Что же вы — неправильно?!«

А на третий смеюсь: пускай!

Понимают ведь — пусть неправильно,

Что-то думают — пусть неправильно,

Что-то чувствуют... Да и правильно —

Это как?

А. В: Я, в общем-то, не поэт, скажу прозой, добавлю, что проекты, просто может их назвали иначе, существуют, развиваются и пишутся этак года с 94. И никого это не шокировало.

Д. Г: Не волновало.

А. В: Не волновало. Вспомните, с чего начинали даже будущие участники бума 96-ого – с новеллизаций фильмов, с написания пиратских приквелов-сиквелов и тому подобным. Этим очень многие занимались, известные, в том числе, в будущем авторы. И все относились к этому с большим пониманием, потому что, во-первых, это тоже было востребовано. Особенно если это так хорошо сделано — некоторые новеллизация я с удовольствием пересматриваю. Но никто их не относил к литературе, именно к belles lettres. Потом это продолжалось, и неоднократно этот вопрос всплывал, вспомните всех «Икс Файлов» питерских, «Конанов-варваров». Хвалили одного очень хорошего писателя, который, среди прочего, под другим псевдонимом пишет всякую «конину» и весьма пишет. Говорят: «Ну да, «конина», но зато какая качественная «конина».».

Вот правильно выделяет – у него тут один псевдоним, а тут другой. И никаких претензий к «конине». «Конина» хорошая? Хорошая. Поэтому... почему сейчас забил этот вопрос так остро? Я не понимаю мнений-соображений. Но, по-моему, проекты были всегда с нами.

Д. Г: Нет, просто сейчас пошёл проектный бум, поэтому этот вопрос и поднялся. Потому что тогда они шли ровно, а сейчас со «Сталкера», в основном, они взлетели – это совершенно понятно почему. Мы в своё время... Нет, мы сами не писал, но мы курировали несколько проектов новеллезаций. То есть занимались менеджментом, подбирали материал, организовывали работу, редактировали, собирали это всё. Когда это было по фильмам – добывали эти фильмы, снабжали людей. Совершенно нормально этим занимались. Кстати, тиражи были двести тысяч стартовые. (смеётся). У тех же «Чужих». Кстати, мы первые в своё время придумали написать несуществующих ещё на тот момент четвёртых «Чужих». Это же был, по-моему, 93 год или второй.

А. В: Замечательная вещь получилась!

Д. Г: Вот! Мне самому нравится. Но, естественно, все прекрасно понимали, что это лит-шабашка – пускай даже очень качественно сделанная. Что это люди зарабатывают деньги, а литература... а параллельно те же люди совершенно спокойно, для себя писали свои сольные вещи, которые там потом где-то издавались, не издавались... Но это было, как говорится, совсем другой коленкор.

А. В: Судя по всему сейчас никакого бума нет, сейчас другое. Новеллезации писались и пишутся регулярно. Причём пишутся авторами из первой дюжины – вы это знаете.

О. Л: Конечно.

А. В: Это раз. Во-вторых: коннанизмы, эксперлизмы, рыцарягуигизмы – всегда с нами. Одни серии дохнут, другие появляются. То есть проекты были всегда. Весь, по-моему, нынешний шум связан с успехом серии «S.T.A.L.K.E.R«. Книгоиздатели тоже люди – они решили, что это сейчас востребовано, поэтому появилось ещё два-три звёздных проекта. Ну вот, вероятно, это шумовое оформление, так сказать, новых серий, и всё. Поэтому вопрос, в общем-то, не нов и как-то его заострение нынешние получилось очень легко.

О. Л: Вопрос даже не очень интересен. Во-первых, наши лучшее стилисты всю жизнь, и сейчас в том числе, спокойно стройными рядами уходят в проекты. Это нормально. Это было десять лет назад точно так же. Другое дело, что освобождается пустое место, а на него не приходит достаточное количество новых стилистов. Ну, что поделаешь. Второе, проект – это высшая форма эволюции формата и сериала. Это супермен в роду формата и сериала. Поэтому понятно, что он побеждает пока он супермен, потом придёт другой супермен. Третье, если мы возьмём самые последние проекты, скажем «Этногенез» или что-то ещё – мы обнаружим, что на обложках этой книги нет автора. Вообще. Его пишут наши лучшее кадры, но на обложку их фамилии не попадают.

Д. Г: Они где-то там внутри есть, замаскированные.

О. Л: Комментировать надо?

А. В: Как когда-то, между прочим, в «Икс файлах» и в «Конане« — один к одному. Там только псевдоним стоял.

О. Л: И последнее на чём я закончу с проектами. «Олди сдались на диспуте, убежали в слезах, рыдая». Дама и господа, у вас так мало нас, не пишущих в проекты, как сказал оргкомитет Роскона, «не декларированных проектами», что, как в той былине про Илью Муромца и Калин-царя, когда он кричит: «Оставь мне татар хоть на семена»... Вы чего от нас хотите, что бы и мы ещё сдались? Вообще ничего не останется, и тогда будет счастье – один сплошной «Сталкер».

Д. Г: На самом деле эту дискуссию кто-то записал на диктофон. Я думаю, что эта запись, рано или поздно, в сети появится.

Из зала(снеговик): Василий Орехов записал это на видео.

Д. Г: И сами во всем сможете убедиться. На самом деле у нас с оппонентами вышил полный консенсус, мы разобрали вмести с ними с разных сторон преимущества и недостатки проектов. И финансовые бонусы, и способы публикации – это хорошо, а ряд (других вещей, прим) — то же самое размытие имени при замещение его брендом и та-та-та, ещё много чего, не буду сейчас повторяться – это плохо. Разобрали плюсы и минусы, остались довольны друг другом. А народ, который жаждал крови, почему-то обломился.

О. Л: Ну, народ он народ.

Д. Г: Они думали, что тут драка будет, а тут получилась нормальная такая дискуссия. Причём с совершенно положительными ответами. Просто всё разобрали по полочкам и друг с другом согласились.

Из зала: Это комитету так захотелось, что бы была «драка»

О. Д: Да нет. Да никому на самом деле... вот, знаешь, не оргкомитету ... Я, ещё едучи на Роскон, захожу в интернет и читаю, как один из уважаемых членов фэндома пишет: «Я обязательно приду на эту дискуссию». Его спрашивают: «Зачем?« Он объясняет: «Чисто поржать». Так вот, дорогой наш фэндом, это «чистое ржание« царит над фэндомом, и у меня от него уже болят уши. Поэтому пусть ржут в табунах. Да.

Сергей Пальцун: Я уже хотел сказать не по скандальному вопросу. Продолжение предыдущего. Для молодых авторов есть ли смысл биться за то, чтобы попасть именно...

Д. Г: В «Сталкер»? В проект.

Сергей Пальцун: Ну, в «Сталкер», ну в любой проект... Это хорошо для них или нет? Или лучше пытаться писать для себя и биться об запросы обычных издателей?

Д. Г: Это зависит от того, какие цели ставит перед собой автор. Если он ставит перед собой целью опубликоваться побыстрее любом путём, пойдя на любые жертвы, и, желательно, при этом получив хороший тираж и гонорар – стоит ломиться в проекты. Но при этом учесть, что там чем дальше, тем больше места забивают. Более того, как правило... нет, в проектах находятся дебютанты, не спорю, но их там не настолько много. Скажем так, дебютантов, вышедших со своей сольной книгой не в проекте – намного... до сих пор, при теперешним как бы засилье проектов – всё равно намного большее, чем дебютантов, стартовавших в проектах. Вот пусть человек и думает. Но можно попытаться. Если человек всё-таки считает для себя неприемлемым ложиться под формат, под проект, и хочет написать что-то своё и издать – то тогда ему в проект, конечно, соваться не стоит. Надо писать своё и энергично, целенаправленно предлагать это издателям. Не берут одну вещь — не зацикливатся, написать вторую, предлагать вторую, предлагать третью. Там глядишь, на четвёртой или на второй возьмут, и издастся. Это дольше, это сложней. Хотя в проект тоже можно промахнутся и точно так же пролететь. Да, с этого будет труднее жить на гонорары, для этого нужно лет семь-восемь поиздаваться, чтобы у тебя был в запасе уже ряд книг, которые идут на допечатки и переиздания, тогда с этого и можно жить, потому что с новинок не живут даже мэтры. Даже самые монстры и звёзды, кто живёт чисто литературным трудом, в основном живут с переизданий и с допечаток, с каких-то смежных прав, а не с одной или двух новых книжек в год. С этого даже звезде прокормиться сложно. Но этот путь проходили очень многие, в том числе и здесь присутствующие, и многие другие наши знакомые – он отнюдь не невозможен.

А. В: Это ещё фантасты. Был великолепнейший фантастический сериал «Квантовый скачок». Если помните, ученый, которого играет великий актёр Скот Бакула, в силу эксперимента вместо того, что бы просто попасть в прошлое и вернуться, попал в непонятную такую передрягу, что его душу, условно говоря, перекидывают из тела в тело, из времени в время, чтобы каждый раз он исправлял ситуацию. Ибо решил вмешаться во временной процесс вмешаться – вот работай теперь. И он должен помочь человеку, в реальной истории с человеком было плохо. И вот тогда он попадает, помните эту серию, в актёры ... руководитель небольшого театра, они ставят «Гамлета». И последний шанс — у них всё плохо. И если он сейчас хоть что-то, как-то успеха не получит – то у него с девушкой плохо, с родителями плохо, ещё деньги нужны. Последний вариант. И он, тот актёр, не сообразил, а Скот Бакула, уже взрослый серьёзный человек, хотя в чужом теле, говорит: «Ребят, у нас единственный шанс обратить на себя внимание — сыграть голыми». И играют «Гамлета» голыми. Ну, естественно это уже привлекало некоторое внимание зала. Ну, сыграли, поаплодировали, посвистели. И тут подходит какой-то, значит, человечек и говорит: типа, фигура у вас хорошая, всё, подписываем контракт на рекламу нижнего белья. Имеется ввиду, что это страшный хеппи-энд. Человек получил постоянную, хорошую работу.

О. Л: Всё нормально!

А. В: Фиг с ним с театром, с «Гамлетом», с труппой. Для него кончилось хорошо и имеется ввиду, что он герой сериала завершил свою миссию отлично. Таким образом — кому что нужно. В той ситуации авторы посчитали, что когда актёр бросает театр, «Гамлета» и идёт рекламировать нижние бельё – потому что будет постоянный доход, хотя может и не такой великий – это замечательный финал. Так что кому что нужно. Для некоторых счастье рекламировать нижнее бельё.

О. Л: Спрашивайте дальше.

Владимир Пузий: Мне кажется, совершенно не озвучено, не акцентируется внимание на самой большой проблеме, связанна с проектами, — относительно литературы. Вот вы говорите, что место пустое остаётся. Люди уходят и, вместо того, чтобы писать свои собственные тексты, пишут «Сталкера», «Этногенез» и так далее, это раз. Два: как вы считаете, насколько коррелируется или не коррелируется качество текстов уже собственных тех людей, которые уже участвуют в проектах? Не влияет ли это негативно?

А. В: Деградация идёт.

О. Л: Это нам придётся пересказывать всю дискуссию на Росконе. Кратко: первое — да, конечно, очень жалко, что великолепные стилисты занимаются проектной индустрией, и что на их место не приходят в достаточном количестве. Но я долёк от идеи спасать человечество. Ну, да. И что? Хорошо, мы выступим в интернете, десять человек, и скажем как это плохо. Это как-то повлияет на ситуацию? Нет. Ребята, не тратьте цвета селезёнки.

А. В: А я не считаю, что это плохо.

О. Л: Да, это хорошо.

А. В: Я считаю ,что явление себе и явление. А давайте посмотрим другое. Мы что-то очень много хотим от каждого года! Не обращая внимания на фантастику вообще. Проясняю свою мысль. Зачем нам нужна фантастика? Чтобы читать хорошие книги. Так?

О. Л: Да.

А. В: А теперь посмотрим сколько хороших книг написано за всю историю фантастики. Хороших! Действительно хороших. Немалое количество. Сколько хороших книг написано за последние 15 лет, прошедшие с бума 96 на русском языке? Много хороших книг. Если пару лет этих хороших книг, новых, будет выходить чуток поменьше — ничего, есть что читать. Перебедуем, в конце концов. Я уверен, что даже вы до конца всё не прочитали.

Из зала: Конечно.

А. В: Ну так в чём проблема? Полно хороших книг – читайте! Поверьте, даже можно перечитать авторов 20-х годов, есть хорошие, и даже XIX-ого века, тоже есть хорошие. Чего вам ещё надо? Подтянутся, не сейчас, так через десять лет, новые авторы с новыми хорошими книжками. Прекрасная ситуация. Я уже писал в одной из статей: последнее двадцатилетие для русскоязычной фантастики было самым удачным за всю эпоху существования. Самое удачное — посмотрите количество хороших книг! Чего нам ещё надо? Не понимаю. Причём здесь проекты?

Д. Г: В принципе полностью согласен с Андреем. И вот Олег тоже поддерживает. А насчёт второй части вопроса: да, конечно, если человек долго занимается проектами, он начинает пользоваться другим инструментарием, другими приёмами. Это как если великий мастер столяр-краснодеревщик, который делает замечательную мебель, эксклюзивную, в одном экземпляре, душу в неё вкладывает. А посадить его делать одинаковые табуретки на пару лет — естественно он руку собьёт. Вот приблизительно так же и с этим. И более того, если автор зрелый пришёл в проект, но с хорошим техническим литературным багажом – он потом может переучиться обратно, если закончится проект, и он снова вернётся в обычную литературу. Но ему на это потребуется время... переучиваться... не факт, что он даже дорастет до своего предыдущего уровня, но в принципе может. А вот если это начинающей автор, который начал с проектов, а до этого ничего толком не писал и год-два-три-четыре поработал в проектах – он потом ничего другого писать и не сможет. Начнёт писать своё, будет получаться всё равно проект. Это понятно, не думаю, что это какой-то секрет. Но давайте всё-таки...

О. Л: Слушай, надоели эти проекты.

Из зала: Другой вопрос.

Д. Г: Да, да. Потому что это всё есть в этой дискуссии, на все эти вопросы там подробнее...

А. В: И вообще это не наша работа – мы проектов не пишем. Чего к нам-то?

Д. Г: Да, Гриш, давай.

Григорий Панченко: Сейчас существует мнение, что в связи с приходом удобных электронных носителей, достаточно скоро большая часть фантастики будет читаться с них, и на этом пути произойдут некие потери читателя. В частности из-за инструментария: привычка читать только то, что видно на экране, неосвоение крупных смысловых блоков и так далее. Прокомментируйте, пожалуйста.

О. Л: Безусловно, книга будет постепенно уходит в электронную форму, это и ежу понятно. Тут даже не надо ничего комментировать. С какой скоростью – понятия не имею. С достаточно высокой, при этом книга не исчезнет бумажная. Как не исчез театр в эпоху телевиденья, в эпоху кино, потом телевиденья и так далее, хоть 3D есть – всё равно театр. Поэтому будет и то, и другое. Читатель постепенно будет пертурбироваться, двигаться, меняться. Будет каким-то образом, частично решена проблема пиратства. Потому что... мы всегда гордимся — у советских собственная гордость... но эта же проблема решена книжная в Америки, в Европе. У них нету больших проблем с книгами.

Д. Г: И с бумажными пиратами... в своё время, помните, какое в начале девяностых было бумажное пиратство? В самом конце восьмидесятых, начале девяностых. Но решили ж проблему. Казалось, так будет всегда – решили буквально за пару лет.

О. Л: Я вообще благодарен одному из идеологов пиратского... не тому, кто держит библиотеки. А там один, который бегает по всем форумам и защищает пиратство. Он точно выразился, он мне помог сформулировать ответ, моё отношение к этому. Он сказал: «Я, в данном случае, в потреблении литературы, пиратским или платным способом, руководствуюсь чисто скотским подходом: на мой век хватит халявной литературы, а перестанет писать из-за этого какой-то автор или не перестанет, мне всё равно». Я считаю так, что если он руководствуется скотским подходом, то о чём мне со скотиной разговаривать? Поэтому я ему благодарен за эту чёткую формулировку. Если ему всё равно перестанет ли какой-то автор писать или не перестанет, то мне всё равно, что он думает по этому поводу. Правильно? Поэтому? конечно, будут пертурбации, всё подвинется и так далее. Но это будет решаться. Просто как всегда то, что решено у них уже давно более или менее, у нас решается сейчас. Да, это болезненно. Ничего страшного.

А. В: И я напомню, что книга несколько раз меняла носитель. Если взять со времён вавилонских глиняных табличек. Да, после этого менялось несколько и содержание. Скажем, характерные короткие главы в греческих книгах связаны были с разворотом папируса. Да, да, да, то есть, конечно же, книга будет меняться. Мне кажется так, что в электронику, если всё будет нормально развиваться, будет, прежде всего, уходить Донцовы и прочее требующее такого одноразового прочтения. Чтобы сделать книги ещё дешевле, тогда их начнут продавать и не тратится на бумагу.

Из зала: Именно на это похоже.

А. В: Да, да, чтобы не тратится на бумагу. Тогда их можно будет продавать много и дёшево. Книги, скажем, научные и всё прочие, очевидно, будут ещё долго на бумаге. Как долго ещё на пергаменте выпускали всякие серьёзные исследования. То есть процесс будет идти, он неостановим. Погубит он литературу? Нет. Погубит ли он книгоиздание традиционное? Нет. Дело в том, что мы опять таки с чем сравниваем? Мы сравниваем с чудовищным бумом бумажных книг 80-90 годов. Перед самым появлением электроники. А вы сравните с тем, что было 150 лет назад типографии уже на первое столетие как появились, а маленькие. То есть немножко уменьшится всё, но никуда не денется. Поэтому в данном случае, да, могут пострадать конкретные авторы. Могут. Правда я не очень представляю как, но мало ли. У нас колоссальная проблема — это общая безалаберность постсоветского пространства в юридическом плане и коррумпированность, что не позволяет вести, пока ещё, целенаправленную работу, борьбу с пиратством, создание нормального рынка электронных книг. Но, как говорил товарищ Пётер Первый: «Нужда человечек неотступный.» Как только тут появятся денежные интерес хотя бы тех, кто продаёт Донцову – всё будет сруктуризированно и наведён порядок. Вспомните музыку: от эпохи полного пиратства... сейчас, в общем-то, довольно-таки крепко, вы знаете, разобрались с халявными эм-пэ-тришками. То есть это не конец света, это даже не конец нормальной литературной работы.

О. Л: Более того – я здесь очень коротко добавлю — вот уже несколько лет, года два, все наши новые книги появляются на Литресе, в официальном платном – ужасном — доступе. У нас они там, скажем, приобретаются – я сейчас не о деньгах, а количество просто читателей, которые способны придти и приобрести в этом магазине по-человечески — за тысячу (скачиваний-покупок, прим.). У ряда наших товарищей, более популярных: пять тысяч, семь тысяч. Лукьяненко, скажем, Перумов, да. Но даже мы, скромные, но у нас больше тысячи таких людей. Я им очень благодарен не за их деньги, а за то, что я могу их уважать. Деньги там небольшие, там книга стоит меньше доллара, вся, там копейки. Вот за то, что они подняли то, на чём сидят, и оказали мне уважения, я уважаю их. И если их уже счёт пошёл за тысячу, то скоро будет несколько.

Д. Г: Это в смысле каждый месяц...

О. Л: Каждую книгу, понятно? Вот книга вышла и её в течение двух-трёх месяцев – тысяча. Ну, двух месяцев, я не припомню точно. Каждую книгу. А так их там десятки тысяч, у нас только. Замечательно, я их очень уважаю, не за деньги.

Д. Г: Да, да, пожалуйста.

О. Л: Да.

Вопрос: От этой вот темы, к более литературной части.

О. Л.: Ой, слава богу.

Продолжение вопроса: Вопрос о копирование... вот «Алюмен»: они там души вытаскивали наружу, старались... Вопрос: а что им при их технологии мешало восстановить души, переписать? А почему они её не копировали, не трансформировали? Они-ж могли не заниматься вытаскиванием прежних, а взять файлик, подкорректировать, копий наделать.

А. В: У них же нет банка данных – они его создают. Где взять банк данных по всем людям, когда-либо жившим? Надо его создать. Идёт создание банка данных.

Вопрос: А почему не отобрать несколько вот этих самых и трансформировать, и написать новые?

Д. Г: Но если у них цель воскресить все когда-либо живших людей как личности, зачем им клоны? У них благородная цель – вечная жизнь. Новая жизнь для всего человечества, для всех людских особей, когда-либо живших, для всех разумных существ. Зачем им эти клоны?

Вопрос: А кстати, а на какой возраст они воскрешают, на момент... (не разборчиво).

А. В: А мы сами не знаем. Дело в том, что идея, собственно говоря, хорошо спросить у Фёдорова об этом. Тем более, если вы помните, Фёдоров считал, что, насчёт воскрешения отцов, можно уже прямо сейчас, при его жизни. И очень сердился, когда его друзья говорили: что, понимаешь, это не так легко. Он возмущался: «Как? Это так просто!« Но не говорил как именно. Если помните, в иудаизме носителям всей информации является одна косточка, где-то в ушной раковине – если она уцелела, то из неё Господь может воссоздать человека. Учённые не имеют возможности так её задействовать, поэтому там методика своя, и поэтому нужно копировать, установить все соответствующие приборы, чтобы каждое время просканировать и собрать базу данных. Работа долгая, скрупулезная и трудная, как показал роман. Но дико благородная, тем более Фёдоров-то хотел только отцов воскрешать, а не матерей... Кстати, насчёт гендера ... А тут нет, самым широким образом..

О. Л, Д. Г: Да.

Сергей Пальцун: Вы все пишите стихи, хотелось поинтересоваться: вам никогда не приходило голову написать поэму фантастическую или роман в стихах типа «Евгения Онегина», или это в принципе лишено смысла, если речь идёт о фантастики?

Д. Г: Я когда-то написал фантастическую пародию на путешествие... на слишком научную фантастику о путешествиях во времени. Причём написал её чёрт знает когда, то ли в конце школы, то ли в начале института. Ну такая... ну, не поэма, но длинная довольно получилась. А так, в общем, и всё.

А. В: Конечно сейчас патетическая поэма будут выглядеть дико – это писать не советую. Тут очень непростой вопрос ... Кто совсем старый может помнит дискуссию, по-моему, в конце 70-х в Литературке («Литературная газета«, прим.) о жанре поэмы. О том, что жанр поэмы сейчас вообще не имеет права существования, это в наше время уже просто архаизм. Потому что современный человек не приспособлен читать длинный поэтический текст. С другой стороны, в той же просвещённой викторианской Англии писались учебники по физики, насколько я помню, в стихах. Думая что так, в общем-то, информация будет легче усваиваться. Поэтому единой точки зрения нет, но мне лично в голову писать длинный поэтический текст фантастического содержания, пожалуй, не приходило – проще это донести всё-таки прозой. Хотя, как показывает опыт той же английской литературы, фантастику в стихах писали, в XIX веки целые длинные поэмы. Равно как и научно-популярную литературу в стихах тоже писали. У нас такого, по-моему, в русскоязычной литературе, в украиноязычной нет.

О. Л: Я, собственно, не очень понимаю, что такое фантастическая поэма? Я понимаю — просто поэма. А просто поэм у меня хватает. У меня есть поэма «Иже с ними», которая публиковалась. У меня есть поэма «Одиссей, сын Лаэрта», которая публиковалась. Поэтому я не просто об этом думал, а даже написал.

Из зала: Нет, имеется в веду более специально...

А. В: Звездолет летит!..

О. Л: Нет, не понял, действительно написать поэму в виде «Sciense Fiction«? Но ни один поэт не мыслит такими категориями. Это не та поэтика, это конструктор. Вот когда мне предложат поэтический проект за большие деньги — я обязательно напишу. (смех в зале).

А. В: А вот скажем в Древним Риме вас бы поняли. Делово в том, что там существовала точка зрения, что стихотворная форма позволяет выразить любое содержание. Вспомните, извините, Овидия Назона, который там «ах! страсти-страсти, девочки-мальчики!« А после того он писал про амнистию — его не слушали. Поэтому — про рыболовство стихами. Помните последние его вещи? Незаконченная поэма про рыболовство: как ловить рыбу в Чёрном море. Какая там рыба, виды и всё-всё в стихах, в стихах, Овидий, нормально. То есть тогда это считалось ... Тит Лукреций Кар «О природе вещей» — это считалось поэма, а не научный трактат в стихах. То есть тогда иначе к этому относились. Хотя бы потому, что тогда были распространенны так называемые рецитации. То есть восприятия текстов на слух. Поэтический текст воспринимается на слух лучше, а читается хуже.

Д. Г: Да и типографий-то не было, чтобы его прочесть.

А. В: А вот были, были. Там были постоянные конторы, которые немедленно переписывали. И, если верить тому же Катуллу, масса пиратских переписчиков была. (общий смех). Масса! Это была страшная проблема. Потому что тот же бедный поэт, которым был, допустим, Катулл или Марциал, они рассчитывали со своего новенького чего-то поиметь: пока пират сподобится, успеть продать какое-то количество экземпляров – а им шёл процент. Но там такие пираты были – куда там нынешним.

О. Л: Да.

Д. Г: Да, пожалуйста.

Вопрос: Я сначала откатаю обязательную программу: спрошу, как вы пишете вдвоём? (общий смех). Но ответа я не жду. Вопрос серьёзный. Хочу про «Золотарь» у вас спросить, в плане того, как работает системы «выброса«? Мы недавно с друзьями поспорили на эту тему в ЖЖ. Может ли описанное вами вот это Нечто, существующее в интернете, поймать выброс и адресовать его на того же, кто сам себе пожелал плохого?

О. Л: Я читал эту дискуссию.

Д. Г: Помню.

О. Л: Имеется ввиду, можно ли самого себя убить об стену? Думаем, что нет. По одной простой причине (или в крайне-крайне единичных случаях) – у человека есть такая вещь, как инстинкт самосохранения. Человек не может, практически всегда, пожелать себе, а главное сформулировано пожелать, категорического несчастья. Искренне желая этого, подкрепив это соответствующим агрессивным блоком эмоций – у нас срабатывает механизм защиты. Как мы не можем действительно разбить голову об стену с одного удара насмерть, хотя все мышцы это позволяют.

Д. Г: Скажем так, такой человек, который действительно вдруг бы захотел покончить самоубийством таким экзотическим способом, он скорей бы просто повесился или застрелился.

Федор Березин: Вопрос такой, я задавал его несколько лет назад, была дискуссия, но сейчас аудитория другая, но и время прошло. Вопрос такой: у меня смутное сомнение насчёт того, если хорошее будущее в плане литературы. То, допустим, все хреновенькие книжки вычистятся тем, что фильмы очень просто будет снимать. То есть с помощью компьютерной графики можно без актёров снимать фильмы. А фильмы всё равно переплюнут плохую стрелялку (имеется ввиду книги-боевики, прим.), понимаете, они интересней... И за счёт этого хорошая литература останется, которая многослойна и которую так не передашь, а эта вот... Есть ли у вас такое смутное?..

Д. Г: Я не знаю, будет ли так, но идея интересная. Мы, по-моему, и тогда с тобой согласились, если мне память не изменяет. То есть...

Из зала: Нет, тогда вы как раз не согласились.

Д. Г: Да? Мысль конечно интересная. А вот будет так или нет – фиг его знает.

О. Л. Ничего сказать не могу.

А. В: Федя, Федя, у меня есть своя идея в этом смысле. Мне кажется, что рынок плохо написанной пал-фикшен () — и фантастики, и детективов, и бабских романов и чего угодно, — будет существовать за счёт крайнего удешевления текстов. Скорей всего через какое-то время подключат компьютеры для сочинения.

Дело в том, что, представь себе, не все удобно смотреть фильм в самолёте, в космическом корабле, когда нужно лететь несколько недель, допустим. Глаза жалко. А большие буквы выучил — можно прочитать. Мне кажется, что будет этот рынок, но за счёт крайнего удешевления и упрощения текстов. В этом смысле работа по методу одного известного фантаста, который, по слухам, поручил машине из пяти текстов собственных сделать шестой – вот где-то оно так и будет. За счёт крайнего удешевления этого рынка.

О. Л: Я тут встряну, извиняюсь. Тут можно порассуждать с другой стороны. Картинка всегда вытеснит текст, обязательно. Почему? Как простое вытесняет сложнее. Чем фильмы выигрывает у текста? Когда в фильме нам показывают осенний лист, то нам дают видеоряд: жёлтые листья, они под ногами, деревья, да? Нам дают звукоряд: они шуршат, кто-то идёт, шаркая ногами, разбрасывает листья. Нам могут дать даже ароморяд – запахи пойдут. То есть нам, как потребителю, в клювик вложат всё.

Д. Г: Кстати, появился уже в Кореи первый кинотеатр, который даёт ароморяд.

А. В: Ну, это пытались несколько раз и не получилось.

Д. Г: Вроде уже получилось. Ладно.

О. Л: Если я читаю книгу, то фраза: «Лес осенью становится прозрачным, и листья шуршат под ногами как черепки битых кувшинов».

Допустим, от фонаря сейчас сказал. Я должен сам представить себе лес, развив ситуацию, сам представить звук, сам представить видеоряд, сам представить запахи, сам представить динамику картинки: кто-то идет, шаркая ногами, или я это иду. Это более высокий уровень мыслительной деятельности, интеллектуальной, эмоциональной, эстетической. Возвращаясь к проектам: какого чёрта геймеры читают «Сталкера»? Они подсознательно понимают, что им чего-то не хватает во время игры. Им во время игры всё дают, дальше — иди. А они хотят читать и в голове создавать. Всё-таки элемент творчества, не у писателя, а у них – им не хватает. Мы же по образу и подобию созданы – нам нужно творчество. Пусть примитивное. Поэтому книга всегда будет давать этот фактор. А фильм этого фактора будет давать всё меньше и меньше. Там он будет, но только примитивный.

А. В: Я напомню, Федь, что в самый рассвет Голливуда, 40-е годы, начало 50-х, когда огромное количество людей шло в кинотеатры, телевиденья ещё было в детском возрасте, одновременно шёл вал популярных журналов, вал покетов, и этот вал рос-рос-рос, даже Голливуду уже стало плохо, а вал продолжал расти. То есть литература, даже такая примитивная, всё равно существует и будет существовать. Другое дело, что, конечно, носитель меняется. Нет, нет, она останется именно в силу того, что человеку интересно самому повоображать.

Федор Березин: Нет, я же имел в веду, что хорошая литература имеет фору на этом фоне.

А. В: Хорошая литература... всегда найдётся в обществе человек, который считает себя эстетом. Не всегда это настоящий эстет. Но такой-то процент... он всё-таки не такой-то и маленький. А если учесть, что людей миллиарды, то посмотрите — кому-то нужно что-то ещё, кроме пал-фикшен.

О. Л: Да.

Из зала: Некоторые книги невозможно снять. То есть их можно попортить...

А. В: Само собой, само собой. Но опять таки — количественный фактор: какие были тиражи в восемнадцатом веке, когда начали печататься классики, а какими тиражами печатают этих же классиков сейчас? Они мечтать о таких тиражах не могли. Вот, пожалуйста.

О. Л: Да.

Владимир Пузий: Простой очень вопрос. Помните книжку .... помните наверняка: «Эпос которого не было»? «Козаччина» Я помню, что были разговоры о том, что была идея сделать ещё такой же по богатырям.

А. В: Да.

Владимир Пузий: Мне было бы очень интересно, насколько сейчас...

А. В: Работа есть, но не завершена. Она очень сложная. Я могу в двух словах объяснить в чём дело. Я попытался... не воссоздать – нельзя воссоздать то, чего не было. Но, в общем, на небольшой срок придётся окунуться в прошлое: в 1819 году молодой князь Николай Церетели, который был у нас Цертелев, по заданию мецената Трещинского ходил по полтавским сёлам и записывал, как он думал, обрывки «украинской Илиады» Дело в том, что романтики были уверенны, что у каждого народа есть свой эпос, причём эпос этот понимали по гимназическим учебникам. Большая эпическая поэма с прологом и эпилогом, разбитая на части. Вместо этого он находил известно что: песни, думы. Причём сразу понял, он был грамотный человек, что песни — это одно, думы – это совсем иной вид. Ухватился за них, собрал, издал первый сборник украинских дум 1819 года Цертелева. Но сделал вывод: мы опоздали, эпос забыт, есть только обрывки, он говорил «руины прекрасного здания» Так вот, смысла никакого, никакой Илиады нет, никакой Одиссеи украинской не было, потому что для создании Илиады и Одиссеи требуется комиссия филологов при Писистрате, которая работала и это всё создала. Но я представил, как бы мог выглядеть такой свод украинского эпоса. Условно говоря, если бы у нас вовремя нашелся наш Лённротт и тогда, в 30 годы, написал бы свою «Калевалу«, только, вданном сулчае, «Козаччину» Эта вещь издана. Следующее, что я поставил себе целью — до нас дошли очень интересные отзвуки давнего и, скорей всего, киевского цикла про богатырей. Хотя, скажем, Лев Прозоров уверен, что это ещё пятый век и не Киев, а Моравия. Но в любом случае что-то очень старое. Но дошли до нас пересказы XIX-XX веков, где появляется у богатыря чемодан, где появляются генералы, сенаторы, и очень многое вообще делалось под заказ. Приезжал барин, а то и генерал, к нему таскали этих несчастных сказителей, давали рупь целковый, и можете представить что он там... Но явно за основу взято что-то старое. Но уже в XIX веке, а потом в начале XX, (историки, исследователи, неразб.) сказали: мы не можем сказать в какой форме это было тогда. Не можем уже. Вот, по-моему, чуть ли ещё не Левитский пытался найти форму былин скрещивая формы украинских дум. Он даже так пересказал «Слово о полку Игореве». Эксперименты. Но явно это было не так. Поэтому, я ко второй части подошел просто: представьте себе, что во времена, последовавшие после войны Алой и Белой роз, в Англии в тюрьму посадили Мелори, и он стал писать «Смерть Артура». Помните? На основание чего? От Артура в английских литературных источниках осталось мало. Он взял французскую поэму, он взял что-то ещё... На основе чужих, не своих даже книг про нашего, как говориться, английского, хотя он конечно валлиец, Артура стал сочинять самый великий свод про Артура – «Смерть Артура». А я представил, что в тоже время, в великом княжестве Литовском посадили в княжескую тюрьму какого-то шляхтича образованного. Ему всё равно сидеть пожизненно... Он взял чего есть по богатырям. А чего есть? Уже пошли первые рукописные сказки на основе былин, даже первопечатные. В России он мог наслушаться сказителей, тогда они ещё были не так на севере. Попытался написать, так сказать, «Смерть Артура», роман, рыцарский, позненерыцарский, на основании вот тех давних, причём уже практически чужих, не своих рассказов о богатырях. Как бы могла выглядеть эта книга? Вот такая у меня цель. Работа ведётся, она очень трудная. Я бы давно закончил. Дело в том, что не мне это в голову пришло. Первым такую штуку написал профессор Водовозов. Замечательный советский филолог. И даже умудрился её в каком-то году издать. Но он пошёл иным путём: он игнорировал то, что былины русские — они поздние, очень поздние. По форме, по содержанию. Он просто сделал склейку былин, как Лённротт. Потом сделал какой-то энтузазист (авторское, прим.) из наших «националов» Я сам националист, так он ещё больше. Так вот, два года назад была презентация этой книги.

(далее на украинском, прим.) Так что он сделал? Он взял русские былины («кляті москальскi билини«, оригинал), какие были теми русскими переработаны уже. И перевел певучим и ярким украинским языком («півучої українською мовою«, оригинал). Пересказал очень странно. Например, Aлiоша Попович, как он писал, — (переходит на русский) мы-то знаем, что Алёша Поповича на самом деле он Александр, он Сашко (по украински, прим). Так вот написал и издал, издал с рисунками. Издал его сын, а рисовал его внук. Такой вот семейное предприятие. (переходит обратно на русский, прим.)

Таким образом уже пытались сделать. Ну, посмотрим, что получится у меня. Третья часть, конечно... Не знаю, потяну ли я сделать «Украинскую теогонию» Теогонию. Материала много, но его трудно очень структурировать. Кстати, попытки были, неоднократно.,. Вот это москвич тоже очень умный, Бус Кресень, который, может, помните, у него псевдоним.... Он попытался это сделать. Попытался. Ну, может у меня тоже что-то получится. Вот такие планы, в этом смысле. Думал, что это никому не нужно. Моя «Козаччина« 10 лет не издавалась. Я пытался просто из принципа. Если это нужно народу, стране.... А нет так нет. Есть такое.

О. Л: Спрашивайте дальше. Да.

Вопрос: Вопрос такой: были ли у вас, что называется, неподъёмные творческие задачи? То есть когда есть какая-то хорошая идея, а каких-то особых средств не хватает, материала? Может ещё чего-то?

А. В: У меня было. В шестом классе хотел написать стихотворение про БАМ. Так и не смог. Больше, по-моему, нет.

О. Л: Я бы начал с другой стороны – были неподъёмные задачи, которые мы, в конце концов, подняли. Была совершенно в своё время у нас неподъёмная задача «Чёрный Баламут» — мы вокруг неё ходили несколько лет кругами, скупая литературу, изучая, понимая, что это невероятная авантюра и за это браться нельзя. А когда мы взялись и написали первый том, то нам все, не исключая издателя, сказали: вы сошли с ума – эти индийские имена ни один нормальный человек не то что запомнить, а и прочесть не сможет. Как выяснилось, «Чёрный Баламут» выдержал очень большое количество переизданий. В общем-то мы подняли это дело. Кстати сейчас, наверное, будем запускать его в «Гигантах фантастики» одним томом большим красивым. Была такая неподъёмная задача, честно скажу. В какой-то мере была плохо подъёмная задача роман «Алюмен». Мы вокруг него все ходили-ходили и понимали, что если мы не возьмемся, то не возьмёмся никогда, потому что боимся. Это, пожалуй, была первая книга, которую можно было писать, развернув плечо. И вообще не заботиться о том, не то что как тебя поймут, а вот её нельзя было писать иначе. Потому что иначе надо было адаптировать материальчик, то-сё, структуры композиционные. Но подняли, хотя думали, что не подымим. Не подняли в своё время роман о богатырях, «Сильные» Даже был написан пролог, ещё что-то. Но не срослось, не получилось. Что ещё?

Д. Г: Да, в общем, всё. Всё остальное было достаточно подъемное, и мы его подняли.

О. Л: Просто когда что-то неподъёмное, надо дать ему отлежатся. У нас, скажем, третий роман Ахейского цикла – есть наброски, собранный материал – но не знаем, напишем его или нет. Но уж точно мы его не станем писать потому, что в интернете кричат: «Ой! Я бы хотел это прочитать!». Кстати тот, кто первый кричит, что он бы хотел прочитать, выйди эта книга, он её приобретет только через год.

А. В: И опплюёт.

О. Л: Такая традиция, почему-то. А вот кто молчит, тот в первый же день идёт на рынок. Я, кстати, когда-то статистику эту себе составил и ужаснулся. Не могу понять: почему самые тихие покупают книги, самые шумные покупают в два раза медленнее, почти?

Д. Г: Или просто скачивают на шару.

О. Л: Оставим, это не так интересно.

А. В: И кроме того нужно отделять задачи неподъемные и просто задачи, которые нерешённые. Скажем, у меня есть несколько замыслов, которые не воплотились конкретно в книги. Но я совершенно не жалею, этот материал я взял для других книг, а этот замысел, я понял, в данном случае не интересен. Я не написал роман про персонаж третьего... четвёртого века до нашей эры. Но этот материал использовал в нескольких других книгах. Уже сообразил, что можно и без неё. Надо писать только тогда, когда чувствуешь, что не написать это нельзя.

О. Л: Угу. (утвердительно, прим.)

А. В: Не написать нельзя. А если подумаешь «Ну...« — тогда и не надо писать. Поэтому это одно. А то, что не пойдёт... Да, у меня стих про БАМ не получился. Потому что я уже тогда был... очень это не любил.

Д. Г: Пожалуйста.

Из зала (Снеговик): Андрей Валентинович, по поводу неподъёмного и всего прочего. Почему вы через только лет решили снова обратиться к «Оку силы»?

А. В: Я обещал. Я обещал: пройдёт определённый исторический период, закончится эпоха, начнётся другая, и напишу следующую трилогию. Обещал ещё тогда. И вот пришло время. Одно время мне казалось, что наступил, так сказать, полный фукуяма и не имеет смысла... Потом увидел, что есть, есть смысл. Тем более, если в первой девятилогии я показывал всё с точки зрения криптоистории – то есть те даты, то, что могло быть, а и мы не знали. То здесь я показываю не криптоисторию, сейчас пишу о том, что кому-то взбрело в голову улучшить ситуацию, чтобы сделать хорошо-хорошо, и чем это кончилось. То есть это совсем иное направление.

Д. Г: Хотели как лучше, а получилось!..

А. В: Да, а вот как получится — читайте, уже первая книжка, уже положительные сдвиги есть... Это совсем другое.

О. Л: Да. Вопрос.

Вопрос: Раз упомянули историю с «Чёрным Баламутом», а я по этому поводу хотел спросить. Услышал тут на днях от харьковского народа о якобы имевшей место встрече кришнаита с Олдями...

О. Л: А!

Д. Г: Было.

Продолжение вопроса: После чего вся секта кришнаитов якобы пересмотрела весь свой...

О. Л: Не-не это уже враньё.

Д. Г: А вот это уже инсинуации. Что случилось с местной общиной кришнаитов, я не знаю. Короче, я очень быстро коротко рассказываю, потому что, я думаю, большая часть народа уже знает. Тогда мы с Олегом жили ещё не в одном подъезде, а нам нужно было от одного до другого идти минут 20, интернета не было, мы ходили к друг другу с дискетами и обменивались фрагментами текста, обсуждали и писали дальше. И вот я иду через площадь бывшею Дзержинского, теперь Свободы с этой самой дискетой, в голове крутится очередной кусок текста. И тут ко мне подходит этот самый кришнаит и предлагает свои книжки, как он их всем и предлагает. Говорит, вот там, типа, святые тексты, оригиналы. Я говорю, какие же оригиналы, когда это всё сплошь комментарии этого вашего Абхай Чаранаравинда Бхактиведанта Свами Прабхупада. Он уже так подозрительно на меня посмотрел, потому что выговорить такое нормальный человек обычно не может. Ну ладно, говорит, так вот, вот, вот, вот это вот Песни Господа, «Бхагавад-гита», первоисточник. Говорю, да какой же первоисточник, если сама она такая тоненькая, вы ее хоть в оригинале в Махабхарате внутри смотрели? А это всё комментарии, опять же. И тут меня прокашивает, у меня в голове крутится кусок, в котором как раз действует Кришна, который приезжает в Хастинапур... Я: «Слушай, друг, давай я тебе лучше расскажу, как оно было на самом деле!« И вот тут он...

(общий смех в зале)

О. Л: Побежал.

Д. Г: Да. И тут он книжки подмышку и ноги. А я ещё как дурак шагов десять за ним гнался и кричал: да погоди ты! (общий смех). А вот что было потом с этим кришнаитом, я не знаю. Что было, то было, а лишних подвигов приписывать не надо.

О. Л: Скорей было по-другому, это уже не так смешно: через некоторое время после выхода «Баламута», с нами захотел увидится эмиссар руководства кришнаитов, приехавший из Москвы.

Д. Г: Общество сознания Кришны.

О. Л: Общество сознания Кришны, да. Я уж не знаю, какого он ранга, но он эмиссар. Кстати, он был ни разу не в рясе, он был абсолютно нормально одет, без браслетов и колец.

Д. Г: У него была только такая маленькая косичка...

О. Л: Совсем незаметно.

Д. Г: И какой-то браслетик типа чёток, маленький, как феничка хипповская. И всё.

О. Л: Руководство оно не светится, как все остальные, да. Разговор был очень милый, он нас кексами угостил какими-то кришнаитскими.

Д. Г: Кстати, вкусные кексы.

О. Л: Без грибов, такие нормальные кексы.

Д. Г: А им же, кстати, это запрещено.

О. Л: Да. В основном его интересовало, как бы это наш талант обратить и на правильную стезю. В смысле, не можем ли что-нибудь пописать, но в нужном направлении? Выяснилось, что нет. И мы очень мило разошлись. Спрашивайте дальше.

Вопрос: О странных взаимоувязках смыслов. Всё тот же обожаемый Ахейский цикл – лук и жизнь одно. И вот биос... И тут подумалось, что биос — оно ещё компьютерная ассоциация ведёт сюда. У меня перекидывается ассоциация на «Золотаря» и вот эта вот биос жизни, стрела, летящая из лука куда-то дальше... Вот когда вы писали,то биос, который у компьютеров, всплывала где-то ассоциация или нет?

О. Л: Вообще биос это и лук по-гречески. Лук – жизнь.

Продолжение: Так именно от этого – что лук и жизнь одно?

Д. Г: Нет, насчёт компьютера мы совершенно не имели этого ввиду. То есть оно может быть само собой всплыло, но не закладывали.

О. Л: Нет.

Продолжение: А вот сейчас оно обрастает ещё и вот этим.

О. Л: Смысл интересен, безусловно. Нет, в основном, когда мы писали «Золотаря», мы чётко знали, что мы хотели написать – это у нас в голове вряд ли ассоциировалось с какими-то нашими другими книгами. У нас там скорей была единственная такая внутренняя проблема, довольно сложная, как казалось тогда, и невероятно лёгкая, как кажется это сейчас. Мы вначале старались обойтись без лишней лексики – он был написан деликатно. В завуалированной форме, без прямых цитат и так далее. И мы всё понимали, что чего-то не срастается. Ну никак не срастается.

Д. Г: Неправда получается.

О. Л: А главное, нету контраста этой среды и авторской речи собственно романа. Мы взяли и написали более реалистически все эти вещи. Знаете, когда в словах вставят скромные три точки вместо одной буквы.

Д. Г: Или какие-нибудь символы странные.

О. Л: Да. И потом же буквально перед изданием мы поняли, что это категорически не годится, что мы превращаемся в ханжей.

Д. Г: Мы и вернули всё как есть.

О. Л: Да. И что если мы потеряем этот внутренний кураж, позволяющий рисковать, то лучше я пойду писать в какой-нибудь проект. Ну его к Аллаху! Поэтому мы плюнули и написали как есть. Это была проблема на тот момент.

Д. Г: И после этого мы выяснили, что мы такие известные писатели, что слава к нам пришла, потому что известна же старая шутка, что если из вашей книги редактор перестаёт выкидывать слово «жопа», значит вы уже известный писатель. А вот когда это слово перестают убирать с обложки – это уже известность в мировом масштабе. Так что, я думаю, через некоторое время проведём эксперимент. (общий смех).

Из зала: Книга получилась живая и по живому.

О. Л: Спасибо, спасибо, по живому, да. Хорошо. Вопросы есть ещё? У нас ещё есть пять минут. Честно. Если вопросов нету, да?

Д. Г: Да, пожалуйста.

О. Л: Есть!

Вопрос: Просто мне очень любопытно, как вы относитесь к наградам?

Д. Г: Очень хорошо относимся.

Продолжение: Это показатель того, что вы чего-то достигли, или просто тешит самолюбие?

Д. Г: На самом деле их просто приятно получать. Скажем так, мы не обламываемся, когда их не получаем, но нам приятно, когда мы их получаем. В общем-то, и не более того. Показатель... скорее отзывы читателей и количество проданных книг для нас больший показатель, чем получила книга премию или нет. Это значит, что количество проданных...

О. Л: Ну не проданных — прочитанных.

Д. Г: Прочитанных книг. А как мы ещё их можем посчитать, кроме издательского тиража? Как их ещё посчитать? Скольким людям это интересно. И второе, что собственно люди пишут по этому поводу. Причём не важно, хвалебное или ругательное. Главное, что если видно, что не оставило равнодушным, что зацепило – вот это вот главное. А премии: да, это хорошо, это приятное, но это не главное.

А. В: А я отвечу немножко иначе. Я иначе немного отношусь – я первую очередь смотрю, кто мне дают награду. За что – уже второе. Поэтому большинство того, чего мне накидали за эти годы – это абсолютно параллельно. Первую награду я получил от ЦК ВЛКСМ за отличную учёбу. Потом получал там всяких... в общем много за что получал. Теперь пошли за литературу. Из всего этого я ценю только одну каменюку, которую мне вручил Игорь Халымбажда. Практически это он один дал, его решение в 97 году. Это я очень ценю. Потому что есть человек, который мне вручал, которого я необыкновенно уважаю. Когда голосуют и вручают – я очень благодарен, что обо мне хорошо подумали. А сама награда — это просто знак внимания, не более того. Всерьёз к этому писатель не должен относиться. Не должен, мне кажется.

О. Л: Я тоже могу по-другому ответить. Дело в том, что можно кое к чему серьёзно относиться. Только совсем по-другому. Я боюсь, что опять поймут неправильно, но попробуем. Сочтите меня самовлюблённым эгоистом, но я хорошо знаю себе цену. И претензии, которые я к себе предъявляю — я их тоже хорошо знаю – большие. Это вообще нормальное состояние, когда... может театральное прошлое работает, не знаю. И поэтому у меня к премиям есть свои критерии. Вот, скажем, если 15 лет подряд наши книги присутствуют во всех номинациях... Ну, в большинстве они есть, то лично я считаю, что я молодец, всё нормально. А вот получит она какое-то место — это уже не так принципиально.

Второе, если уже 15 лет мы попадаем практически во все шорт-листы после первого голосования, когда из 500 остаётся 10... Вот если из 500-т в 10-и, как правило, мы находимся 15 лет подряд — я доволен. А уж кто из этих 10-и получит какую фигурку... Это приятно получить её себе и поставить на полочку, если она не очень тяжёлая, но это... не в смысле мне на нее наплевать — мне очень приятно. А важно вот эти годы находиться в этом шорт-листе — это значит, что ещё в седле. Не в смысле: мне там по блату дают премию.. Нам в Москве, совсем не на Росконе, в другом месте, предложили премию. Было?

Д.Г: Было.

О. Л: Не скажу какую – хорошую премию. Было, предложили.

Д.Г.: Общелитературную, не фантастическую.

О. Л: Мы сказали: если можешь номинировать, то есть внести в номинации, – да. Если можешь её дать – не надо. Вы об этом никогда не узнаете, но я-то каждый раз, глядя на эту премию, буду знать, как я её получил.

Д. Г: Да, то есть сказали: если внесёшь в номинацию на общих основаниях, мы просто туда не добираемся, — скажем спасибо, нет вопросов. Если хочешь какую-то протекцию составить – не вздумай.

О. Л: Потому что себе-ж противно. Да, чего? (в зал, прим.)

Григория Панченко: Возможно последний. О женщинах вы говорили. Подростковая тема у вас достаточно регулярно встречается – всё-таки в главных героях я подростков не вижу, точней они потом вырастают в Одиссеев. Есть ли у вас это? И если нет, то почему? Например, не отпугивает ли вас общая инфантилизация – гаррепотеризация?

О. Л: Во-первых, у нас и в новом романе героиня в первой книги, когда заканчивается, ей 16 лет с половиной.

Д. Г: От 6-и до 16-и.

О. Л: Да. Это типичный подросток.

Григория Панченко: Но они вырастают.

О. Л: Далее... не, ну потом она вырастет во второй книги, естественно. Но подросток всю книгу — нет, у нас, по-моему, такого нету.

Из зала: В «Богадельне» там достаточно...

О. Л: Ну, в «Богадельне» он молодой человек.

Д. Г: В «Богадельне» — да.

О. Л: Там временна другие – он молодой человек по их меркам, всё-таки надо это понимать.

Д. Г: А она так ещё и старше.

О. Л: А насчёт гаррипотеризации страны и что литература для подростков кругом: я считаю это очень хорошо, если читают — замечательно. А «Гарри Поттер» – это действительно очень мощная книга. И когда наши авторы и авторессы прыгают и пытаются дотянутся — они в жизни не дотянутся по одной простой причине: Джоан Роулинг хороший специалист по античной литературе. Ей образования хватает. А наши прыгают без этой подкладки. А Роулинг, выступая перед выпускниками Гарварда, а я видел её речь в интернете – очень интересная речь, ссылалась то на Плавта, то на Платона, то ещё там, по поводу Гарри Потера. Вот когда наши авторы подростковой литературы смогут ссылаться на Плавта и Сенеку, обосновывая свои увлекательные, а не тупые и скучные книги, – всё будет замечательно. Я люблю подростковую литературу.

Владимир Пузий: Вы немножко так ушли, когда спрашивали, что вы цените. Количество людей, которые прочли книгу – понятно. А количество, которые поняли? Потому что, допустим ...

Из зала почти общие голоса: А как?

Д. Г: Откуда мы это знаем?

Владимир Пузий: По дискуссиям.

О. Л: Не знаем.

А. В: По дискуссиям где? В интернете?

Владимир Пузий: На форуме, например, и так далее...

А. В: Да ну.

Владимир Пузий: Меня, допустим, очень смутило то, что «Золотаря» восприняли многие именно как книжку, в которой ярко написано о мафии, и о том, что в сети общаются вот таким образом.

О. Л: Ты ходишь где-то не там. «Золотаря» великолепно восприняли, потрясающе, гениально восприняли «Золотаря»! У нас на «Золотаря» уже сейчас есть штук 15 рецензий.

Д. Г: Не отзывав, а именно полноценных рецензий.

О. Л: Нормальных рецензий, хороших, разных. Дальше, у нас подборка отзывов — процентов 80 поняли замечательно, поняли, прочувствовали. 20 поняли плохо. Нельзя же из-за этих 20-и говорить, что кругом – они самые шумные. Но когда потом смотришь, оказывается, что они не просто большинство, как говорят в парламенте — конституционное большинство, поняло великолепно «Золотаря», замечательно! У нас на сайте лежит файл с отзывами по «Золотарю» без купюр и без цензуры (что в интернете появлялось, нам присылали, и просто собиралось в один файл) – почитайте, если интересно, и увидите объёмы. Там уже 500 килобайт.

Д. Г: Да, он уже больше романа.

О. Л: Дамы и господа, есть ли ещё вопросы? Потому что у нас там вроде с двух часов автографсессия внизу, но я думаю там никого нету сейчас.

А. В: Не, там и быть не может.

О. Л: Поэтому можем тут задержаться, еще поговорить минуть 10, если есть желание. Если надо вам подписать книги – мы с удовольствием их тут подпишем. То есть если есть ещё вопросы – мы можем разговаривать. Да.

Вопрос: Скажите пожалуйста, а как вас сейчас переводят? И на какие языки, и как идет продвижение книг на Западе?..

А. В: Меня немного переводили, есть издания у меня на польском — совместный наш «Рубеж». На украинский меня перевели, но издали, по-моему, только одного «Овернского клирика«, остальное по тем или иным причинам осталось в рукописях. Вообще у меня своя позиция — я пишу для конкретного читателя, я не пишу для англоязычного читателя, я не пишу для западноевропейского читателя. Не то, чтобы против даже переводов, но я считаю, что мои книги им не нужны. Поэтому я не только совершенно спокоен, что мало переводят, но и плавником не дергаю. В данном случае у меня своя позиция, как и я резко против собственных экранизаций. Это моя принципиальная позиция, особенно в последние годы. Так что что-то есть, но немного, у меня.

Д. Г: У нас с этим делом чуть получше. Не так хорошо, как хотелось бы. На украинском у нас выходило штук восемь книг, если мне память не изменяет, зато на польском уже 10 вышло (но вместе, включая соавторство).

А. В: Тогда у меня и на литовском вышла ещё.

О. Л.: И на польском тоже.

А. В: И на польском. Я забыл.

Д. Г: Да. Да, на литовском у нас тоже выходили, но давно, штучки три. Сейчас у нас вышло, не так давно, четыре книжки на французском, но вышли они в Канаде, во франкоязычной Канаде. Но это, в общем, не важно, потому что во Францию они тоже попали.

А. В: На испанском.

Д. Г: Но на испанском у нас только один рассказ выходил и...

О. Л: Рассказы на разных языках.

Л. Г: Да, и на китайском выходил. Рассказы, да, много всякого было. Сейчас делаются переводы на английский, а как они будут изданы – будем посмотреть. Ксть в Канаде группа профессиональных переводчиков, которые оказались нашими читателями и, даже можно сказать, в некоторой степени, поклонниками, которые сами предложили делать переводы. Вот они сейчас «Шмагию» перевели. Кстати, очень интересно было с ними согласовывать все термины, названия, имена, особенно которые двухзначные, трёхзначные, ассоциативные и так далее. Чем-то пришлось пожертвовать – как бы созвучие не получалось на английском, а что-то они нашли так гениально, что мы просто в осадок выпадали. Оно и по смыслу, и смешно и хорошо. Что-то мы им подсказали. Работа была тяжёлая, но интересная. Они её сейчас сделали, сейчас начинают предлагать по издательствам, что из этого выйдет — будем посмотреть.

О. Л: Кстати, параллельно они же сейчас, вроде бы, начали переводить «Ойкумену». И заодно они пытаются объединить переводчиков, которые, скажем, в Израили переводчица заканчивает перевод «Песен Петера Сьлядека» на английский. Ещё одна переводчица где-то больше половины сделала «Мессия очищает диск». То есть переводы идут. Дело в том, что мы к переводам немножко так болезненно относимся. Тут, наверное, мы не совпадём с Андреем Валентиновичем совсем. Мы хотим хороших переводов. Мы не хотим переводов, чтобы нам ещё потом рассказали, что мы должны там переделать. Мы хотим, нам интересно. Вот перевод стихов в «Шмагии» — было страшно интересно. Нам прислали по три варианта перевода на каждое стихотворение, разных переводчиков. И мы сидели, искали варианты — это было страшно интересно.

Д. Г: Тут смысл лучше, тут рифма лучше — как совместить?

О. Л: Да. Это было очень интересно. На материале «Шмагии» был составлен словарь имён собственных по всему циклу «Чистая фэнтази», по всему Реттийскому циклу. Просто имена собственные, чтоб если дальше переводить, то сразу было единообразие. Это очень интересно. Как выйдет? Будем искать, пробовать что-то... Собственно, вот так. Да.

Вопрос: Экранизации вам не предлагали?

А. В: Предлагали много раз!

О. Л: Да, он ответил. Предлагали, но их нету.

Вопрос: А каких книг?

А. В: Да всё подряд! Если серьёзно: да, практически после то или иной книги, начиная где-то с года 98, подкатывали энтузазисты: «Я вот такой, ещё пока ничего не снял, ничего не закончил, денег у меня нет и быть не может, но вот хочу снять фильм – давайте подпишем на 10 лет эксклюзив». Вот такие нам встречались регулярно. Более серьёзные люди тоже подходили, но пока ничем не кончилось.

О. Л: Даже был договор, даже аванс.

А. В: Да, да. Декорацию построили.

О. Л: Так бывает. Да.

А. В: Ага.

Вопрос: Как вы относитесь к использованию ваших книг, ваших миров в компьютерных играх в качестве основания?

Д. Г: Нам уже неоднократно это предлагали: хоть бы одну игру, хоть одна зараза бы сделала и довела до ума — мы соглашались.

А. В: Я ещё очень позитивно — почему бы нет? Я сам люблю хорошие стрелялки, душилки, давилки.

Д. Г: Но почему-то попадавшиеся нам гейммейкеры оказались такими же раздолбаями, как и киношники. То есть все наобещали, все всё проговорили, уже составили договор и потом они каждый раз исчезают, на этом всё заканчивается.

Вопрос: У меня к Андрею Валентинову вопрос: а почему такая разница между отношением к играм,и отношением к фильмам?

А. В: Потому что... что почему? А, насчёт экранизаций? Объясняю: потому что игру, в общем-то, трудно испортить. Главное, чтоб были черти, которых можно стрелять. Я игры понимаю просто: для меня игры – это ходилки-убивалки. А если так... я его убиваю – какая мне разница.

Григорий Панченко: Игра «Убей Филибера».

А. В: Ради бога, ради бога. А насчёт фильмов: я бы не хотел, чтобы меня экранизировали нынешние российские и украинские кинематографисты. Потому что если они умудрились такое сделать с Нестором Махно, что они со мной умудрятся сделать? А у них руки растут не оттуда, у них мозги завёрнуты не туда. Денег у них может и есть, но идёт как, извините, на иностранном языке, «попил бабла» До кино эти деньги не доходят. Зачем мне с этой компанию вообще иметь что-то общее? Я не хочу, чтобы меня... чтоб я хоть как-то остался в истории: «Это тот, который помните этот фильм? – О!« (изображает ужас – смех в зале). Не надо.

Д. Г: Да, пожалуйста.

Вопрос: По поводу кино. У нас было две нашумевших экранизации Стругацких последних. «Обитаемый остров» — многие говорят, что просто отвратительно. Я не хочу, я не спрашиваю... Я спрашиваю о польском «Гадкие лебеди», если вы смотрели?

О. Л: Польский? Мы смотрели наш, Лопушанского.

Из зала: Он польско-русский.

О. Л: А, я понял. «Гадкие лебеди», мы смотрели недавно.

Д. Г: Лично мне очень понравился. Как, по-моему, сильный психологический фильм, может не супершедевр, но очень хороший фильм.

О. Л: Подписываюсь.

А. В: А я добавлю, что этих «Лебедей» я тоже видел, понравилось. А насчёт «Обитаемого острова» — это редчайший случай когда сделали невозможное, совершенно невозможное – запороли совершенно, в общем-то, выигрышный проект.

О. Л: Да.

А. В: Абсолютно! Потому что любой средне–хороший советский режиссёр в году 79 или в году 89, позже уже нет, получив среднесоветский бюджет, сделал бы блестящий фильм «Обитаемый остров». Там настолько всё просто экранизируется, так хорошо подбираются актёры, причём в любом десятилетии, такие, в принципе, несложные декорации, на самом деле декорации, а никакая не компьютерная графика, что запороть такое — это нужно конечно иметь нынешнюю гениальность. А эти запороли! Поэтому я стараюсь держаться подальше. Я вообще, знаете, киношников боюсь, я, извините, их учил 9 лет. (смех в зале).

Д. Г: Так вот почему они такие!

О. Л: А, тогда понятно! (общий смех и аплодисменты)

А. В: Я их знаю, поэтому я их боюсь. Я их боюсь. Иногда — да. Вот эти «Лебеди» — да. Экранизация Стругацких — это отдельная, грустная, очень длинная история, где, к сожалению, неудач больше, чем удач, увы.

О. Л: «Обитаемый остров», как по мне, плох не потому, что у танка не такая дверь, не соответствует морда голована, больше похожа на Кинг-Конга – это ерунда. Это пусть обсуждают в интернете. Там вывернута наизнанку идеология: вместо коммунистического мальчишки – идеального, который постепенно грубеет, болеет, хотя он ничем не болеет, а к концу его износили, понимает, что такое кровь и так далее, то есть вот эта эволюция персонажа – от идеального к реальному. В фильме мы получаем (на входе ещё получаем) нормального мелкого подонка и гадёныша. Потому что ему говорить бабушка: «Что ж ты у деда часы спёр?», а он говорит: «Какие часы? Начальник, никаких часов не пёр». Врун мелкий и воришка. Какой коммунистический, идеальный юноша? У деда часы спёр и улетел, а там еще девки какие-то за ним ходят, небось... но этого она не говорит, но за кадром явно беременные. Он говорит: «Потом прилечу – разберёмся, типа, да». Понимаете, с самого начала ведь заявка.

А. В: Нет, скорее к режиссёру, сценарий... (на вопрос из зала по поводу того ,что сценарий такой, наверное, прим.)

О. Л: Сценарий... Я не хочу возни, претензий — какая мне разница к кому их предъявляю? Он прилетает на планету — мы что выясняем в подворотне? Да что мастер нидзюцу – он умеет бить людей. В книге-то он бьёт «обезьян». И пока он не представил, что это животное, он не может даже руку на них поднять. У него психологический стопор. А тут нормально – это значит дрался, часто, много и бил на убой, там это видно. И финальная 20-ти минутная драка его со Странником – это два братка на стрелке, под монолог. Убрать монолог — типичные братки: «Я за революцию!»

Д. Г: Да нет, просто по стенкам бегают.

О. Л: Если вдуматься в идеологиею — нам действительно подсунули такого парня, который в принципе что-нибудь взорвать — не вопрос, и в морду дать не вопрос. И когда он кричит в конце, что он будет спасать всех от инфляции и не позволит построить центр — опять врёт, гад, как с часами.

А. В: Тем более в отличие от других вещей Стругацких, я не поклонник, но есть ряд других вещей более сложных и визуально, и по сюжету. «Град обречённый» возьмите. «Обитаемый остров» — достаточно простая вещь, прекрасно ложится в кинематографический вариант, превосходно. Запороть такое – это нужен современный талант. Поэтому я ещё раз скажу — кино не имеет с нынешним кинематографом ничего общего.

Владимир Пузий: Была попытка захватить новую целевую аудиторию в серии «Без маски», да?

О. Л: Да.

Продолжение вопроса: Будете ли пытаться что-то ещё такое, потому что, в принципе, насколько я понимаю, те читатели... тоже им бы было интересно?

Д. Г: Мы не знаем насколько... мы надеемся, что, скажем, читателям, которые... части читателей, которые не читают фантастику, это могло бы быть интересно, но этот эксперимент не удался. Поскольку в основном книготорговцы неудачно позиционировали книгу, то есть мы рассчитывали, что её будут ставит в разделы разной современной литературы, там где присутствует и чистый мейнстрим, и с уклоном в мистику, и всяко разное. А её в итоге в основном ставили, не всегда, но в основном, на чисто фантастические прилавки, лотки, разделы, и так далее... шкафы... У тех наших читателей, кто и так уже нас читает, эти книги уже есть в других изданиях – они им не нужны. А те, кто фантастику не читает, не ходит в эти разделы и на эти лотки — её тоже не увидят. Поэтому эксперимент не удался. Будем ли что-то ещё подобное пробовать? Да, наверное, будем. Вот мы с издателям говорили, есть некоторые варианты.

О. Л: Есть.

Д. Г: Будем пытаться, будем пробовать. Что из этого выйдет – будем посмотреть.

О. Л: Я здесь добавлю, что просто мы чуть пересмотрели стратегию. Как выяснилось, дрейф наших фантастов, не фантастов, кого угодно, к мейстриму, к тому, что сейчас называется мейстримом, как по нам, абсолютно бессмысленный. Писатели маргинализируются – страшно рады, когда их публикуют в журналах тиражом 600 экземпляров. Счастливы от этого. Счастливы, что у них вышла 2000 экземпляров там в чем-то ещё. Я такого счастья не испытываю, у меня другие подходы к вопросу – мне всё-таки шашечки не нужны, мне надо ехать. Не в смысле денег, а я хочу читателя, а не 20 эстетов. Я сам эстет, как говорил Остап Бендер: «Я сам грубиян – мне грубияны не нужны». Поэтому мы будем пытаться, безусловно, зацепить аудиторию не мейнстриновскую, а нейтральную. Я понятно выразился?

В зале: Да.

О. Л: Которые читают разное! Он тебе и Дикинса читает, и «Анжелику, маркизу ангелов»... я не знаю, что там ещё? Разное, да. Эстеты нам не нужны, они захотят — прочитают, если им надо. Мы будем, безусловно, издаваться в сериях нарочито фантастических, типа «Абсолютного оружия». Там есть читатель, там есть нормальный читатель – он ещё не вырос по возрасту, местами, он подрастёт. В своё время «Омега» Валентинова в «Абсолютном оружии» улетела со свистом, 5000 тиража первого, просто там не успели обернуться. Они что идиоты все? Нет. Они «Омегу» взяли.

А. В: А ведь книга сложная.

О. Л: Поэтому мы будем пробовать, с одной стороны, посредине работать по своим обычным сериям и так далее. С другой стороны, мы будем пробовать работать по одному краю в нарочито фантастических, подчёркнутых сериях, с соответствующими обложками, со всеми делами. Читают – пусть читают, они ж не печки ими топят. Нечего эстетствовать: он взял и прочитал, слава богу, что-то в мозгах и в душе отложилось. Нечего сидеть на печки, крутить дулю в кармане и говорить: ля-ля-ля, нам быдло не нужно, мы сами быдло. С другой стороны, мы будем пытаться зацепить нейтральную читающую аудиторию, которая спокойно читает исторический роман, фантастический роман, женский роман, если угодно, какой угодно...

Д. Г: Современную прозу и так далее.

О. Л: Да. Лишь бы это было прилично написано. Они не опускаются ниже какой-то категории, но и не лезут... скажем, «Уллис» Джойса, может быть, не их литература. Но и не моя тоже. Вот такие попытки будут, уже намечены.

А. В: Хотя я уверен, если взять «Уллиса» Джойса, разрезать на покеты, дать каждому соответствующую картинку, да ещё добавить туда еврейского вопросу на обложку и раскрутить — такими тиражами со свистом уйдёт! Мультфильм пойдёт сериальный, типа «Симпсонов». Очень много в нашем обществе сейчас зависит именно от подачи, то есть, как говорят неграмотные люди, от раскрутки. Так что тут, в общем-то, очень много зависит не от того, что издаётся, а как продаётся, как раскручивается. Вот тут большая-большая, к сожалению, проблема насчёт фантастических книг: рекламировать их за все эти 15 лет так никто и не научился.

О. Л: Мне вообще иногда кажется, что... мы начинали с криков и разговоров проектах, но вот эта боязнь проектов у ряда писателей — это боязнь именно маргинализированной эстетской группы, которая всё время кричит: «Вон, вон там зло, вон там вавилонская блудница, она верхом на рогатом звере...» Я не боюсь ни проектов, никого.

Д. Г: И самое смешное, что часть из них в итоге с перепугу бежит в эти же проекты.

О. Л: Конечно, бегом.

Д. Г: За деньгами.

О. Л: Только заплати.

Д. Г: То есть те, которые на них ещё там два года назад гнали волну и катили бочку, в итоге сами стали писать эти проекты.

О. Л: Конечно. Да.

Вопрос: Как вы оцениваете работу наших издателей, вот Андрей Валентинов поднял эту тему? Работу наших издателей, их умение раскрутить книгу? Как система эта работает?

Д. Г: На самом деле реально... Тут получается так: либо это точечные взбросы, когда предпринимаются большие рекламные и так далее усилия, когда много идёт ресурсов на раскрутку одной конкретной книги или нескольких избранных книг — и тогда это даёт эффект. Мы можем наблюдать издательство «Популярная литература» (Поп.Лит.), всем известно как они раскрутили Глоховского, как они раскрутили Багирова. Как они... Ну и так далее. У них несколько таких проектов. Там были огромные рекламные усилия, и растяжки, и плакаты, и телевиденье, и интернет, и рекламные акции, и встречи по магазинам. Это была очень мощная, прогрессивная и сильная комплексная реклама — она дала результат. Делать такую рекламу каждой или хотя бы даже каждой десятой выходящей книжки в фантастики невозможно. Никаких денег на это не хватит. Кроме того эти рекламные кампании будут перешибать друг друга, и в итоге ни одна из них не сработает. Поэтому, скажем, возможны точечные такие удары, как делает «ПопюЛит», они, как показала практика, по большей части работают, работают успешно.

Есть второй вариант. В принципе, приблизительно таким же точечным, но может не столь агрессивными, не столь мощными, ударами рекламируется ряд топовых авторов, тот же Перумов, Лукьяненко, Панов, Головачёв... У них есть может не настолько мощная реклама, но есть и плакаты, и растяжки, и рекламные акции, и встречи с читателями — это всё есть. Совместно эффект это тоже даёт, но несколько меньше, чем у «Поп.Лита», потому что усилий на рекламу затрачивается меньшие. С другой стороны, авторы уже и так достаточно популярные. Одно и другое дает синергизм. И третье, это, например, издательство «Армада», «Альфа — книга» она же, — оно само по себе не очень большое, не такой монстр как «ЭКСМО», «АСТ» или ещё ряд других, но у них всего, насколько я помню, четыре серии. Все эти серии — это отечественная фантастика. И они просто занимаются хорошим маркетингом, они не делают особой рекламы. Они просто целенаправленно продают... Во-первых, они держат не очень высокие цены на свои книги, что естественно привлекает читателя. Во-вторых, они целенаправленно раскидывают эти книжки по маркетинговой сети. Везде, везде, и везде. И вот их книги, допустим, в Харьков попадают быстрее, чем книги «ЭКСМО» или «АСТ». И представлены большим ассортиментом. И тоже самое по многим другим городам. Они могут в эти четыре серии вложить все маркетинговые усилия и даже без рекламы успешно их продавать. Вот, собственно, основные пути. Некоторые положительные эффекты я вижу на примере «ПопЛита» — с одной стороны. Нескольких точечных, по некоторым авторам «ЭКСМО» и «АСТ». И общая политика, я не говорю о качестве издаваемых книг, но о том, что они успешно умеют их продавать, они вовремя делают допечатки и переиздания, переиздают в других сериях. Они это всё очень чётко отслеживают – это «Армада. Альфа – книга». Это они молодцы. В этом смысле они большие молодцы. Но писателей сейчас много, книг выходит много. И при всём желание даже во все... опять же, понятие «хорошая книга» у нас, например, одно, у другого читателя другое, а у издателя вообще третье. Поэтому то, что мы бы хотели, что бы было, рекламировалось и продвигалось — издатель считает, что не это надо продвигать, а вот другое. А третий читатель скажет третье. И поэтому сетовать на то, что продвигают третьих, а не продвигают других, как-то наверно неправильно. И кроме того, вся фишка рекламных продвижений в том, что одни книги им подвергаются, а другие нет. Если бы подвергали все, то было бы опять полное нивелирование и не было бы вспышек бестселлеров, которые наблюдаются.

А. В: Я назову вам пример необыкновенно удачной рекламной компании на ровном месте, которая сотворила бестселлер русскоязычный — и это «Гарри Потер». Я прекрасно помню, когда был подписан договор об издании «Гарри Потер» на русском, автор приехала в Москву, пришла на пресс-конференцию и вдруг поняла, и все поняли, что не понимают, о чём говорить. Никто её читал. Ей даже был задан вопрос: «А почему вы уверенны, что это русский будет читать? Какой-то закрытый колледж, какие-то совершенно английские проблемы?». Автор не знала, что чётко ответить. А как сразу стали покупать! А почему? Мы были в Москве, когда началась эта рекламная компания: в каждом магазине стоит огромный щит «Вы верите в волшебство?» и так далее. Как начали раскручивать, какие тиражи почти сразу!

Григорий Панченко: А какой перевод!

О. Л: Дамы и господа, нас просят сдаться. Итак, большое вам спасибо. Два часа здесь как с куста.

А. В: Да и книжку, книжку!

О. Л: Выбирай. Спасибо за внимание.

А. В: Мы тут посовещались и решили вручить книжку Фёдору Березину за задаваемые интересные вопросы.

О. Л: Замечательно!