1. В России на данный момент переведены и изданы пока лишь первые романы Ваших двух циклов, «Золотого века» и «Войны Спящих», а также один рассказ. Так что судить обо всем Вашем творчестве нам еще сложно. Но уже наблюдается некая тенденция – тех, кому понравились обе книги, не очень много... Тем, кто отлично воспринял «Золотой век», не особо глянулся «Последний страж Эвернесса», и наоборот...

Вы специально не повторяетесь и с каждой следующей работой как бы меняете маску? Или это получается само собой?

Я и не знал, что обе книги понравились немногим! Это для меня полная неожиданность. Но жизнь – странная штука, о вкусах не спорят. Что касается самого вопроса – да, специально не повторяюсь. Я хочу освоить и научную фантастику, и фэнтези, стать известным писателем в обоих жанрах. Читательская аудитория фантастики и фэнтези отчасти пересекается, и некоторые читатели, возможно, захотят отслеживать обе стороны моего творчества.

2. Какой жанр Вы любите больше — научную фантастику или фэнтези? Что из своего творчества Вы сами считаете лучшим?

Писать фэнтези, конечно, проще, чем НФ: надо делать меньше математических расчетов. (Бывают исключения: для фэнтези-романа «Титаны Хаоса» мне пришлось рассчитывать стартовые окна для межпланетного перелёта с Земли на Марс по эллипсу Гомана). Кроме того, фэнтези позволяет вводить в сюжет влияние судьбы, придавать событиям аллегорический смысл, который в научно-фантастическом мире воспринимался бы читателями как надуманный. В фэнтези события могут происходить потому, что герои их заслуживают.

Например, в кульминации «Властелина колец» Дж.Р.Р.Толкиена несчастный Горлум оступается и падает в жерло Огненной горы вместе с волшебным кольцом. Уничтожение кольца разрушает Темную башню, возведенную с его помощью. Это судьба. Это все было предопределено. В НФ события происходят потому, что законы, управляющие вселенной – это законы, и в них нет исключений. В повести Тома Годвина «Неумолимое уравнение» нет счастливого конца. На корабль без резерва топлива попадает «заяц» -- юная и наивная девушка. Чтобы довезти дополнительную массу до места назначения, просто-напросто не хватает топлива. Девушка погибает. Повесть получилась такой трогательной именно потому, что девушка не заслуживала такого конца. Этого не должно было произойти.

3. Влияние кого из авторов при написании «Эвернесса» наиболее велико?

Самое большое влияние на «Эвернесс» оказал Лавкрафт. В детстве я читал его фэнтези-роман «Сомнамбулический поиск неведомого Кадата». Мне никогда не нравился его замысловатый хоррор, в отличие от фэнтези. На Лавкрафта повлиял лорд Дансени, значит, по идее, и на меня тоже.

4. Каково Ваше знание славянской мифологии? Интересуетесь ли Вы ею, или то, что в книге появился персонаж славянского фольклора — случайность? Из каких источников Вы почерпнули сведения о Кощее Бессмертном?

Я мало знаю о славянской мифологии. Знаю, чем Перун отличается от Даждьбога, кто такие Баба-Яга и Василиса Премудрая, но на этом, пожалуй, все. Это не научный интерес: меня восхищают и очаровывают сказки всего мира.

Кощей Бессмертный был выбран не случайно, а по трем причинам:

Во-первых, по символическим. Кощей поддался страху смерти больше всех остальных злых волшебных существ и колдунов мира. Этот образ символизирует то, что люди могут обмануть ангела смерти. Ворон, сын Ворона, главный герой «Эвернесса» — герой, слабость которого в страхе смерти. Он боится не собственной смерти – это называлось бы трусостью. Он боится, что умрет его жена. Поэтому Ворон хочет обмануть ангела смерти. Какое существо лучше всех может искусить Ворона? Кто, кроме Кощея, знает, как вынуть из себя смерть и спрятать в яйце? У меня Кощей – не могучий волшебник, а просто вестник и посыльный сил смерти, которых он намеревался избежать.

Во-вторых, я выбрал Кощея по месту рождения другого героя. Ворон – русский (вообще-то он с Украины, но мои американские читатели не заметят разницы), и поэтому его должно было искушать славянское волшебное существо.

В-третьих, когда-то я играл Кощея (под видом Носферату) в ролевой игре «Вампир: маскарад», так что в моем воображении уже ожили и герой, и его манера речи. Надо сказать, что образ Врана Врановича тоже основан на одной моей роли из игры – это сын Сварога, духа огня. В своей книге я заменил его предка на Прометея, греческого духа огня.

5. В связи с чем в книге «Последний страж Эвернесса» вы часто делаете отсылку на СССР? И почему СССР показан скорее с позиций времен холодной войны? Что Вы знаете о Грузии и как относитесь к последним событиям в этой стране?

СССР появился в книге по двум причинам. Первая – символическая. В книге поднимается тема утраты свободы, когда жалость заставляет человека вложить в ножны меч справедливости. Жалость к жене толкает Ворона на абсолютно несправедливый поступок – убийство другого человека. Во втором томе, «Туманах Эвернесса», все Соединенные Штаты теряют свободу и оказываются под властью злого колдуна. Социализм, государственный строй СССР, тоже апеллировал к жалости, хотя бы вначале. Жалость к бедным рабочим и крестьянам отвела глаза многим жителям Запада. Когда Советы совершили абсолютно несправедливый поступок – отняли у некоторых людей все товары, землю и имущество во имя народа и дошли до беспрецедентных массовых убийств, на Западе многие одобряли или извиняли это преступление. Кощей Бессмертный, злой дух, который обещает жизнь, но вместо этого дает смерть, символизирует обещания рабочим и крестьянам в СССР, которые обернулись рабством. Поскольку тема книги – утрата свободы, было естественно сослаться на СССР, врага свободы во всем мире. Кроме того, раз главный герой сбежал из СССР, я решил вставить сцену о том, как советские комиссары ищут титана Прометея.

Вторая причина: в книге есть герой Прометей. Согласно греческой мифологии, Прометей прикован к скале на Кавказе, точнее, на горе Казбек, которая находится в Грузии. Художественный вымысел допустим, но не настолько, чтобы передвинуть Казбек.

Советский Союз изображается с позиций времен холодной войны, потому что книга была написана до падения Берлинской стены, следовательно, во время холодной войны. Поскольку в моей истории секрет атомной бомбы раскрывает Прометей, греческий дух огня, нужно было перенести действие на то время, когда у Советского Союза еще не было атомной бомбы, т.е. на правление Сталина. Художественный вымысел допустим, но не настолько, чтобы изменить историческую дату, когда Советы заполучили конструкцию атомной бомбы.

Я ничего не знаю о Грузии, кроме того, что читал в западных новостях, а они не всегда сообщают верную информацию. Для меня самая свежая новость -- «оранжевая революция», мощный рывок к свободе, противостояние коррупции. Я на коленях восхваляю Бога и благодарю Его, что эти события не закончились кровопролитием. Меня радует все, что работает на благо свободы. Хотел бы я, чтобы мои соотечественники были так же преданы делу свободы, как смелые украинцы! Что происходит там сейчас, мне неизвестно .

6. Читали ли Вы кого-то из русских авторов? Нет ли у Вас желания приехать в Россию?

Читал Толстого (я его очень люблю) и Достоевского (которого терпеть не могу). На Западе никто не имеет права зваться образованным человеком, если он не читал этих писателей.

Я никогда не задумывался о поездке в Россию. Я не люблю путешествовать.

7. Не будет ли продолжение дилогии «Хроники Эвернесса»? Хотели бы Вы видеть экранизацию «Последнего стража Эвернесса»? Если да, то какому режиссёру и каким актерам отдали бы предпочтение?

Я планирую написать продолжение, которое будет называться «Врата Эвернесса» («Gates of Everness»). Первые три главы уже написаны. Закончу я его или нет, зависит от продаж двух первых томов и прихоти моей музы.

Я бы не возражал против экранизации «Эвернесса», но лишь в том случае, если мне вручат мешок золота и пришлют из Голливуда красавицу-актрису, чтобы она меня поцеловала. Вряд ли голливудские сценаристы смогут перенести мои мысли и идеи в сценарий -- все испортят и меня опозорят. Мешок золота с поцелуем хоть как-то бы это компенсировали. Правда, я был бы не прочь посмотреть на войну между ангелами ада и Тихоокеанским флотом США. Очень драматичная вышла бы кульминация, а в Голливуде умеют делать для таких сцен отличные спецэффекты, с шумом и всякой пиротехникой.

В режиссеры я бы взял Джона Хьюстона или Фрэнка Капра, если кто-нибудь из них еще жив. Боюсь, что современные режиссеры оскорбят вкусы моих читателей. Актеров, надеюсь, можно выбирать и из прошлого, и из настоящего. На роль Ворона я бы взял Рудольфа Кляйн-Рогге (он играл Ротванга в «Метрополисе» Фрица Лейбера , а еще доктора Мабузе); на роль Азраила де Грея -- Питера Кушинга («Звездные войны»; Ван Хельсинг в «Дракуле» студии «Хаммер»), или, может, Фрэнка Лангелла («Дракула») ; на роль Энтона Пендрагона я бы выбрал Раймонда Мэсси («Облик грядущего») ; на роль Венди -- Одри Тату («Амели»); на роль Питера Уэйлока я предложил бы Брайана Деннехи («Сильверадо»). Роль деда, Лемюэля Уэйлока, играл бы Макс фон Зюдов («Седьмая печать»).

8. Чем Вы считаете сны: предсказанием будущего или отражением событий прошлого? Снятся ли Вам пророческие сны? И не во сне ли Вам пришла идея написать «Последнего стража Эвернесса»?

Мне никогда не снятся пророческие сны, я никогда не видел во сне отражения событий прошлого, и ко мне пришла таким образом только одна идея для написания рассказа. Он называется «The Mask Of Duran Zhur» и еще не опубликован.

9. Используете ли Вы в своём творчестве детские воспоминания и личные переживания?

Не совсем. Мои детские воспоминания заключаются в чтении книг. Это не самый интересный материал, если, конечно, в книге не сидело привидение или что-то подобное. Правда, я использую в своем творчестве героев и идеи из игр, в которые я играл.

10. В «Последнем страже Эвернесса» описаны мифологические герои эпосов европейских стран (России, Ирландии, Англии, Скандинавии). Есть ли у Вас планы создать книгу, используя персонажей мифологии азиатских, африканских или южноамериканских народов?

На ближайшее время таких планов нет. Есть отдаленные планы написать книгу, где действие происходит в лавкрафтовском мире, в котором расплывчато-жуткие существа, древние боги, дожидаются момента, чтобы восстать и уничтожить всю землю. Поскольку я не хочу использовать Ктулху и других существ из лавкрафтовской мифологии, я решил, что мог бы заменить их на ацтекских богов, сохранив имена и ритуалы, и получится не менее леденящая кровь история, чем у любого автора ужасов.

11. Не ощущаете ли Вы признаков «звёздной болезни»? Как Вы реагируете на критику? Встречались ли резко негативные отзывы на Ваши произведения?

Что вы имеете в виду под «звездной болезнью»? Желание отправиться в путешествие к звездам? Оно есть у всех фантастов.

Или вы спрашиваете, не сделала ли меня слава и известность тщеславным и напыщенным? Поскольку я всегда был напыщенным, разобраться в этом невозможно. Я не тщеславный, потому что я еще не прославился. Например, я очень удивлен, что вы вообще знаете, кто я такой. По-моему, мои книги, кроме вас, читает только моя мама (причем она еще ни одной не дочитала).

Моя естественная реакция на отзывы – тщеславие, если они положительные, и напыщенность, если они отрицательные. Я воспитываю в себе скромность в отношении хороших отзывов и философский стоицизм – в отношении плохих. Преодолеет ли самовоспитание мою натуру, я сообщу вам, как только познаю себя.

Если серьезно, я читал всего один очень отрицательный отзыв о своей книге. Я подумал, что он такой несправедливый, там столько искажений и ошибок, что надо написать письмо и пожаловаться. Теперь жалею, что унижался. Или книга говорит сама за себя, или не говорит вообще.

12. В своей биографии Вы пишете, что в школе последовательно читали труды гениев, и сделали вывод, что «Аристотель развенчал ошибочные утверждения Маркса за две тысячи лет до того, как Маркс поднес перо к бумаге». Согласны ли Вы с Хорхе Луисом Борхесом в том, что существует всего 4 истории, варианта сюжета?

Нет. Борхес выразился слишком оптимистично. Я думаю, есть только два вида историй: комедия и трагедия. В комедии все в конце-концов женятся и счастливы. В трагедии все погибают. В комедии главное -- любовь; в трагедии -- печаль. Это альфа и омега человеческой жизни. Все остальное -- детали.

13. Если можно, расскажите немного о своем третьем цикле, «Хроники Хаоса». Насколько эта трилогия замешана на эстетике супергероев/комиксов и ориентирована на подростков?

С удовольствием. В первом томе, «Сиротах Хаоса», рассказывается о группе воспитанников детского дома. Записей об их возрасте нет, но жители деревни, где находится детский дом, вырастают, вот им уже восемнадцать лет, двадцать один, они начинают работать, женятся и выходят замуж. Воспитанники подозревают, что кто-то удерживат их на территории детского дома насильно, хотя они уже должны стать взрослыми и свободными. Оказывается, они не просто взрослые, а еще и не люди.

В этой книге я пошел на эксперимент: я решил проверить, смогу ли я смешать два жанра. У каждого из сирот есть своя способность, выходящая за пределы человеческого понимания. Эта способность позволяет делать то, чего не могут делать другие люди. Каждый сирота видит мир по своей модели, в соответствии со своей парадигмой. Каждый объясняет эти способности по-своему. Виктор думает, что эти особые способности – молекулярная нанотехнология. Амелия уверена, что они из четвертого измерения. Колин убежден, что они телепаты. Квентин -- что это волшебство. Вэнити -- что это чуждые законы природы из параллельных миров. У каждого ребенка своя сила. Виктор – робот. Амелия – существо из гиперизмерения. Колин -- мистик. Квентин -- колдун. Вэнити из племени фиаков, живущих в волшебной стране из греческой мифологии, где все умеют проходить сквозь стены и попадать в другие миры.

Так что эту книгу нельзя отнести к НФ, потому что в ней есть волшебство или, по крайней мере, герои, которые верят в волшебство. Ее нельзя назвать и фэнтези, потому что в ней есть наука, или, по крайней мере, герои, которые верят в науку. Единственный жанр, который приходит мне на ум, где встретились бы робот, колдун, телепат и богиня – это комиксы о супергероях. В таких комиксах сирота из космоса, владелец волшебного кольца, амазонка с тайного острова и реинкарнация египетского принца вполне могут работать в одной команде или сидеть за одним столом с Гераклом или царем Атлантиды и не считать это чем-то из ряда вон выходящим.

За исключением этого книга не содержит никаких метафор или условностей комиксов о супергероях: никаких скрытых личностей, преступлений века, потайных пещер с летучими мышами и так далее. Главная героиня, правда, летает, как Супермен, но на ней комбинезон авиатора, а не широкий плащ.

Эта книга совсем не для подростков. В ней есть сцены гротексного насилия, грубый язык, а героиням угрожает насильник с очевидным сексуальным извращением. Если вы не хотите объяснять своей тринадцатилетней дочери, что такое садомазохист или почему он получает сексуальное удовольствие, причиняя боль, не стоит давать ей эту книгу.

Возможно, некоторые рецензенты решили, что серия для подростков, потому что в ней фигурируют подростки. Но ведь в этой трилогии нет подростков! Ключевой момент сюжета в том, что героям на самом деле восемнадцать, двадцать один и двадцать четыре, их искусственно удерживают в школе, из которой они выросли, и обращаются с ними как с детьми.

14. Ваша новая книга, «Null-A Continuum», запланирована к выходу на май следующего года. Если можно, расскажите вкратце и о ней. Это будет отдельным романом или началом нового цикла? И каким образом эта работа связана с творчеством А.Э.Ван-Вогта?

С разрешения правообладателей я написал сиквел к знаменитым романам А.Э.Ван-Вогта «Мир Нуль-А» и «Пешки Нуль-А». В этой эпопее Земля будущего осваивает сложное психическое искусство под названием «не-Аристотелева философия». Это искусство изучают не по книгам, а с помощью тренировки нервной системы. Человек учится полностью контролировать и осознавать свой ум и тело, чтобы сохранять хладнокровие и разум даже в чрезвычайных обстоятельствах. Земля философов в 2650 г. н. э. стала почти утопией: многие прошли обучение и теперь умеют контролировать невротические импульсы, которые когда-то толкали людей на войны и преступления. Членов земных правительств, включая самого Президента мира, выбирают с помощью серии психологических тестов. Эти тесты проводит беспристрастный суперкомпьютер под названием «Машина Игр». Подкупить его не под силу никому на Земле.

На сцену выходит Гилберт Госсейн, сверхчеловек, страдающий амнезией, человек с двойным мозгом. Он умеет преодолевать барьеры пространства-времени, телепортироваться и видеть будущее, а если его убивают, то неизвестная сила воскрешает его из мертвых. Но Госсейн не знает, кто он и откуда взялся. Воспоминания у него в голове ложные, имплантированные неизвестно кем неизвестно зачем. В «Мире Нуль-А» Госсейн раскрывает зловещий заговор преступников, которые коррумпировали Машину Игр с помощью прибора для искажения энергии, принесенного тайными захватчиками со звезд. В романе «Пешки Нуль-А» Гилберт Госсейн со своим двойным мозгом, натренированным по системе Нуль-А, должен победить злое галактическое существо по имени Фолловер, или Последователь, которое умеет управлять временем.

Моя книга продолжает первые две: Гилберт Госсейн узнает, что его подозревают в убийстве лучшего друга, но сам не помнит об этом убийстве. Госсейн боится, что его сверхчеловеческий второй мозг сошел с ума, потому что фальшивые воспоминания, имплантированные создавшим его ученым, начинают сбываться. Неизвестное прошлое Госсейна возвращается и его преследует. Вышедший из-под контроля клон нашел способ убить бессмертного Госсейна и не дать ему возродиться. Самая главная опасность человечеству в этот раз грозит не из галактики, а с конца времен, где звезды давно остыли и совершенные существа бессмертной цивилизации решили вмешаться в прошлое.

Я писал эту книгу с большим удовольствием. Вряд ли она понравится читателям и станет популярной, но я в ней души не чаю.

Я получил разрешение написать сиквел после ряда совпадений, которые можно объяснить разве что рукой провидения. Случилось так, что я как раз работал с тем самым единственным редактором, которому правообладатели готовы были доверить руководство проектом. Организовать все это было сложно, на какое-то время проект даже закрыли, потому что правообладатели и издатель никак не могли договориться об условиях. Наконец, после многих усилий и большого везения проект реанимировали и довели до конца.

Это не самостоятельный роман и не начало нового цикла. Это завершение и кульминация цикла, начатого в 1943 г. А.Э.Ван-Вогтом.

15. Наряду с Грегом Иганом, Стивеном Бакстером, Аластером Рейнольдсом, Робертом Ридом Вы один из немногих современных писателей, кто по-настоящему интересуется произведениями о далеком и очень далеком будущем и пишет их. Почему Вам интересна эта тема? Что предпочтительнее показать — вершины человеческого величия и прогресса, процветание и стабильность или упадок и разрушение, умирающую Землю, величие энтропии?

Романов и рассказов, описывающих тот или другой вариант, было написано довольно много, начиная еще с «Машины времени» Уэллса, но вот Гарднер Дозуа, например, считает, что «упоминание О.Стэплдона, К.Э.Смита, Дж.Вэнса, Дж.Вулфа, Кордвайнера Смита, М.Муркока, М. Джона Харрисона и Брайана Олдисса почти истощает список авторов, чья трактовка этой темы хоть как-то запомнилась...»

Согласны ли вы с его мнением? С тех пор, правда, м-р Дозуа издал несколько антологий на данную тему, и, возможно, его мнение изменилось...

Мой интерес к теме очень далекого будущего объясняется моим интересом к научной фантастике. Научная фантастика, в сущности, рассказывает о величии и красоте будущего, о странности того, что может наступить много лет спустя. Естественно, чем дальше уходишь в будущее, тем больше сцены будут захватывать дух, тем идеальнее будут казаться герои, тем больше будет места для необычного. Чтобы писать о более далеком времени, нужны особое умение и богатая фантазия, чтобы читатель смог представить это время как можно более реальным.

Если выражаться в ваших терминах, предпочитаю ли я описывать вершины человеческого величия и прогресса или величие энтропии, я сказал бы, что я и мое творческое воображение – на стороне человечества. Я писал не только о прогрессе, но и о закате цивилизаций, ведь причудливая меланхолия умирающей земли без солнца тоже привлекательна. И все же сладка надежда, а отчаяние горько. Я американец, мы нация оптимистов. Нам нравятся хэппи-энды.

Я читал не всех писателей из вашего списка. В целом вкусам и мнению Гарднера Дозуа можно доверять. Я бы, конечно, порекомендовал любому читателю романы «Последние и первые люди» Олафа Стэплдона и «Умирающая Земля» Джека Вэнса, если они переведены. Джин Вулф – мастер своего дела и, пожалуй, мой самый любимый писатель. Кордвайнер Смит – великолепный писатель, sui generis , ему нет равных, но я вряд ли отнес бы я его к тем, кто пишет об «Умирающей Земле».

16. Многие наши читатели оказались приятно удивлены, прочитав Вашу повесть «Неспящий в ночи» в антологии «Year's Best Science Fiction-21». По силе воздействия эта мрачная (но прекрасная) история сопоставима с лучшими вещами малой прозы Желязны, Дилени, Джорджа Мартина... Настоящий шедевр!

Что значат для Вас имя Уильяма Хоупа Ходжсона и его книги? Как вы познакомились с его творчеством? Как появилась повесть «Неспящий в ночи» — спонтанно за считанные часы или дни, или же в результате долгого обдумывания, взвешивания и тщательной шлифовки деталей произведения?

Насколько повлияли на Ваше описание мира Ночных земель произведения Вэнса, Вулфа и, конечно же, Ходжсона?

Довольны ли вы сотрудничеством с Энди Робертсоном, пользуются ли спросом вышедшие антологии (понятно, что они рассчитаны на узкий кругу фанатов, но тем не менее)? Кого бы вы еще отметили из авторов писавших в рамках этого проекта, чьи вещи вам понравились?

Несколько лет назад появлялась информация, что Бретт Дэвидсон пишет роман к миру «Ночной земли», а Джеймс Стоддард переписывает оригинальную книгу Ходжсона более современным языком — не знаете ли Вы как обстоят дела с этими планами, и нет ли у Вас желания сделать что-то подобное? Будут ли еще рассказы о Ночной земле, помимо существующих сейчас четырех, встретят ли в них читатели уже знакомых героев?

Большое спасибо за комплимент.

Что значит для меня Ходжсон… В жизни каждого любителя чтения есть Золотая Книга, та единственная книга, которую он прочитал еще мальчишкой, в самом впечатлительном возрасте, когда его воображение было как нетронутый воск, и отпечаток на этом воске остался с ним навсегда. Когда я учился на юриста, мне пришла в голову мысль, что я уже не найду свою Золотую Книгу. Я сказал себе, что ни одна книга, которую я прочту, будучи взрослым, не передаст этого детского ощущения чуда и мечты, ни одна книга не сможет так повлиять на мое воображение. Один мой друг узнал, что я пишу роман, в котором действие происходит на умирающей земле без солнца, и предположил, что я читал Ходжсона и взял идею у него. А я тогда даже не слышал об этом писателе. После того разговора я нашел издание «Ночной земли» под редакцией Лина Картера, издательство «Баллантайн» -- правда, только первый том из двух. Я прочитал первую часть, и все.

Какие чудеса открылись передо мной на этих страницах! Мужчина, который, потеряв свою юную невесту, сходит от горя с ума и во сне посещает землю конца времен, где посреди обезображенной взрывами и населенной демонами пустоши высятся семимильные металлические стены последнего редута Человека. Мир в плену вечной ночи, но не умирает благодаря тускнеющим углям таинственного Земного Потока. Во тьме маячат пришельцы из чуждых сфер и систем, неподвижные и огромные как горы. Стены Последней Крепости Человека царапают похожие на обезьян недо-люди. Вот тьме лают страшные псы. Зловещими неподвижными огоньками мерцают таинственные города. Герой слышит в уме зов своей истинной любви. Она заключена в умирающей крепости, миллион лет как забытой, в Малом Редуте, который стоит где-то во тьме Ночной земли. Надев странные доспехи и вооружившись по обычаю этого постисторического времени, герой идет на ее поиски. Я был с ним рядом, когда он, преодолевая сильнейший страх, пробирался сквозь темноту, полную призраков, переползал от одной куртины мха к другой и не смел пить из кипящих химических ручьев, протекающих по смертельно опасной земле. Наконец он прибывает во второй Редут. Оказывается, что там темно, холодно и пусто. Его душа чувствует эфирную силу огромных и смертельно опасных духов, которые обитают за воротами, где когда-то жили люди, и терпеливо ждут, когда смогут его уничтожить. На этом закончился первый том. Книга оборвалась, а вторую часть я найти не смог. Я застыл в своем воображаемом путешествии в тени мертвого Редута, не зная, жива ли еще Мирдат Прекрасная.

Когда я наконец спустя несколько лет нашел вторую половину истории, моя радость была не меньшей, чем радость антиквара, нашедшего том Аристотеля, погибший в пожаре в Александрийской библиотеке, или теософа, который выловил из моря сундук и обнаружил там свиток из Атлантиды.

«Ночная земля» стала для меня Золотой Книгой, той единственной книгой, которая вечно живет в твоем воображении, с которой сравниваются все остальные, пусть даже лучше написанные, и проигрывают в этом сравнении. Даже то, что я прочитал ее, когда уже потерял надежду найти книгу, которая понравилась бы мне так же, как в детстве, по-особому связало меня с автором.

Уильям Хоуп Ходжсон погиб во время Первой мировой войны, и его немногочисленные мрачные истории забыти всеми, кроме нескольких приверженцев. Это жестокий приговор истории, и я хотел бы сыграть роль, большую или малую, в его отмене.

Мой рассказ «Неспящий в ночи» возник, когда я в одном фантастическом журнале увидел, что Энди Робертсон ищет рассказы об этом мире. Увидев объявление, я сразу понял, что это судьба. У меня уже накопилась целая папка заметок для сюжетов в Ночной земле, но я ничего по ним не писал, потому что не знал, кто это купит. Я написал рассказ, а потом несколько месяцев переписывал его и отшлифовывал. Дело в том, что он просто оказался слишом длинным для того количества слов, которое хотел купить мистер Робертсон. Я пытался сократить историю до нужной длины, но у меня не получалось. Я много раз перечитывал каждое предложение. Я затратил на этот рассказ больше времени и усилий, чем обычно – но все зря. Я не смог подвести его под требования. Я написал Джеймсу Стоддарду: при встрече произвел на меня прекрасное впечатление как своими писательскими данными, так и личным обаянием и добродушием. Поэтому я решил ему довериться: я знал, что он знаком с Энди Робертсоном, и спросил его, с какой стороны лучше подойти к этому издателю. Мистер Стоддард сразу написал мистеру Робертсону и посоветовал тут же написать мне и почитать мою работу. Я очень удивился и обрадовался, что мистер Робертсон взялся редактировать и издавать мои рассказы в мире Ночной земли.

Мое описание Ночной земли взято почти целиком у Ходжсона: действие происходит в его мире. Несколько слов и идей я одолжил у Джека Вэнса или Джина Вулфа. Например, я назвал высокорожденную даму «exultant», а это слово Джина Вулфа. Однако, если честно, миры этих писателей не вызывают такого чувства, как мир Ходжсона, в них нет привкуса безнадежной мрачности. Вэнса интересует изящная пикировка в придирчивом и чрезмерно утонченном декадентском обществе; в лабиринтах романов Вульфа прячется странная сверхъестественная надежда. У Ходжсона ничто не может противостоять приближению всеобщей ночи. Только благодаря любви бесконечная зима энтропии стоит того, чтобы в ней жить.

Я очень доволен сотрудничеством с Энди Робертсоном. За деньги от первого проданного ему рассказа я купил жене новую плиту. За второй гонорар – новый холодильник. За третий рассказ – посудомоечную машину. Я обязан Энди Робертсону всей своей кухней. Впрочем, это не совсем сотрудничество. Он мой издатель.

Я не знаю, как продаются антологии «Ночной земли».

Если под «лучшими» вы имеете в виду, кто нравится лично мне, вопрос не совсем корректен. Я считаю себя лучшим писателем из тех, кто участвует в проекте. У остальных другой подход к исходному материалу, который лично мне не по вкусу.

Насколько я знаю, Джеймс Стоддард закончил свою рукопись по «Ночной земле» и ищет издателя. Больше мне ничего не известно.

Если вы спрашиваете, мог бы я написать историю о Ночной земле длиной в роман, признаюсь, что у меня была такая идея. Только я хотел бы связать в одну универсальную схему и другие периоды истории. Все зависит от желания муз, а не моего собственного. Время покажет. Если же вы хотите знать, стал бы я осовременивать Ночную землю, как Джеймс Стоддард, я отвечу, что я не умею этого делать.

Сейчас я не планирую писать рассказов по Ночной земле, но если кто-то предложит мне за это заплатить, я что-нибудь придумаю.

17. Каковы Ваши ближайшие и дальнейшие планы?

Не хотите ли издать сборник рассказов? Заняться поэзией (Ваши книги весьма поэтичны!)? Попробовать писать с кем-то в соавторстве?

Вы заявлены в составе трибьют-антологии Г.Дозуа и Дж.Р.Р.Мартина «Songs Of The Dying Earth», посвященной бессмертному творению Джека Вэнса. У вас уже есть какие-то наброски или все еще только предстоит сочинить? В любом случае — мы искренне желаем удачи и этой вещи, и любым другим Вашим планам и начинаниям!

Спасибо за хорошие пожелания.

В мои ближайшие планы входят: еще одна космическая опера о далеком будущем, где идет речь о человеке, вынужденном искать через века до самого конца времен свою потерянную возлюбленную. Причудливая фантазия о человеке, который вспоминает, кто он, только в одной комнате дома, населенного привидениями. Нехудожественная работа по христианской апологетике. Эпос о космической войне с военными кораблями многих поколений и совершенно чуждыми нам инопланетными расами.

К более далеким планам относятся продолжения серий об Эвернессе и Хаосе. Я пытаюсь заинтересовать издателей сборником своих рассказов, но пока безуспешно. У меня есть рассказ, который будет включен в антологию «Songs Of The Dying Earth», о которой вы упоминали; есть рассказ, который выйдет в антологии Гарднера Дозуа «New Space Opera II».

Мой единственный поэтический труд – неоконченная поэма о грехопадении человека и убийстве Авеля, которая, если честно, продавалась бы лучше, если бы я превратил ее в роман.

Сейчас, когда я это пишу, черновик моего рассказа по Джеку Вэнсу не закончен, у меня десять страниц текста и заметки.

Единственный писатель, о сотрудничестве с которым я бы задумался, это моя жена Л. Джейги Лэмплайтер, и то если она меня пригласит.

18. Что вы думаете о космической опере? Насколько устарели классические вещи в этом жанре? Как обстоят дела сейчас? Как вы относитесь к заявлению критиков (которое часто цитируют и в России), что «Золотой век» — это первая космоопера XXI века?

Читали ли вы произведения Дэна Симмонса, Дэвида Зинделла, Питера Ф. Гамильтона, Йэна М. Бэнкса, Чарльза Стросса, Кена Маклеода?

Я считаю, что космическая опера лучше, чем более социально релевантные произведения. Она глубже погружается в воображение подростка и оставляет более яркий отпечаток. Космическая опера – это НФ, дистиллированная до чистой эссенции, без примесей социально релевантного комментария, развития характеров и других штучек, которые интересны только литературоведам.

Классические работы (я имею в виду серию Э.Э. Дока Смита «Ленсмен») действительно устарели, потому что такое будущее никак не может вырасти из нашего настоящего. Кроме того, у Ленсмена здоровое и нормальное отношение к войне и романтике, а в нашем мире -- нездоровое и аномальное отношение к сексу и насилию. В этом смысле произведение на современный взгляд кажется устаревшим. Но проблема в том, что современный взгляд искажен и на все смотрит косо.

Современные космооперы вдохнули в жанр новую жизнь. Я благодарен другим писателям, более талантливым, чем я, которые вернули космооперу из долгого изгнания.

Я думаю, критики, которые назвали «Золотой век» первой космооперой XXI столетия, по факту правы, но слегка пошутили: роман был опубликован в 2001, первом году XXI столетия. (Если кто-то думает, что двадцать первый век начался в двухтысячном, вспомните, что наш календарь начинается с первого года нашей эры, а не с нулевого.)

Я читаю Дэна Симмонса и Дэвида Зинделла с большим удовольствием и восхищением. Питера Ф.Гамильтона -- хочу прочитать, но еще не успел. Что касается Йэна М. Бэнкса и Кена Маклеода, я читал кое-какие отрывки из их произведений, но обнаружил, что они мне очень не нравятся. Чарльза Стросса, к сожалению, пока не читал.

Кроме того, здесь нужно упомянуть о Уилле Маккарти, писателе, положившем начало движению новой космооперы. Его романы «TO CRUSH THE MOON» и «LOST IN TRANSMISSION» передают ощущение того самого величия и чуда и в то же время основаны на реальной, пусть и теоретической, физике. Никак нельзя обойти его вниманием.

19. Что Вы думаете о движении «new weird»? Станет ли оно столь же значительным как new wave и киберпанк в свое время? Или, может быть, уже стало? Некоторым читателям в Ваших книгах кажется весьма значительным элемент чего-то странного, вычурного и психоделического... А Вам?

Я ничего не думаю о движении «new weird». Я никогда о нем не слышал, поэтому не могу судить о его значении. В моих книгах, конечно, есть странное: я не был бы фантастом, если бы у меня в книгах не было ничего странного. Я не совсем уверен, что понял вопрос.

20. Читаете ли Вы современную фэнтези? Как относитесь к длинным литературным циклам? И каково ваше отношение к ранней фэнтези — Джордж Макдональд, Дансени, Хоуп Мирлис, Э.Р.Эддисон, К.Э.Смит?

Я читаю очень мало из современной фэнтези. С большим удовольствием слежу за продолжениями «Игры престолов» Джорджа Р.Р. Мартина. Надеюсь, автор не запутается в таком огромном гобелене из стольких нитей.

Мне не нравится в «бесконечных циклах» фэнтези одно: там очень мало фантастического. Все герои разговаривают и ведут себя как современные американцы из Южной Калифорнии. Мое отношение к литературным циклам и сериям такое: они похожи на радиопьесы или комиксы в том смысле, что один набор героев переходит от эпизода к эпизоду с минимальным вниманием к общему сюжету. Не надо сравнивать их с литературой, потому что оценка получится слишком суровой. Надо сравнивать их с популярными циклами, например, о Перри Родане или Ремо Уильмсе.

«Бесконечные» фэнтези-циклы меня кормят. Не будь таких гигантов, как Роберт Джордан с его миллионными тиражами, издатель не смог бы покупать мою работу, а у меня не было бы готовой читательской аудитории.

К произведениям дотолкиеновской фэнтези вроде лорда Дансени и Э.Р.Эддисона я отношусь сугубо с восхищением. Особенно к Эддисону: внимательный читатель заметит в моем цикле об Эвернессе упоминание о Зимиамвии. В те времена фэнтези было гораздо труднее привлечь внимание читателей и издателей, поэтому ее писали более сильные авторы, с особой энергией и талантом предвидения. В ранней фэнтези нет ни грамма халтуры и штампов, которые выдают на-гора не очень одаренные и писатели без любви к творчеству. Тогда для для нефантастической фэнтези не существовало рынка, и ее не писали.

21. Какие еще авторы-фантасты оказали влияние на Ваше творчество? Какие Ваши любимые книги и за что вы их любите? Как относитесь к произведениям с тщательным описанием мироустройства — «Властелину Колец» Толкиена, «Дюне» Фрэнка Герберта?

Ну, если честно, я краду идеи у любого писателя, если он достаточно хорошо пишет. «Золотой Век» -- смесь между «Миром Нуль-А» Ван-Вогта и «Последними и первыми людьми» Олафа Стэплдона. Ван-Вогт писал о супермене с амнезией, Олаф Стэплдон -- о самом далеком будущем человечества, а я написал о супермене с амнезией в самом далеком будущем человечества. «Последний страж Эвернесса» -- нечто среднее между «Сомнамбулическим поиском неведомого Кадата» Лавкрафта и «Маленьким, большим» Джона Краули. Я написал историю о мрачных богах сна, которые прорываются сквозь дом времени возле Эджвуда. «Сироты Хаоса» – смесь «Знака единорога» Роджера Желязны и «Слана» А.Э. Ван-Вогта. Образ Амелии взят из «Путешествия к Арктуру» Дэвида Линдсея; образ Виктора – из романа «Шелки» Ван-Вогта; Вэнити -- из «Одиссеи» Гомера; Квентин –это Джон Ди; Колина я тоже у кого-то взял, но не помню, у кого.

Мои любимые книги – почти такой же список: «Пешки Нуля-Я» А.Э.Ван-Вогта; сериал Джека Вэнса «Принцы-демоны» («Звездный король», «Машина смерти», «Дворец любви», «Лицо» «Книга грез»); его же «Планета приключений» («Город кешей», «Слуги вонков», «Дирдиры», «Пнумы»); «Шелки» А.Э.Ван-Вогта; «Червь Уроборос» Э.Р.Эддисона; «Властелин колец» Дж.Р.Р.Толкиена; его же «Сильмариллион»; «Книга Нового Солнца» Джина Вулфа («Пыточных дел мастер», «Коготь Миротворца», «Меч ликтора», «Цитадель Автарха»; «Берег динозавров» Кейта Лаумера; «Мерзейшая мощь» К.С.Льюиса; «Мошка в зенице Господней» Ларри Нивена и Джерри Пурнелла; «Последние и первые люди» Олафа Стэплдона; «Путешествие к Арктуру» Дэвида Линдсея; «Мы выбираем звезды» Пола Андерсона.

Труднее сказать, почему я их люблю. Пожалуй, все эти книги по-своему говорят: если снять с мира пленку привычного, обнаружится нечто более яркое и глубокое.

Я думаю, что книги с подробным описанием мира обычно лучше тех, где мир набросан несколькими случайными штрихами. Если писатель не создал достаточно фонового материала, чтобы хватило на глоссарий или временную линию в конце книги, с таким же успехом действие может быть и на Земле.

22. Читаете ли литературу других жанров, хоррор, классику, мейнстрим? Каких авторов Вы читаете? Какие произведения могли бы отметить? Существует ли вообще разделение литературы на так называемый «мейнстрим», «Большую литературу» и собственно фантастику? Можно ли говорить о едином литературном процессе? Какое место в нем занимают Ваши собственные произведения?

Хоррор и мейнстрим я не читаю, но читаю классику. Прямо сейчас перечитываю «Рай» Данте. С большим удовольствием прочитал «Моби Дика» Германа Мелвилла. Давно собираюсь перечитать «Войну и мир» Толстого – пожалуй, лучший на свете роман в любом жанре. Только что перечитал «Беовульфа».

Я часто читаю книги по истории, философии и теологии. Люблю исторические романы Альфреда Даггена и морские романы Патрика О’Брайана.

Какие произведения отметить для чего? Что я читаю в других жанрах? Что ж, я порекомендовал бы «Современность» Пола Джонсона, «Историю христианства» его же, и, конечно, все, что вышло из-под пера Г.К.Честертона, художественное и нехудожественное, на любую тему. Особенно советую романы «Вечный Человек», «Человек, который был четвергом», а также «Наполеон Ноттингхилльский».

Разделение литературы на «мейнстрим», «Большую литературу» и фантастику действительно существует. Книги каждого вида пишутся для разных целей, и читатели ждут от них разного. Великие произведения (например, Мильтона) не принадлежат одному конкретному времени. Мейнстрим (например, романы Фланнери О’Коннор) посвящен сегодняшнему дню. Научная фантастика (как у Роберта Хайнлайна) футуристична.

Чтобы относиться к «Большой литературе», книга должна обладать рядом признаков, которые не обязательно ищет любитель фантастики. Великие книги вознаграждают многократное перечитывание. Они исследуют вечные вопросы человеческой природы. Их пишут тщательно и умело, обращая внимание на поэзию и музыку слова. Фантастику пишут ради ощущения чуда и удивления. Такое чувство трудно вызвать при повторном прочтении. Фантастика обращается только к тем сторонам человеческой природы, которые может изменить технологический прогресс. Это литература идей, ее не настолько занимает красота слов или глубина развития характеров.

Современные романы в жанре мейнстрима, например, «Улисс» Джеймса Джойса или «Великий Гэтсби» Ф.Скотта Фитцджеральда, -- нечто совсем иное. После промышленной и научно-технической революций XVIII-XIX вв. в современной цивилизации наступил кризис веры, от которого мы еще не оправились. Мы оказались в одиночестве посреди равнодушной вселенной, где нет богов. Реакцией на это стали потрясение, ужас, гнев, вызывающее поведение, болезненные мечты, отход от реальности. Такие философы, как Сартр, Ницше, Маркс и Бертран Рассел, дали этим разнообразным патологиям словесное выражение.

Современные романы активно отрицают человеческую природу – как непреходящую, так и ту, что меняется вместе с прогрессом. Они так запутанны и бессмысленны, что перечитывать их можно до бесконечности – если читателям нравится срывать корки с ран на психике автора. Современный мейнстрим не знает, что такое лирика. Он обращается лишь к уродству, к гротескной стороне человека. Так что в некотором смысле современные романы враждебны и научной фантастике, и Великим Книгам классического канона.

23. Один из современных русских литературных критиков сказал: «Фантастика — это диагноз». Уверен, что аналогичные высказывания существуют и среди англоязычных критиков. Ваше отношение к подобным высказываниям?

Я бы сказал, что не понимаю вопроса. Диагноз чего? У русской НФ по сравнению с британской или американской другой привкус. «Мы» Евгения Замятина – диагноз вполне реальной болезни, влияющей на мировоззрение русских; с другой стороны, «Двадцать тысяч лье под водой» Жюля Верна – это не диагноз. Думаю, можно назвать «Машину времени» Уэллса притчей о классовом разделения в обществе. Ну, и, конечно, в романах «1984» Джорджа Оруэлла и «О, дивный новый мир» Олдоса Хаксли есть некий аллегорический смысл: предостережение грешникам, которые должны раскаяться в своих политических грехах. Но что диагностирует «Галактический патруль» Э.Р.Эддисона ? Диагноз чего «Мир-кольцо» Ларри Нивена?

24. Писатели-фантасты — уже по определению футурологи? А каковы Ваши социальные прогнозы на будущее? Что нас ждет: «кризис цивилизации»? «новое средневековье»? «новое варварство»? Как вы относитесь к широко обсуждаемой ныне теме «конца истории»?

Писатели-фантасты – не футурологи. Мы не изучаем тенденции и не делаем предсказаний. Мы на потеху детям сочиняем истории о том, как космические рыцари спасают космических принцесс от космических пиратов.

Мои социальные прогнозы большей частью мрачные. Мы никогда не создадим постоянную колонию на других планетах нашей солнечной системы: они слишком негостеприимны. Мы никогда не отправим экспедицию к звездам: это слишком далеко. Можно надеяться только на технологический прорыв, который позволит послать роботы-зонды к ближайшим звездам или с научно-исследовательской миссией, или чтобы похвастаться, какие мы умные. Мечты о том, чтобы перекачать сознание человека в мозг робота или компьютера – всего лишь фантазия. Мы до сих пор не дали даже рабочего определения человеческому сознанию и уж тем более не можем его измерить или воспроизвести.

В пределах досягаемости сигналов вокруг нас нет инопланетных технологических цивилизаций. Предел скорости света -- непреодолимый барьер, который никогда не позволит нам найти доказательства внеземной жизни за краткое время существования цивилизации человека на Земле. Мы одни.

При вашей жизни наверняка наступит всемирная экономическая депрессия, один или несколько городов будут уничтожены атомными бомбами. Сейчас еще длится необычно счастливый период всеобщего процветания и торговли. В этом веке Америка охраняет своей властью морские пути, как в прошлых – Британия. Но эта власть не навечно. На Западе разгорается культурная гражданская война. Ему не хватает уверенности в себе, чтобы препятствовать всемирному бандитизму и терроризму. Согласно законам экономики демократические государства с ограниченной властью правительства неизбежно становятся богаче, чем тоталитарные, но согласно законам человеческой природы пересадить или экспортировать демократию в другие страны и на другие континенты практически невозможно. События в Африке и Южной Америке после Второй мировой войны показали, как неудачны могут быть такие попытки.

Международная торговля активизируется только в периоды мира. Взаимозависимость государств доведена до предела. Все западные страны давно отошли от нормальной экономической практики. Демократические страны залезают по уши в долги, чтобы оплачивать растратные и саморазмножающиеся государства всеобщего благосостояния, и этим препятствуют развитию торговли и инвестиций. Недемократические страны живут от щедрот демократии, и, уж простите, так было всегда. Запад напоминает нас с женой в то время, когда я был бедным студентом, еще не нашел работу, и мы жили по кредитным карточкам. В конце концов пришло время платить по счетам. Золотой стандарт никто не соблюдает, поэтому ни один кредитор не сможет поверить, что у предстоящей инфляции будет конечная точка. Люди стремятся больше вкладывать в недвижимость или другое имущество, которое со временем не обесценится.

Я не ожидаю «нового варварства», потому что социальные институты обладают огромной инерцией в человеческом воображении. Даже если нашу цивилизацию уничтожить, англоговорящие люди в глубине души все равно будут убеждены, что все полномочия, вверяемые правительству, должны исходить из свободного выбора народа. Это в нас заложено. В тех, кто говорит по-французски или испански, заложено меньше любви к демократии. Другие нации почти не интересуются демократией или не интересуются ей вообше, хотя в последнее время некоторые дают повод надеяться на лучшее. Русские склоняются к вере в Александра Невского – сильного человека, чьи лидерские качества помогут победить обступивших страну врагов. Американцы скорее верят в Джорджа Вашингтона – сильного человека, который, закончив дело, сложит с себя полномочия и вернется к сельскому хозяйству.

Я думаю, что в Европе и той части Америки, которая следует европейской моде, христианство утратит свои позиции, зато совершит резкий скачок по численности верующих в Китае, Африке и Юго-Восточной Азии. Поскольку в философию христианства встроено много здоровых и социально полезных привычек мышления, думаю, Европа и Америка, отойдя от христианской морали и учения об обществе, придут в упадок. Повысится процент разводов, публичного пьянства, абортов, а значит, следующее поколение будет болезненнее и малочисленнее.

Сейчас Америка – такая же историческая сверхдержава, какой до нас была Великобритания; до нее золотые годы переживали Франция и Испания, а им предшествовал Рим. Все это пройдет. Какая страна будет следующей, я могу только догадываться по тому, где исповедуют здоровые принципы экономики и ограничивают власть правительства. Возможно, Индия. Или Китай (после гражданской войны).

Я думаю, что социализм, философия, которая сейчас в упадке, возродится или в прежнем виде, или в иной форме. Социализм не был полностью дискредитирован и уничтожен, как нацизм в Германии. Искушение грабить и убивать евреев во имя помощи бедным слишком соблазнительно, чтобы ему долго противостоял любой политик. Всегда найдутся студенты, интеллигенция и демагоги, готовые поднять бунт.

По моему мнению, исламистские теракты будут продолжаться до тех пор (возможно, вплоть до атомной бомбардировки Лондона и Нью-Йорка), пока ответным ударом против ислама не станут геноцид и кровавая децимация. Если под «новым варварством» вы подразумеваете то, что сделает с побежденными странами Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии Запад, вооруженный ядерными ракетами, после того, как поддастся на провокацию, разозлится и потеряет терпение, могу заверить вас, что это почти неизбежно. И, боюсь, как бы это не случилось при моей жизни.

Если под «концом истории» вы имеете в виду идеи Фрэнсиса Фукуямы, утверждающего, что все страны станут демократиями с ограниченной властью правительства, я могу разве что презрительно расхохотаться над его предсказанием. Во-первых, оно ненаучно. Научный прогноз предсказывает результат, по которому можно будет понять, сбылся ли прогноз. Фукуяма просто говорит: «когда-нибудь» Земля мирным путем станет демократической. Я отвечу, что человечество не настолько рационально, чтобы выбрать общественный строй себе на пользу. Я скажу, что Фукуяма не может предсказать, какие новые религии или течения внутри старых религий, какие новые социальные или экономические философии с фанатизмом и силой воздействия, как у религий, возникнут в следующие пятьдесят – пятьсот лет и подтолкнут человечество в совершенно ином направлении. Например, возможность увеличения интеллекта с помощью генных модификаций может произвести в истории не меньший переворот, чем промышленная революция. До промышленной революции никто не мог предвидеть, что появятся труды Карла Маркса, сплавят в одну силу чуть ли не половину земли, вызовут не менее яростный фанатизм, чем религии, толкавшие людей в крестовые походы. Вы можете представить, как объяснить человеку двенадцатого или четырнадцатого века, что спор об экономическом строе был единственным и главным камнем преткновения на протяжении всего двадцатого столетия? Даже нацистское движение в Германии и фашистское в Италии отчасти определялись экономическими идеями, берущими начало в теории социализма. Ну, а мы – люди четырнадцатого века по отношению к тому, что напишут историки в двадцать шестом. Когда мир 2707 г. н.э. будут сотрясать до основания вооруженные конфликты и споры о том, кто имеет большее право командовать человечеством, телепаты или суперкомпьютеры, когда самым злободневным социальным вопросом станет, можно ли брать в жены больше одного робота, а экономическим – как распределять патентованную мозговую информацию, всем будет ясно, что в ближайшее время история не собирается кончаться. Даже если Фукуяма прав и капитализм станет финальным победителем в этом раунде исторических конфликтов, глупо думать, что экономика – единственное, по поводу чего люди спорят или воюют. Прямо сейчас идет религиозная война между дар аль-исламом и дар аль-харбом.

Если под «концом истории» вы подразумеваете наступление апокалипсиса из «Откровения Иоанна Богослова», то я отвечу: это нам еще повезет. Такие события будут радостной вестью по сравнению с тем, что нас ждет на самом деле.

25. В своих произведениях Вы «играете» мифами, сами создаете некий вариант мифологии... Существует ли опасность «мифологизации» общественного сознания? Наиболее одиозные тоталитарные режимы ХХ века были построены на яркой мифологии, которая продолжает занимать умы миллионов людей даже после политического крушения данных режимов. Возможна ли «новая жизнь» старых мифов? Способная ли современная западная цивилизация, основанная на рационалистических постулатах (познаваемость мира, возможность волюнтаристского переустройства мира, общественный договор, права человека) противостоять иной цивилизационной системе, которая базируется на яркой мифологии (например, исламские фундаменталисты с «джихадом», культом «мучеников за веру», социальным равенством внутри уммы)?

Возможно, дело в том, что я читаю вопрос в переводе, но здесь есть некая двусмысленность . Слово «миф» может означать традиции и верования дохристианских язычников, например, греческие и скандинавские истории об героях и дьяволах античности. Кроме того, это слово может означать любую историю или рассказ, любую религию, любую философию, которая гальванизирует народ, ослепляет людей настолько, что они перестают ставить под сомнение свой миф и критиковать его. Такое использование слова сбивает с толку: вы говорите о философии (в случае марксизма) и о религии (в случае магометанства)

Я считаю, что опасность «мифологизации» общественного сознания невелика, а вот опасность «демифологизации» общественного сознания огромна. Общество, которое утратило веру в основополагающий миф, в истории, ценности и идеи своей страны, не способно защищать свою страну ни словом, ни делом. Закон и порядок основаны на мифе, на идее, которая существует (или не существует) только в общественном сознании.

Мифы социализма отнюдь не мертвы: они живут в Китае, Кубе и многих небольших странах; русские не выкорчевали коммунизм в своей стране так, как немцы -- нацизм после войны. Эти мифы могут легко возродиться: там, где в уме человека нет знаний об экономике, а сердце переполнено самодовольной завистью, социализм встречают с распростертыми объятьями.

Мифы о Старых Богах, Одине и Зевсе, отжили свое. Многие мои знакомые – ведьмы или неоязычники, которые со всей серьезностью молятся Старым Богам, но их отношение – это отношение мага, а не святого. Они хотят, чтобы Старые Боги дарили им подарки, давали власть над природой и другими людьми. Такое мировоззрение не даст им в жизни утешения, оно бессильно.

В вашем вопросе содержится мнение об устройстве человеческого сердца, с которым я не согласен. Мы на Западе делимся на два воинствующих лагеря. Первый лагерь верит в познаваемость мира, индивидуализм, общественный договор, права человека, но эта вера ни на чем и ни на ком не основана. Если их вера ставится под сомнение, они начинают запинаться как школьницы или злиться, им нечего сказать. Перед лицом неприкрытого зла мусульманской уммы они теряют дар речи. Второй лагерь верит в Христианского Бога. Потому и только потому, что они верят в Бога, они верят и в остальное: мир познаваем, потому что Творец, который сотворил ум человека и законы природы, сделал их на основе одной и той же логики. Человек может добровольно захотеть переделать мир, потому что Бог поселил внутрь каждого человека образ Бога, а значит, наделил человека индивидуальностью, божественной силой свободной воли и человеческим разумом. Человек пал, поэтому никому нельзя давать монархическую или абсолютную власть над другими. Творец наделил человека неотъемлемыми правами, и данное Богом не может отобрать никто, даже кесарь.

Второй лагерь верит в таинственную и абсурдную религию. Эту религию никто не может объяснить, но она дала начало всем рациональным доктринам о правах человека. Первый лагерь ненавидит второй лютой ненавистью и при малейшей возможности его высмеивает. Первые говорят себе, что именно они изобрели понятие Прав Человека. Если вы сравните французскую революцию и американскую, то увидите разницу между теорией об общественном договоре и конституцией, основанной на идее, что Творец дал Человеку Права.

Поскольку на Западе между первым и вторым лагерями идет гражданская война, мусульманам ничто не мешает снова разжечь вражду, оконченную битвой при Лепанто. Если бы первый лагерь не сочувствовал мусульманам, те бы не имели влияния, не стали бы угрозой. Характерно, что даже выражения и претензии современных мусульман исходят от Маркса, а не от Магомета: они пропагандируют себя угнетенными пролетариями.

Первый лагерь страдает от мифа о том, что они живут согласно Разуму и без мифов. Но Богиня Разума не награждает мучеников и не зовет в крестовые походы. Во втором лагере есть другой миф, которому уже две тысячи лет. О том, правдив христианский миф или ложен, можно долго и горячо спорить. Но вряд ли кто-то станет отрицать, что в христианском мифе есть смелость и мужество, чтобы бороться с мусульманским, в то время как Богиня Разума ведет себя как девчонка, она не готова к борьбе. Она пытается вступить в переговоры, нет, даже сдаться, еще до того, как началась война.

26. Ваши музыкальные предпочтения? Вдохновляет ли Вас музыка? Какие фильмы Вы любите? Есть ли у Вас какое-то хобби?

Боюсь, я мало знаю о музыке. Это пробел в моем образовании. Мне нравится классическая музыка, мелодии из бродвейских шоу, кое-что из японской поп-музыки. Мне не очень нравится рок-н-ролл: я считаю, что эта музыка лишает людей добродетели, потворствует лени, похоти и эгоизму. Мне нравятся песни, которые можно без стыда петь перед своими детьми. Нравится свинг эпохи биг-бэндов тридцатых-пятидесятых годов.

Меня вдохновляют не только Хольст, Вагнер и Бетховен, но и Джон Уильямс, композитор музыки к фильмам «Звездные войны» и «Супермен», Майкл Джаччино, который сочинил музыку к пиксаровскому мультфильму «Суперсемейка».

Мои любимые фильмы – «Семь самураев» Куросавы с Тасиро Мифунэ; «Супермен» Ричарда Доннера с Кристофером Ривом; «Город тьмы» Алекса Пройаса с Руфусом Сьюэллом; «Навзикая из Долины ветров» Миядзаки; «Суперсемейка» Брэда Берда; «Мираж» Эдварда Дмитрыка с Грегори Пеком; «Веселый развод» с Фредом Астером и Джинджер Роджерс.

27. Вы ведете блог на www.livejournal.com. Как Вам там? Что дает Вам такое общение и не отнимает ли слишком много времени?

Вот, например, Джо Хилл (сын Стивена Кинга) выразил свое мнение на эту тему в двух шутливых строчках — «Here I sit, my mind befogged/Wanted to write a book, but only blogged...»

Ведение блога действительно отнимает у меня слишком много времени. Сколько раз туда ни захожу, меня всегда шокирует дикарская грубость и невежество некоторых читателей. Впрочем, иногда появляются цивилизованные возражения и умные, даже блестящие комментарии.

28. Если позволите — еще вопрос личного характера... Что привело Вас от атеизма к христианству? Как Ваш религиозный выбор отражается на Вашем творчестве?

Я пришел к христианству благодаря целому ряду сверхъестественных переживаний, о которых слишком долго было бы здесь рассказывать. Туда вошли чудеса, религиозные переживания, путешествие внутри Божественного разума, видение Девы Марии и другие необъяснимые события. Я вроде бы не сошел с ума, поэтому готов принять за правду полученные доказательства. У христианства бОльшая объяснительная сила, чем у атеизма. Атеисту слишком часто приходится заявлять, что на вопрос нет ответа -- или смущенно замолкать. Если атеиста спросят, почему Вселенная познаваема, ему практически нечего сказать. Ему совсем нечего сказать, стоя перед могилой ребенка. Не поймите меня неправильно: мы, христиане, тоже говорим, что на некоторые вопросы нет ответов, но это отсутствие ответов очевидно для любого разумного человека. Мы не можем описать своего Бога, если не считать метафор, точно так же, как собака не в состоянии понять, чем занимается ее хозяин: у собаки нет ни категорий, ни языка, ни опыта, чтобы понять высшее существо. Атеисты не могут объяснить еще кое-что – свою странную враждебность по отношению к христианству (в то время как остальные религии они всего лишь снисходительно отрицают). Непропорциональное отвращение, на которое атеиста провоцирует даже самое невинное проявление христианства, удивляет и не имеет естественных причин.

Когда я был атеистом, я считал себя таковым, потому что требовал от христиан доказательства их сверхъестественных заявлений. Когда я стал христианином, это случилось, потому что в меня вошел дух, святой и священный, и я осознал, что у меня есть душа – я, кто даже не верил, что у слова «душа» есть смысл. Теперь, оглядываясь назад, я вижу только гордыню, а не научный подход.

Я не верю, что атеисты ищут доказательств. Никто из моих знакомых атеистов даже не знает, какие проводятся научные эксперименты, например, о влиянии молитв на лечение больных. Я говорю о двойных слепых испытаниях с надлежащим научным контролем. Если бы такие же результаты дало любое другое средство или лекарство, поднялся бы настоящий ажиотаж.

Что касается того, насколько мои религиозные воззрения отражаются в моем творчестве, пусть это определяют читатели. Готов поспорить, что никому не удастся определить, что и в каких романах я написал до обращения в христианство или после, если я этого сам не скажу. Когда-нибудь, быть может, я напишу роман-фэнтези с мощным христианским посылом, а научная фантастика в целом живет в механистической, дарвинистской вселенной. Такой пейзаж плохо сочетается с религиозными темами. В отношении НФ я принадлежу скорее к лагерю Жюля Верна, где предпочитают рассказывать истории, чем к лагерю Г.Дж.Уэллса, где любят посылать читателям сообщения. Хороший рассказ увлечет каждого, а вот получать сообщения любят только партизаны.

29. Вы женаты и у Вас трое детей... Как Ваши близкие относятся к Вашему творчеству?

Моя жена пишет романы. Естественно, она одобряет мое творчество и прилагает огромные усилия, чтобы помогать мне и поддерживать. Она моя муза и первый редактор черновика. Я показываю ей все, что пишу, и у нее всегда находятся полезные советы. Если бы не жена, мне не хватило бы на писательство ни времени, ни веры в себя.

Мои дети пока слишком малы, чтобы обращать внимание на мое творчество. Каждый день дети сталкиваются со множеством чудес и странностей – от белок, которые карабкаются на деревья, до пультов управления, которыми включают телевизоры. Если они заметят на книге имя отца, это не более и не менее удивительно, чем снег, выпавший на заднем дворе, или то, что чьи-то руки в сочельник поставили в доме елку и украсили странную гостью крошечными огоньками.

______________________________________________________ _____________________________________________

Интервью состоялось в декабре 2007 года. Вопросы задавали посетители сайта FantLab.ru.

Идея и переписка с автором — necrotigr

Перевод — Katy