Александр Андреевич Проханов «Убийство городов»

«Эти абстрактные, не трогавшие душу суждения, которые казались напыщенными, приторными, лишенными достоверности, вдруг грозно и ослепительно открылись на Саур Могиле».

Я долго искал слова, чтобы описать своё общее ощущение от романа, и автор сам мне их подсказал: «напыщенное, приторное», то самое, что входит в героя у Саур Могилы, но так и не вошло в меня… И от этого как-то даже обидно. Отличный автор, со своим смелым взглядом, взявшийся за важную тему… но вот читая, становилось слегка дурно от этого приторного, условного, от гротеска и гипертрофии, что автор впускает в роман, от неестественности речи уходящей то в браваду, то в лекции, от прозрачных и слишком навязчивых параллелей. Там где правда жизни, не знающая громких слов, заменяется надувающимся как пузырь пафосом, моё доверие к тексту всегда начинает падать…

Отсутствие сдержанности, мне кажется главная беда романа. В нём есть отличные фрагменты, описанные прекрасным сочным образным языком. Но по факту все они укладываются в моменты воспоминаний (в основном воспоминаний Кольчугина о виденных войнах), или коротких описаний местности – там, где есть сдерживающий фактор, лаконичность. А там где её нет… Там, где её нет, красота перерастает в пафос и безудержное славословие, красивое, громкое, но пожирающее самоё себя. И весь эффект от слов, от образов, от символики заливается удушливой патокой. Неужто автор не видит этого? Может это и есть профессиональная деформация большого писателя – нестись по волнам своего собственного текста (на автомате – ведь законы сюжета и язык уже въелись в подкорку), уносясь и безбожно отрываясь от земли, забыв, что такое «самокритика»; красиво – значит хорошо, и никаких возражений. Неужто он не видит, что Кольчугин (несший в себе воспоминания автора, как Рябинин нес в себе воспоминания Кольчугина – такая вот матрешка), раздувается благостью как воздушный шар. В своих видениях крымского моста – писатель-народ, от которого млеют молодые журналистки и к чьему мнению прислушивается президент. Бывавший во всех горячих точках, на что не хватило бы человеческой жизни, и написавший уйму томов, православный коммунист, описывающий создание книги как акт божественного просветления (он и на Донбасс-то стремится в первую очередь написать об этом книгу, ибо как же мир будет жить без его книги!). И долгие приторные воспоминания о жене, все эти лубочные деревни, старинные промыслы и всякая другая картинность только добавляет ему непереносимого пафоса…

Не видит автор и того, что гипертрофируя ситуацию, он играет не «за», а «против». Либеральная муть всюду, даже на Красной Площади скачет народ, ратуя за украинских нацистов (по факту, даже в семье героя-светоча молодежь – либералы). А патриотические силы расколоты, похожи на клоунов, только и годны, что драть друг другу бороды… Выходит, в мире только два истинных патриота – герой и президент, под крылом героя (та нежность, с которой Кольчугин смотрит на президента, как на святого мученика, которого со всех сторон одолевают злые предательские силы). Но если их всего двое, то зачем это всё? Не думаю, что автор хотел сказать именно это, но подобный вопрос возникает.

Кстати, момент разговора с президентом, к которому так стремился герой… Вот Кольчугин, помнится, дурел от пустых слов на телепередаче со своим участием. Но с президентом он говорит такими же пустыми, оторванными от реальности словами. И президент отвечает тем же. Но по возросшему пафосу понятно, что автор считает, что так правильно («Вы не понимаете, это – другое!»)…

Вторая часть даёт надежду. Тут война показана лицом, вплотную. И частично эта надежда оправдывается. Моменты боёв страшны, впечатляющи. И время от времени автор закидывает легкую неоднозначность (страх казака в начале, поступок ополченца-зека, старуха, клянущая ополченцев за принесённую войну, разговор Курка с бывшим сослуживцем, а ныне врагом и т.д.), но тут отходя от неё, будто испугавшись. Но и тут наваливается пафос – бог и губитель данной истории. И вновь понеслось многословие, красивое, но пожирающее самоё себя, в котором громкость и яркость слов тухли, превращались в мертвую напыщенность. Проваливались в пафос герои с их светлыми глазами и речами, напоминающими то лекции, то исповеди (особенно «шикарен» ополченец-знахарь, чем-то напомнивший тех псевдомистических «патриотов» на митинге в первой части). И, в конце концов, единственным живым персонажем казался зек Жила с его воровским эгоизмом и бранной, но живой речью. А на фоне боёв, описание которых опять улетало в визионерский трип, самым страшным и живым казалась короткая казнь пленного украинского лётчика… И к финальной точке, к пыткам пленных героев, жуткой, пронизывающей, я уже подходил с багажом недоверия, и сцена распадалась у меня и на пытки Карбышева, на фильм «Иди и смотри» (сила, говорящая «Стой и смотри»!), на гибель молодогвардейцев – то есть была в итоге лишена чего-то своего…

Жаль. Просто очень жаль, что автор сделал всё именно так. Возможно, торопясь ответить книгой на события. Возможно, пустив книгу на самотёк своего опыта и творческого полёта и не видя, как она отзывается, во что превращается… И жаль.

Война в Донбассе постепенно с экранов телевизоров, из новостных программ и пропагандистских ток-шоу, медленно но верно начала осваивать и территорию, куда её очень долго пытались не пускать — территорию российской культуры. Кино, театр, литература ..... Если кто и не мог остаться в стороне от темы, не из конъюктурных соображений, а искренне, по зову сердца, то это Александр Проханов. Эта буквально физически ощущаемая искренность, боль сердечная неравнодушного человека, была единственной причиной, заставившей меня продолжать читать и не отложить книгу страниц через 50. Во всём остальном, первая половина романа это бесконечные страдания по умершей жене, защемление сердца от новостей по телевизору и споры с идейными оппонентами. Причём споры в максимально эффектной позе и в максимально пафосных и велеречивых выражениях. Такой уж видимо человек Александр Андреевич, не признающий полумер. Если ненавидеть — то до темноты в глазах, если любить — то до боли в сердце, если злиться — обязательно до стёртых в порошок зубов от скрежета и если отдавать себя чему-либо, то несомненно всего и без остатка. Короче, первую половину романа «вымучивал» исключительно на «голом» уважении к автору ...... чтоб быть вознаграждённым второй половиной. Да, прохановское отрицание полумер никуда не делось, но уже не растекалось по всему пространству, а было сжато в кулак, ударивший читателя под дых. Жестокая военная проза, показавшая войну что называется «без штанов» — с грязью, кровью, смертями и людскими трагедиями. С убийством не только городов, но и человеческих судеб. То что среди всего этого также нашлось место и для любви, тепла и надежды — лишь ещё сильнее подчёркивало весь ужас происходящего. Спасибо Александр Андреевич, Вы лучший пример того, что книги желательно дочитывать до конца. Отбросить бы первую часть романа и из второй получилась бы очень сильная повесть.