М. С. Парфёнов «Всё хорошо»

К большому сожалению, Парфенов М.С. редко радует новинками — два-три раза в урожайный год. Зато неутомимо раз за разом переиздает свои старые вещи, иногда превосходящие качеством актуальные работы. Рассказ «Все хорошо» датирован аж 2006 годом, и для меня, как главного и единственного “парфенововеда”, эта работа представляла особый интерес. Любопытно же посмотреть на начинающего автора! Однако меня ждал облом: рассказ переписали специально для сборника. Поэтому нас ждут типичные для позднего творчества автора «фишки»: затянутость, безвкусица, бессмыслица, бессюжетность, неуклюжие языковые перлы, попытки превратить зарисовку в «большое искуйсство».

Но для начала вопрос: как этот текст вообще попал в сборник хоррора? Он выбивается из общего ряда всего, что представлено в «Голосах из подвала». Его ведь засунули ради объема, я угадал?

В нем ведь нет ничего, что могло бы вызывать страх. Шаблонное и бессмысленное «все умерли» в финале? Страдания главного героя от безответной любви? Я перечислил все содержание произведения — ни мистики, ни попыток напугать в этом рассказе вы не найдете, и это разочаровывает.

В нем нет так же и сюжета, и смысла — но это не удивляет.

Привычная дуболомность, по всей видимости, была присуща и молодому Парфенову М.С.: сюжет (если можно так выразиться) данной зарисовки, раздутой до размеров маленького рассказика, прост как три копейки. По традиции перескажу его в двух предложениях: Тимур страдает от безответной любви к своей подружке Юле — телка годами держит его во «френдзоне». Они гуляют по городу и, неведомым образом, повторяя фразу «Это же не конец света» парень призывает апокалипсис, в огне которого он сам и все остальные погибают.

Текст полон лирики: автор описывает свой родной Сочи девяностых-двухтысячных годов. Ностальгические нотки прут из каждого предложения: грязные, загаженные парки, тетки в панамах, адская жара. Эти водянистые и бессмысленные описания занимают значительную часть рассказа

К сожалению, читателю обычно похрен на авторские рефлексии, он ищет классный сюжет и крутые характеры, коих предложить Парфенов М.С. нам не может. Начнем с традиционной для Михаила проблемы: отсутствия четкого конфликта. Если подразумевалось, что в качестве конфликта должна была бы сработать упомянутая френдзона, — то нет, эта ситуация никуда не ведет и никак не развивается.

90% повествования состоят из СТРАДАНИЙ И ХОЖДЕНИЙ главного героя. Он и она идут по парку: он ИДЕТ И СТРАДАЕТ. Они сидят в кафе, он — СТРАДАЕТ. А как же еще? Ведь Тимур — наивный идиот, отбрасывающий мысли, что из него вьют веревки, вечный подкаблучник. Поначалу ему даже сопереживаешь, но чем дальше, тем сильнее он раздражает своей тупостью. Поскольку конфликта нет, то и развиваться персонажу Тимура некуда: к концу рассказа он не изменится и не сделает выводов. Его подружка Юля — вертихвостка, и более сказать о ней нечего. Ее характер также не претерпит изменений. Оба персонажа нужны автору, чтобы сдохнуть в притянутом за уши финале.

Оставшиеся 10% рассказа отведены под упоминания конца света. Вы же помните, что в конце произойдет апокалипсис? К неминуемому финалу автор подводит незатейливо — элементарной долбежкой: типа, если чаще повторять, то может и случиться! Вот нам и повторяют под разными соусами: конец света, конец света, конец света! Божественно изящный прием (нет!).

Поскольку Парфенов М.С. обожает рассказывать, как он использует художественные приемы в своих текстах (жаль, что работают они лишь в его собственном воображении), то остановимся на них подробнее.

За двадцать лет непосильного литературного труда таких приемов в загашнике у Парфенова М.С. накопилось ровно три: использование ВОТ ТАКИХ СЛОВ, чтобы подчеркнуть эмоции; одушевление неодушевленных вещей, заставляющее самостоятельно действовать то, что самостоятельно действовать не может, включая части, живодерски отодранные автором от целого (расчлененка) и, как обратное действие, страдательный залог и пассивное бездействие того, что должно бы действовать самостоятельно и, наконец, «художественные описания». В рассматриваемом рассказе с переизбытком используется последнее. Готовьтесь читать тонны никуда не ведущих описаний того, как герои топают по Сочи и как мучается Тимур.

Уделяя максимальное внимание форме, Михаил полностью теряет из виду содержание: ничего из того, что происходит в рассказе, никак не соотносится с финалом — парень с девушкой ходят по городу, выясняя отношения, потом подыхают без объяснения причин в адском пламени. Потому что парень часто повторял про конец света. И… что это было?

Звучит как бред, но таков уж он, Парфенов М.С., мастер, писатель, сценарист, редактор, знаток хоррора. Перечисление его регалий, по большей части им самим выдуманных, обычно занимает куда больше места, чем смысл и содержание его текстов, если из них отжать воду.

Суть рассказа «Все хорошо» подводит к простой нарциссической мысли: пусть весь мир умрет, но я не потерплю «френдзону». Всё! ВСЁ!

Спрашивается: какую ценность для читателя несет эта мысль? Каким вопросом он должен задаться, кроме: «А почему меня должны волновать проблемы этого Тимура?!» Неужели читатель должен сочувствовать чуваку, который сжег и свою «любовь всей жизни», и себя, и весь город (и мир? И мир!) из-за своих фанаберий?

С фига ли?

Тем более, что даже самую «любовную любовь» Парфенов М.С. изображает такими затертыми, истрепанными, засаленными от излишне частого употреблениями фразами, что иначе, чем пошлостью самого низкого пошиба, это не назовешь.

Цитирую:

«Отвернувшись, она бросила мятую, перепачканную остатками мороженого обертку в корзину для мусора. И тут же, как будто ничего не случилось, (а что случилось?!) шаловливо слизнула подтаявшую капельку с кончика пальца. Чуть прикусила нежно розовый ноготок перламутровыми, влажно поблескивающими зубками.

Пахло южным морем, и сладкими мандаринами, и ее духами. У Тимура голова закружилась от нахлынувшего желания».

Меня чуть не стошнило от этой «эротики», «лирики» и «романтики». Кажется, в 21 веке на такое не способен даже самый распоследний графоманский любовный роман. А вот Михаил способен!

Я уже неоднократно говорил, что Михаил напрасно называет себя редактором.

Цитирую:

«Дождавшись, когда Юля доест свое КИВИ, Тимур неуклюже попытался ее поцеловать. Девушка подставила щеку:

– Просто друзья, помнишь?

Отвернувшись, она бросила мятую, перепачканную остатками МОРОЖЕНОГО ОБЕРТКУ в корзину для мусора».

Читатель в удивлении: что же ела Юля – киви или мороженое? Ау, автор!

Цитата: «Пятна на обвисших бульдожьих щеках придавали мужчине нелепый и нездоровый вид.»

Надо же! А сами обвисшие бульдожьи щеки, походу, делали из мужчины огурчика-здоровячка? Вот только пятна слегка подвели!

Еще цитата: «Рукав пиджака уж потемнел от влаги, а на лице несчастного вновь высыпал бисер.»

Просто бисер. У кого-то на лице высыпают прыщи, а БИСЕРЕНКИ ПОТА ВЫСТУПАЮТ, но у этого здоровяка с нездоровыми пятнами высыпал бисер. Так видит автор, ничего не поделаешь. Если он увидит, что у больных на лицах вылазят цветные рюшки – я с ним тоже спорить не буду (себе дороже).

Еще автор считает, что от жары НЕ ПРЯЧУТСЯ, а УПОЛЗАЮТ.

Цитата: «Тень скукожилась, заползла от жары под кипарисы.» Дополнительно хотелось бы узнать, как кипарисы спасают от жары? Это ведь деревья, а не кондиционеры. Обычно под деревьями прячутся от солнца. Но автор такой оригинал…

Цитата:

«Нахлынули обида, и горечь, и постыдное чувство ревности, которое потом еще долго выжигало нутро, душило сырой от пота и слез подушкой по ночам».

Вот он, излюбленный авторский прием из его небогатого (всего 3) арсенала: одушевление неодушевленного. Чувство ревности душит не просто так (как обычных людей) – а подушкой! Сырой от пота и слез. И по ночам! Не чувство, а прямо-таки убийца-серийник.

А вот и прием-расчлененка (с одушевлением, конечно).

Цитата: «Подошвы шуршали по усыпанной песком и гравием дорожке.»

Не герои, не их ноги, не их туфли – а исключительно одни только подошвы шуршали! Причем самостоятельно, сами по себе.

Цитата:

«Она вдруг ущипнула его – как удар током. Пихнула локотком в бок, а он обомлел от прикосновения Юлькиной кожи, тела. И выудил, выскреб откуда то из сжавшегося горла улыбку – для нее.»

Юля прикасается кожей. Может еще и телом. Но ни то, ни другое – это не цельный живой человек. У автора получился зомби, который прикасается к кому-то кожей, и телом (Рука и пальцы это же тело? Если речь о покойнике…) Но Тимур еще круче. Он круче даже Чеширского Кота, поскольку «выуживает и выскребает из ГОРЛА улыбку». Подавился или застряла?

Цитата:

«Кафе называлось «Идиллия» и пыталось прослыть рестораном».

Опять одушевление. Какая-то загадка: почему Парфенов М.С. так любит одушевлять неживое? В сочетании со стремлением делать живое неживым.

Ладно, вернемся в кафе, которое пыталось прослыть…

Цитата:

«Декоративные фонтанчики по углам, гипсовые колонны в зале. Достаточно вычурно, чтобы понравиться Юле. Достаточно безвкусно, чтобы Тимур не боялся расстаться с последними сбережениями».

Замысловато. Последнюю фразу я не понял. Пока не догадался, что автор там слово проглотил. Поставим это слово обратно, и вот: «Достаточно безвкусно, чтобы Тимур не боялся, что придется расстаться с последними сбережениями». Все нормально: Тимур не трус, он просто жмот, в дорогие рестораны «любовь всей своей жизни» не поведет.

Подведем итоги: рассказ «Все хорошо» свидетельствует о том, что ВСЕ ПЛОХО: Парфенов М.С. и в молодости писать не умел, и сейчас не умеет. Как автор, он не меняется. Верен себе, своим трем художественным приемам и неумению придумывать и рассказывать интересные истории.