Василий Мельник «Что делать, Фауст. Пропушкина»

К юбилею

А вот и наш 2003-й. Прямо до слёз!

«Тинькофф» еще — пивоварня, а не банк, кто-то помнит Стогоффа, Охлобыстин уже-ещё батюшка, Новиков уже синоним АСТ. Все ещё в одной литературной лодке.

Начинается всё как стилизация под быт, аутентичный историческому Пушкину. Потом внезапно оказывается, что дело происходит в альтернативной современности, в которой почему-то живут все светила русской словесности: Фет, Гоголь, сам Пушкин, многие другие.

А вот какой год — непонятно. В тексте речь идёт о приближающемся празднике 300летия (так написано), но единственное трехсотлетие, которое приходит в голову, это юбилей династии Романовых. Но он был в 1913-м. А! Речь про трехсотлетие Петербурга и значит, на дворе 2003-й.

Остроумная и злободневная рефлексия на тему таланта и суеты. О том, что писать можно только в глуши. В свете слишком много искушений: интересная работа, пьющие друзья, короче «Балы, красавицы, лакеи, юнкера, И вальсы Шуберта, и хруст французской булки. Любовь, шампанское, закаты, переулки».

Про совпадения. На этот раз тройное. Дочитал «Маньяка Гуревича» Рубиной, сразу начал «Что делать, Фауст». И там и там: Пушкин, Кюхля и главное, автор вводит в текст себя, как эпизодического персонажа». Бывает же.

Спасибо тг-каналу Василия Владимирского и ему самому за наводку. Мельник-Мидянин из моих любимых авторов, жаль, не плодовит.

9(ОТЛИЧНО)

Что было бы, если б все классики российской литературы жили и творили б в наше время? Пушкин, набивающий свои творения через планшет, и Гоголь, широко пользующийся электронной почтой. А также хорошо известный нам по истории журнал «Наш современник», который, подобно «Полдню...» Стругацкого, становится первой пробой пера для начинающих... Всё бы хорошо, если б автор не решил воспользоваться языком острой сатиры! Мы, конечно, понимаем, что Пушкин не был паинькой и образцом для подражания, но вот так явно и злобно выпячивать перед читателем его недостатки... Учитывая вклад классика в нашу литературу, я бы не стал акцентировать внимание на его попойках и слабости к женскому полу. Потому как во всем важен именно воспитательный момент: мы учим своих детей только на хороших примерах, а про плохое не говорим, пока они не научатся понимать жизнь во всем ее многообразии. Да, Пушкин (и не только он) был весьма эмоциональной личностью со всеми присущими ей недостатками: вспыльчивый, задиристый, высокомерный и обидчивый. Любил «горячие» вечеринки (спасибо Царскосельскому лицею!) и слабый пол (спасибо абиссинскому деду Ганибалу!). Но зачем про это говорить, если эти недостатки ничему хорошему не научат? А вот самого поэта в грязи вываляют! Будет ли после этого благодарный потомок любить своего кумира по-прежнему так же горячо? Но автор идет в своем стремлении дальше, и сатира медленно, но неизбежно, превращается в самый настоящий пасквиль. Оказывается, Пушкин писал вовсе не стихи, а обычную прозу — «Повести Белкина» и что-то про Пугачеву (это та, которая Алла). А все приписываемые ему стихи он банально крал у своих авторов (правда, немного переделывая их на свой лад). Да и журнал «Наш современник» был для него не рупором культуры, а средством для раскручивания себя любимого да еще общественных скандалов. Плюс беспробудное пьянство и беспорядочные половые связи. Как вам ТАКОЙ Пушкин? Будете ли вы считать его гением и гордостью России?

Автор, конечно, имеет право на собственное мнение и может создавать самые разные сюжеты для своих произведений. Но всё же имеются некие моральные границы для его буйной фантазии. Нельзя пропагандировать насилие и ненависть к кому-либо, а также опошлять (или ставить под сомнение) великие достижения нашего народа. «Пушкин — наше всё», сказал как-то Аполлон Григорьев, и никто за прошедшие 150 лет не поставил под сомнение его тезис. Думаете, историки не знали про пушкинские загулы и кутежи? Или про бешеную ревность поэта, что привела его на Черной Речке под выстрел Дантеса? Конечно же, знали! Но не говорили об этом на каждом углу, ибо вклад поэта в нашу культуру оказался куда важнее его вспыльчивого характера. Его стихи учат любить, восхищаться родиной и ее героями, раскрывают всю широту и силу русской души. Зачем же тогда мазать поэта дерьмом и насмехаться над его недостатками??

-----------

РЕЗЮМЕ: гадкий пасквиль на российскую классику, прежде всего на Пушкина, воспевающий недостатки ее лучших представителей. Категорически противопоказано к чтению молодым поколением. Впрочем, и старшему поколению, прошедшему советскую школу, я бы тоже не рекомендовал читать ЭТО.

Начинаешь читать с небольшим недоумением, а потом, вчитываясь, начинаешь получать наслаждение, как от бокала хорошего вина. Стиль хорошей пушкинской литературы, пушкинского слова гротескно дополняется современными словами и выражениями. Очень шикарный букет!!!

Удовольствие от чтения получено, безусловно. Хороша стилизация, хотя порой чувство некоторого «перебора» возникает и раздражает.

Наверное, должно бы возникнуть ощущение досады от образа густо пьющего «нашего всего» — ан нет. Как-то очень понимаешь, что только так и может быть. Абсолютно убедительный образ. И даже непонятно, симпатичный ли, если честно.

Отдельные моменты написаны очень вкусно, за это автору спасибо. А в целом — ну, забавно, конечно. Наверное, запомнится именно как некая забавная штучка.

Вы помните, вы всё, конечно, помните! Вы помните, как в старые добрые времена режиссёр, бравшийся за классику, хмурил от тяжких раздумий брови, рассказывая представителю «Кинопанорамы» или «Советской культуры», с какого боку он намерен подходить к постановке, чтобы сохранить дух первоисточника. К классикам тянулись, с ними сверялись, у них искали ответы. Стражи порядка строго следили, чтобы модернизация была сведена к минимуму, но и без надзирателей редкому художнику, воспитанному в строгости, приходило в голову кардинально курочить текст, известный каждому школьнику.

Пришли иные времена. Священный трепет сменился золотой лихорадкой. Режиссёры-экспериментаторы давно всех убедили, что предела для совершенствования классики нет. Сёстры-проститутки из вишнёвого сада или Петя Трофимов, стреляющий в чайку — цветочки в сравнении с тем, к чему может иной раз привести буйная фантазия, не сдерживаемая никакой уздой. Уважение по-прежнему декларируется, но давно уже запрятано в чулан. Пренебрежение к классической литературе плавно перешло в глумление над её творцами. Если для самореализации нужно сделать из великой поэтессы нищенку и блудницу — сделаем, о чём разговор. Если десятилетье на дворе подсказывает, что замечательного поэта выгодно изобразить жертвой чекистов с подозрительными фамилиями — да хоть сейчас.

Фантасты от старших братьев пока отстают. Нет, они тоже с удовольствием осваивают классические брэнды. Героями романов уже были Герберт Уэллс и Эдгар По. Лев Толстой и Хемингуэй встретились в боксёрском поединке. Николай Гумилёв спас человечество от ящеров. Дантеса застрелил неуловимый господин П., а его однофамилец был сослан в Сибирь за участие в восстании декабристов. Но, кажется, заставлять былых знаменитостей побираться по помойкам и вступать в противоестественные связи ещё не додумались. Более того, два сравнительно недавних вторжения в эту область весьма деликатны, хотя и в разной степени. Елена Хаецкая, видный автор фантастического цеха, написала роман «Мишель», посвящённый Михаилу Лермонтову. Василий Мидянин, писатель с ещё не сложившейся репутацией и человек с тёмной биографией, написал повесть «Что делать, Фауст» из жизни Пушкина.

Конечно, Пушкин — настоящий герой маскульта. Донжуанский список, красавица и чудовище, зазубренные в детстве письма Онегина Татьяне, патока, которой залили поэта на 200-летие; давным-давно в понимании обывателя Пушкин такой же, как и мы, только без хвоста. Лермонтов — фигура менее освоенная. О чём говорить, если Сергей Безруков даже не удосужился обессмертить его образ в кинематографе. Разве что словно грибы после дождя множатся конспирологические теории, объясняюшие нестыковки и непонятности, коими окутана история трагической дуэли. Ещё одну такую теорию как раз и придумала Елена Хаецкая в романе «Мишель». Взялась она за решение лермонтовских загадок без лишнего эпатажа, лишь средствами мыльной оперы. В самом деле, чем не бразильский сериал: не было Михаила Лермонтова, а были два брата, похожие внешне и разные внутри. Джекил — тонкий лирик, Хайд — брутальный вояка. Объяснение ничуть не лучше и не хуже любого другого, разве что бритве Оккама после него у хорошего точильщика предстоит побывать. Правда, формальное усложнение (два в одном) на деле обернулось упрощением, ибо живого человека разъяли на два понятия, разложили по полочкам и надпись написали: се поэт, се солдат. Но, ввернув свою версию дуэли в начале книги и дав в дальнейшем объяснение, Хаецкая напрочь выпустила из рук повествование. Оказалось что дальше говорить вроде как и не о чем. Ну, деревенская пастораль, милые кузины, мыши в клубках с нитками и платоническая любовь. Ну, боевое братство, война, Кавказ, суровые будни. Всё это описывалось, но описывалось без энтузиазма. А верхом отсутствия энтузиазма представляются шитые белыми нитками привязки к современности. Мы ведь не забыли — Кавказ, война, горцы? А вот и высокопоставленные граждане прячутся в темноте и стряпают свои делишки на крови соотечественников. И убийство обоих Лермонтовых понадобилось потому, что писатель Лермонтов увидел в темноте хвост этих делишек и не замедлил их описать в повести «Тамань», чем деловаров несказанно напугал.

Если бы Василий Мидянин последовал примеру Хаецкой и тоже принялся делить Пушкина на составляющие (красавец-брюнет, пишущий гениальные стихи — и негроидный коротышка, не пропускающий ни одну юбку; или наоборот?), это смотрелось бы даже более логично, но вряд ли оказалось бы интереснее. В конце концов если уж начали соскребать позолоту с памятников, то делать это надо хотя бы весело. Талантливый эпатаж предпочтительнее суконной дидактичности и морализаторству, в которых увязла Хаецкая. Поэтому Мидянин пошёл другим путём. Он, по собственному определению, описал «хронику одного трудового дня» Александра Пушкина Начат день в спиртуозных парах, и закончен в них же. В промежутке — пиво, водка и шампанское, бестолковые трудовые будни, мешающие сложить обрывки рифм в нечто цельное, беспорядочные записи, не доведённые до ума, Гоголь и Гнедич в качестве то ли собеседников, то ли собутыльников. А так же редактор «Книжного обозрения» Гаврилов, Макс Фрай, Коваленин и Гузман, емейлы, живой журнал и жуткие воспоминания об участии в «Пусть говорят» Малахова. Потому что действие происходит в наше время, а Пушкин — успешный главный редактор глянцевого журнала «Наш современник». Этакое неожиданное соседство поначалу создаёт комический эффект. Однако ничего весёлого в жизни художника в интерьерах 21-го века в дальнейшем не происходит. Век — достойный наследник века прошлого, за горло держит крепко, даром что волкодав завит и надушен, словно болонка. Гениальные строфы едва выглядывают из бесконечных La-Lа-La, вынуждая поэта подгонять запарившуюся музу: «Чучело, припиши хотя бы пару строф!!!!!! Шоколадку куплю!». Тургенев, у которого занятие ресторанными делами не оставляет времени на творчество, уравнен с другим ресторатором, Липскеровым (а то и уступает: у Дмитрия Михайловича хватает времени и на писанину, а Иван Сергеевич всё никак не воплотит на бумаге свои замечательные по замыслу романы «Дети и родители» и «Гнездо олигарха»). Где обитает поэтический дар Некрасова, мы не знаем, но зато видим безжалостного владельца денежного мешка; пелевинская разрезалка пополам оставила поэта в веке 19-м, выпустив в 21-й лишь властного менеджера со взором стеклянным. Произошло организованное упрощение культуры, о котором говорили наиболее проницательные из большевиков ещё 85 лет назад. Ты же крутись с умом и талантом как белка в колесе, ничего не успевая, о смерти друга узнавая в случайном разговоре три месяца спустя. А завтра стрелка с Жорой Седым в «Чёрной речке», и будет ли время эти La-La-La дописывать? На кону ведь немалые деньги, о которых так беспокоится дражайшая супруга, мечтающая стать вдовой. «По новому закону об авторском праве наследники получают гонорары ещё семьдесят лет после того как...».

На фоне дёрганого, мятущегося Пушкина явлен граду и миру однокашник по лицею Алексей Илличевский, импозантный, уверенный в себе, преуспевающий тележурналист, считающий себя властителем дум. Считающий, по всей видимости, обоснованно: какие думы, такие и властители. А книжку, хоть про телевидение 90-х, когда начинал вместе с Листьевым, хоть про любимых тёлок, он напишет, будьте уверены. А надо — и про поэта, замученного пархатыми чекистами, и про блудницу-поэтессу. И без всяких там La-La-La.

Как по мне, самый ужасный рассказ антологии. Читать-то, конечно, можно. Но реально — такой небольшой рассказ мучила неделю, пока дочитала. Ни логического начала, ни конца. Просто небольшой кусок жизни Пушкина, порой несколько нудный. К чему это вообще было написано? Что хотел сказать автор? Неизвестно. Никакой литературной ценности этот рассказ не представляет!

В каком-то старом фильме, не помню в каком, один персонаж просил другого: «А сыграй-ка ты мне так, чтобы душа развернулась, а потом опять свернулась!» Эта повесть написана именно так. Начало ее — просто залихватское. Автор мастерски соединил реалии девятнадцатого и двадцать первого века, перенеся группу литераторов пушкинской эпохи в наши дни. Один день из жизни Пушкина описан с потрясающим юмором, и я хохотал почти над каждой страницей в начале повести. Но постепенно тон повествования меняется, юмор уходит на задний план и перед нами с пугающей откровенностью стоит человек, растративший свой талант на пьянки и светские тусовки, растерявший своих настоящих друзей, погрязший в никому не нужной работе, променявший любимую некогда жену на сомнительных девиц. Человек, который чувствует, что попал в замкнутый круг, пытается из него выбраться и не может. А время его жизни уходит, уходит, уходит... И ведь действительно, от судьбы не уйдешь — что в девятнадцатом веке, что в двадцать первом. Очень хорошая повесть. Зацепило.

Пушкин и начало двадцать первого века- это действительно несовместивые вещи. И если в начале казалось, что Пушкин ощущает себя в современности, как рыба в воде, то постепенно понимаешь, что он, как и многие другие лицеисты-чужие на этом современном празднике жизни. И пусть он внешне успешен, внутри у него пустота, и многие свои лучшие стихи он уже не напишет, к тому же еще эта проблема с пьянством. Есть такая поговорка-«мастерство-не пропьешь», так вот неправда все это, не только мастерство пропиваешь, ты самого себя пропиваешь и из человека превращаешься в животное, готовое на все ради глотка водки. Пушкину правда это скорее всего не грозит, у него скоро стрелка, да и француз поблизости бродит и шашни с женой заводит.

Рассказ конечно блестящий, но при чтении мне все время что-то мешало, не позволяло полностью погрузиться в один день из жизни Александра Сергеевича. А что именно мешало, так я и не смог понять, то ли полная нереальность происходящего, то ли своеобразное повествование.

Поначалу едва ли не единственная эмоция, возникающая при чтении этого рассказа, — это безудержный восторг, прорывающийся наружу исключительно громким смехом. Вот вроде бы простой рецепт — перемешать среди действующих лиц современных деятелей литературы и шоу-бизнеса и классиков позапрошлого века, позволить им общаться так, как принято сейчас, время от времени приправляя диалоги цитатами из произведений. А результат получился просто поразительный. Но чем дальше, тем серьезнее и даже трагичнее становится этот рассказ, при этом сохраняя прежнюю внешнюю весёлость. Далеко не каждый из классиков, «перемещённых» волей автора в наше время, сумел сохранить себя в литературе. Если Гнедич или Гоголь выглядят еще более-менее благополучно, то Пушкин, центральный герой произведения, уже явно теряется, тратя время непонятно на что и не имея ни сил, ни воли довести до ума хоть одно из задуманных произведений. Илличевский превратился в шоумена типа Малахова. А Некрасов или Тургенев и вовсе о творчестве не помышляют... Печально, очень печально, и есть над чем задуматься. Просто поразительный рассказ завершает антологию. Мидянин очень приятно удивил.

Рассказ написан неплохо. Хорошая стилизация, яркая сатира на современность, написанная приятным литературным языком, но не без заимствований из современного-таки сленга. Но все же создалось впечатление вторичности произведения, и отнюдь не по отношению к Пушкину, а по отношению к абсолютно современным литераторам. Точно таким образом и о том же самом написал (и не один раз) гражданин Минаев, а после него продублировали и перепели на все лады другие, менее известные, господа. Появление на фоне беспросветной нынешней комедии человеков нашеговсего Пушкина (Гоголя, Вяземского и пр.) по сути нового ничего не добавило. Смешение реалий 21-го века с элементами века 19-го породило в рассказе ландшафт, характерный для прилавков советских сельских магазинов: кожа, мед, навоз и гвозди в перемешку на одной полке. Все по отдельности хорошего качества, но вместе смотрится странно.

Фигура Пушкина тоже получилась невнятной. Какой-то он не Пушкин, а пушкин. Может быть есть в этом особый смысл, но я его не разгадал.