Джордж Алек Эффинджер «Будайенские ночи»
В произведение входит: по порядкупо годупо рейтингу
|
||||
|
||||
|
||||
|
||||
|
||||
|
||||
|
||||
|
||||
|
Входит в:
— цикл «Марид Одран»
Отзывы читателей
Рейтинг отзыва
FixedGrin, 2 февраля 2023 г.
С использованием заметки для Medium (https://bit.ly/3JzS326).
Джордж Алек Эффинджер, создатель трилогии о Мариде Одране, почти всю жизнь писал не столько ради заработка, сколько ради оплаты больничных счетов. Вообще говоря, Эффинджер не планировал никаких продолжений «Когда под ногами бездна», но этот уникальный киберпанк-триллер в футуристическом исламском антураже стал так популярен, что в Bantam его завалили просьбами о сиквелах; Эффинджер решил посвятить этой вселенной еще одну историю длиною в роман, основанную на смерти его собственного деда, кливлендского полицейского, павшего при исполнении служебного долга. «Огонь на солнце» заметно уступает «Бездне», но все еще воспринимается с жадным интересом. А вот после выхода совсем пресной третьей книги цикла к хроническим проблемам со здоровьем прибавились вызванные коммерческой популярностью проблемы с алкоголем. Аванс на четвертый роман об Одране Эффинджер все же взял, но после представленного издателю ознакомительного фрагмента (доступен в этом сборнике) окончательно утратил интерес к работе над книгой и за оставшуюся дюжину лет так и не продвинулся дальше.
Барбара Хэмбли, подруга Эффинджера, рассказывает:
Когда в 2002-м Джордж умер, дело все еще не продвинулось дальше этих двух глав.
Отличные были главы. Замечательная, наверное, получилась бы книга.
Впрочем, несколько более поздних рассказов сборника так или иначе рассказывают о событиях в Будайене и жизни Марида, хотя этот недостоверный рассказчик-наркоман не всегда даже называет себя по имени — что и неудивительно, если учесть, как, по всему судя, солоно ему пришлось после смерти своего Папочки, когда противовес влиянию шейха Реды Абу Адиля в старом городе практически исчез. В рассказах Марида вообще довольно трудно отличить от условного Филиппа Марлоу, а его обшарпанную детективную контору — от предлагаемых в аренду помещений какой-нибудь заброшенной фабрики времен калифорнийской золотой и/или нефтяной лихорадки.
Будайен первоначально возник как «Город на песке», но в этом рассказе еще нет совершенно ничего киберпанковского, и он впоследствии превратился в основу романа «Relatives», гонорар за который у Эффинджера моментально ушел... правильно, на оплату услуг врачей. Тем не менее именно «Город на песке» я считаю одним из двух лучших произведений сборника — наряду с «Кошечкой Шрёдингера», пронзительно печальной и безрассудно прекрасной инсталляцией Будайена в многомировом калейдоскопе интерпретаций квантовой механики... хотя тут ее уместней было бы назвать матричной механикой.
Но ее интересовало не то, настанет ли завтрашний день для нее вообще, а то, какое завтра настанет.
Джехана видела их все, но по-прежнему ничего не понимала.
«Город» и «Кошечка», действие которых, несомненно, отнесено в разные миры, одинаково великолепны в реификации обычной будайенской ночи — ночи на Земле, в которую ничего особенного не происходит. Безымянный город кружится вместе с бездушной планетой, на которой ежесуточно кому-нибудь да выпадает Ночь Предопределения, вроде той, какой сподобился Пророк, صلى الله عليه وسلم.
Он попытался подняться, широким жестом обвести весь город, но сей моментальный драматический акт ему не удался; потеряв равновесие, он снова тяжело завалился на стул.
А возьмем случайный срез этой стопки вселенных: в Европе мало что напоминает о былых великих культурах. Испания, Португалия, Италия, Франция, Англия, Карбба и Германия утратили контроль над миром и воображением человеческой расы, который поочередно перехватывали друг у друга. Теперь эти великие силы старых времен дрейфуют к циничной дряхлости, декаданс и сиюминутные удовольствия вытесняют стремление к доминированию и национальному превосходству. В Азии дела идут еще хуже. Русские по скрепной традиции собачатся сами с собой, расходуя остатки энергии некогда гордого народа на ребяческие драки за остатки технологического наследия империи. Китай и тот впал в деградацию, утрачивая необозримо богатое философское и культурное наследие; безжалостная религия, рожденная династией Мао из синтеза конфуцианства с марксизмом и замаскированная показным патриотизмом, давит и гнобит беззащитных. Новости из Ирана будто с лент телеграма спрыгнули: мохаджеранцы проскользнули мимо стража перевала Танг-э-Куффар в пустынную долину, теперь они спокойно могут соединиться с растущей толпой недовольных и ударить в незащищенный тыл персидского контингента махдистов в Мазендеране, как раз там, где, по Фирдоуси, обитают дэвы.
Завершив намаз, он понял, что дальше откладывать неприятную обязанность по уборке тел павших мохаджеранцев нельзя. Вернув на место молитвенный коврик, он еще раз проверил периметр, затем воткнул личностный модуль, чтобы занять ум на время этой работы. Взял синий пластиковый чип, произведенный в Эр-Рияде, и вставил в заднее гнездо. Кроме этого модуля, он воткнул и три дополнения, первое — превозмочь усталость, второе — отогнать жажду, а третье — с полным текстом священного Корана.
Модди перехватил управление его сознанием и перенес с персидской пустоши в полностью осознанную иллюзию рая. Мрачная работа перестала для него существовать. Как если бы душа Йена Мухаммада покинула тело — или если бы его физически, при жизни, вознесли на небеса. Его охватили трепет и восторг. Вот достойная награда за верную земную жизнь, за все мытарства, какие претерпел он во имя любви к Аллаху. Освеженный, он обнаружил, что райские услады превосходят все возможности земного телесного воображения. То, в чем он себе при жизни отказывал, теперь было ему предоставлено сверх всякой меры. Великолепное вино струилось из роскошных фонтанов. Гурии, красотой превосходившие всех дев земных, улыбались и жестами зазывали его к себе. А господствовала над этим несказанная радость от единения с Господом. Он несказанно опечалился, подумав о неверных: пренебрегая Праведным Путем, не ведают они его мира и радостей.
Продолжая дивиться окружающим красотам, Йен Мухаммад медленно поднял руку к голове и вытащил модуль. Постоял несколько секунд, смятенный, щурясь и моргая на ослепительном солнце: реальный мир снова заявил свои права на него. Он испустил глубокий вздох. Хорошо, конечно, иметь при себе частичку рая, но как болезненно всегда возвращаться оттуда, приходя в сознание, и опять сталкиваться с мирскими заботами. Долговременная польза от модди, однако, состояла в том, что он понимал: красоты и чудеса рая, уготованного верным, неизмеримо величественнее, чем предложенная разработчиками модди симуляция.
Будайен — единственный мир, до которого есть дело его жителям, мир крайне герметичного (даже по меркам наших с вами Лет Джекпота, когда мир проходит фазу раскола на враждующие клиопатологические блоки) Ближнего Востока, но с подвохом: у этого Мирогорода, как я уже отмечал в отзыве на «Кошечку Шрёдингера», куда больше общего с Нью-Орлеаном, где Эффинджер провел немногие свои счастливые годы, и с Лос-Анджелесом, где его постигло горькое разочарование в браке. Возможно, поэтому в Будайене задавать вопросы о личной жизни не принято, даже такие невинные, как «Ну, что там с твоей женой и детишками?». Потому что вполне может оказаться — с момента, когда ты в последний раз видел этих людей, они проданы в рабство или выменяны на новую модную голосистему.
Тем не менее нет-нет, а в герметичную будайенскую реальность старомодного будущего задувает свежий ветерок с фронтира, например, марсианского, каким мы его знаем по трансляциям с роверов НАСА.
Я поднял глаза к небу — оно было розово-персикового цвета.
— Именно. Они проголосовали и выбрали эти ощущения, звуки, запахи. В общем-то степень соответствия реальной марсианской колонии довольно высока. «КР» предоставляет им жилое пространство и взимает за него справедливую, по нашему мнению, арендную плату. Кроме этого, мы поставляем им программное обеспечение, создающее иллюзию.
Хотя на поверку его источником обычно оказываются вентиляторы казино.
Логичен вопрос: какая же азартная игра позволительна в глазах Аллаха?
Физика, отвечает Джехана Фатима Ашуфи Вернеру Гейзенбергу.
— Океан, — ответил Гейзенберг. — Волны.
— Аллах сотворил эти волны. Что ты об этом творении знаешь?
— Гм. Я могу измерить их амплитуду, определить частоту...
— Измерить! — фыркнула Джехана. Долгие годы научной работы внезапно отступили перед напором оскорбления, нанесенного унаследованной от предков вере, как бы мнимо это оскорбление (и сама вера) ни было. — А вон туда глянь! — потребовала она. — Вот — пригоршня песка. Аллах сотворил песок. Что ты о нем знаешь?
Гейзенберг не понимал, куда Джехана клонит.
— Располагая соответствующим оборудованием, — начал он осторожно, слегка опасаясь снова ее обидеть, — и подобрав настройки, я мог бы отделить одну-единственную песчинку и сказать...
Он замолчал. Потом медленно, осторожно, как старик, поднялся на ноги.
Посмотрел на море, опустил взгляд на побережье, снова скользнул глазами по воде.
— Волны... — пробормотал он. — Волны и частицы — одно и то же! Никакой разницы. Значимо только то, что мы можем измерить. Боровские орбиты не поддаются измерению, потому что их в действительности не существует! Наблюдаемые спектральные линии обусловлены переходами из одного состояния в другое. Пары состояний! Это потребует совершенно нового математического формализма.