Неизвестный автор «Повесть о доме Тайра»
Стремительно возвысившись до вершин власти, могущественный клан Тайра двадцать лет фактически правил Японией. Князь Киёмори Тайра распоряжался судьбами знатнейших вельмож и даже самого императора. Однажды принц Мотихито попытался свергнуть владычество самоуправного феодала, но это окончилось плачевно и для принца, и для воинов клана Минамото, на чью поддержку он опирался, и даже для святой обители Миидэра, сожженной мстительным Киёмори за то, что монахи дали приют мятежнику. Но свирепые расправы не остановили врагов Тайра, а лишь разожгли их ярость. И вскоре заполыхала настоящая война, которая коренным образом изменила политическое устройство страны и навсегда отпечаталась в народной памяти. На протяжении столетий слепые сказители-бива пели о трагическом противостоянии кланов Тайра и Минамото. Но «Повесть о доме Тайра» — это не просто рассказ о событиях XII века в популярном жанре «гунки», воспевающий самурайскую доблесть и украшенный проникновенными стихами. Междоусобную войну «Повесть о доме Тайра» изображает без малейшего сочувствия к любой из сражающихся сторон, оплакивая разрушенные святыни, жизни, семьи и любови. «Повесть о доме Тайра» — это японская «Илиада». Один из текстов, что питает корни национальной культуры. Без знакомства с ним невозможно приблизиться к пониманию Японии: ее литература, равно как и изобразительное искусство, насыщена сюжетами и реминисценциями, отсылающими к этому эпосу. В оформлении настоящего издания использованы иллюстрации из старопечатных и рукописных книг и свитков, а также ксилографии художников стиля укиё-э и изображения с предметов декоративно-прикладного искусства Японии.
В произведение входит:
|
||||
|
||||
|
- /языки:
- русский (4)
- /тип:
- в планах (1), книги (3)
- /перевод:
- А. Долин (1), И. Львова (3)
Отзывы читателей
Рейтинг отзыва
kerigma, 12 ноября 2019 г.
Очаровательная вещь, с одной стороны, вполне в духе других моногатари, что я читала (Гэндзи и «Дупла»), с другой — разительно отличается от них в части кровожадности и действия. А то по Гэндзи можно составить впечатление, что в средневековой Японии только и делали, что любовались луной и слагали стихи, привязывая их к веткам разных деревьев.
«Повесть о доме Тайра» — это такая японская средневековая Война алой и белой розы, причем практически в буквальном смысле этого слова, учитывая, что она рассказывает о длительном и очень кровавом противостоянии двух могущественных кланов, Тайра и Минамото, причем цветом Минамото был белый, а цветом Тайра — красный (а еще об этом поет БГ). Довольно длинная история начинается с того момента, когда страной фактически управляет Правитель-инок из дома Тайра (в роли канцлера при номинальном Государе-иноке), а заканчивается — спустя длительное кровопролитие — падением дома Тайра и почти полным его истреблением, включая младенцев, от руки вышедших из опалы Минамото. Честно скажу, буквально вся древняя японская литература, что я читала раньше, и моногатари, и дзуйхицу, меня к этому не готовили — к такому красочному и длинному описанию бессмысленной жестокости и бессмысленного самопожертвования, я имею в виду. Все, что я читала до этого, было исключительно «плюшевое» и потому, кстати, вызывало определенные сомнения в достоверности. Когда буквально все персонажи огромного романа наперебой соревнуются в благородстве, утонченности и прочих прекрасных качествах, начинаешь подозревать, что автор таки привирает. В «Повести о доме Тайра» это, конечно, тоже есть, но в значительно меньшем объеме, и в основном ключевые действующие лица ведут себя как нормальные люди, хитрые, довольно злобные, местами трусливые, в общем, понятные, от этого история становится значительно достоверней. Да и в других аспектах, кажется, «Повесть» в меньшей степени следует каким-то классическим канонам, предписывающим изображать исключительно идеальных людей в идеальных ситуациях; в ней много мелких живых и реалистичных деталей в части взаимоотношений людей, которые в том же «Гэндзи» показались бы неуместно низко-штильными.
Удивила необычайная воинственность японских монахов — история для христианских людей, наверное, немыслимая, когда монахи из каких-то монастырей, на что-то обидевшись на государя, пошли на него настоящей войной, пролив много своей и чужой крови. И вообще монахи предстают в «Повести» как более чем реальная военная сила; их гнев и организованность вполне можно противопоставить самурайской дружине, и герои этим вовсю пользуются. Другие герои активно мстят им за это, вовсю сжигая монастыри вместе с разными объектами культа. Не то чтобы у нас в Древней Руси никогда монастырей не сжигали, я думаю, но тут все высокопоставленные лица как-то вообще относятся к монашеству и религиозным лидерам без особого почтения.
Еще очень показательный момент: император царствует, но не правит. Формально все признают его власть и, так сказать, духовный авторитет, но при этом канцлер или кто там сейчас у реальной власти может посадить императора под домашний арест в убогом дворце, забрав у него всех слуг, да и приказы императора все исполняют только тогда, когда они подкреплены силой собственных войск. В этой фактически феодальной войне император, хоть он и продолжает на протяжении всей истории занимать трон, выполняет роль красивой куклы, заложника обстоятельств — и никому не приходит в голову оспаривать это. Не император решает, что надо укротить зарвавшихся Тайра — это начинают Минамото по своему почину. И когда под конец совсем зарываются уже Минамото, устраивая среди бедных детей Тайра настоящее избиение младенцев — император тоже ничего не делает. По большому счету, он вообще ничего особо не делает и, кажется, никто от него ничего такого и не ожидает.
«Повесть» довольно большая, но читается легко, легче, чем другие моногатари — может, дело в том, что в ней много реального действия и мало ***страданий. Несмотря на это, герои, конечно, то и дело слагают стихи, а также совершают другие странноватые для войны поступки. Причем на общем фоне достаточно жестоких и «современных» боевых действий эти моменты кажутся особенно странными.
К примеру, Минамото собирались в очередной раз напасть на Тайра, и преимущество было на их стороне, «но, услыхав, что в этот день исполняется годовщина смерти Правителя-инока [бывшего лидера Тайра], отложили наступление, дабы не мешать поминальной службе. Пятый день тоже пришлось пропустить — направление на запад сулило неудачу. В шестой день и вовсе не следовало предпринимать никаких начинаний». Поэтому они столько лет с ними и валандались :-)))
С другой стороны, циничных и цинично-комичных эпизодов тоже в достатке:
»- Темно, хоть глаз выколи! — взроптали тут воины, и Куро Ёсицунэ спросил:
- Где же наши привычные факелы?
- И то правда! — воскликнул Дои и поджег крестьянские хижины в долине Онохара, а потом пустил огонь и в горы, и на поля».
И — изобретательность))
Особенно хороши, конечно, описания боев и того, как самураи пытаются отличиться в них:
«С этими словами он в мгновение ока послал подряд двадцать три стрелы из своего лука, сразив наповал двенадцать и ранив одиннадцать воинов Тайра. Затем он отбросил лук, отшвырнул прочь колчан, хотя там оставалась еще одна стрела, скинул с ног башмаки из медвежьего меха и, босиком прыгнув на балку моста, бегом побежал вперед. Никто другой не осмелился бы ступить ногой на узкую перекладину, но Дзёмё бежал так смело, будто то была не тонкая балка, а широкой проезд Первой или Второй дороги в столице» Он скосил алебардой пятерых и хотел уже поразить шестого, но тут рукоять алебарды расщепилась надвое. Тогда он отбросил прочь алебарду и обнажил меч. Окруженный врагами, он разил без промаха, то рубил мечом вкруговую, то крест-накрест, то приемом «паучьи лапы», то «стрекозиным полетом», то «мельничным колесом», и, наконец, будто рисуя в воздухе замысловатые петли «ава». В одно мгновение уложил он восьмерых человек, но, стремясь поразить девятого, нанес слишком сильный удар по шлему врага...»
В общем, теперь мы знаем, чем вдохновляется современный Болливуд. Кстати, комментарий говорит нам, что вышеприведенный отрывок — исторически первое описания боевых приемов в японской литературе.
Еще герои очень изобретательны в способах самоубийства. Я ожидала, что в «Повести» будет парад харакири, но нет, не так уж и много, народ по большей части топится или морит себя голодом. А вот еще пример редкой виртуозности: «Вложив кончик меча в рот, он прыгнул с коня вниз головой, так что меч пронзил его насквозь». Долго тренировался человек, наверное.
Но мои любимые моменты связаны с Правителем-иноком (лидером дома Тайра), который, судя по всему, был реально незаурядной личностью.
«Однажды ночью в опочивальню Правителя-инока внезапно просунулась огромная, чуть ли не во весь покой, рожа и в упор воззрилась на князя. Но Правитель-инок, ничуть не дрогнув, устремил на нее суровый взгляд, и привидение исчезло».
Еще бы! Правитель-инок был глава дома Тайра, и пока он был жив, все Минамото сидели по кустам. Это такой аналог Тайвина Ланнистера вообще. С ним происходило вообще много странного (единственная мистика во всей «Повести», кажется, связана именно с ним), но он неизбежно побеждал всякую нечисть своей чистой суровостью.
«Однажды утром Правитель-инок, встав с постели, отворил раздвижные двери, выглянул во двор, а там видимо-невидимо черепов, целая куча, с громким стуком катаются взад-вперед, верхние — вниз, нижние — вверх. Те, что с краю, катятся к середине, те, что в середине, откатываются к краям <...> Внезапно все черепа соединились в один, такой громадный, что он заполнил собой весь двор, наподобие горы высотой не меньше четырнадцати или пятнадцати дзё, и в этом огромном черепе появилось вдруг несчетное множество живых глаз — пристально, не мигая уставились они на Правителя-инока. Но Праивтель-инок и тут нисколько не оробел, а лишь грозно взглянул в ответ, и огромная голова бесследно исчезла под его взглядом».
Вы как хотите, но по-моему, это прекрасно. Я так и представляют себе такого древнеяпонского Кнорозова с классической фотки, который с укором смотрит на черепа и рожи так, что тем сразу становится неловко и они убирают, где намусорили :-)))
Еще о могуществе правителей (хотя Правителя-инока никому не уделать, разумеется):
«Император Дайго, гуляя в саду Божественного Источника, заметил на берегу цаплю. «Поймай и принеси сюда эту цаплю!» — приказал государь одному из придворных шестого ранга. «Как же ее поймать?!» — подумал тот, но, не смея ослушаться приказания, направился к цапле. Птица стояла неподвижно, сложив крылья. «По велению государя!» — сказал придворный, и цапля распласталась в поклоне. Придворный взял ее и принес. «Ты повиновалась императорскому приказу, это похвально! Жалую тебе, цапля, пятый придворный ранг! — сказал государь. — Будь же отныне царем над всеми цаплями!» — И, велев написать указ на табличке, он повесил табличку на шею цапле, после чего отпустил ее на волю».
Вот так и изобрели кольцевание птиц, замечу ;-)
Ну и напоследок — немного про шмотки (а то как в классическом японском романе — и без описания, какого цвета на ком были штаны). «Повесть о доме Тайра» в этом плане совсем не такая нажористая, как «Гэндзи», но все же одежда знатных воинов перед битвой периодически описывается, причем, судя по описаниям, они не видят особой разницы между битвой и дефиле.
«На всаднике светло-зеленый панцирь, книзу переходящий в темно-зеленый, на кафтане вышиты журавли, на голове двурогий шлем, у пояса меч с золотой насечкой и серый в яблоках конь под седлом, украшенным позолотой.»
«В тот день Ёсицунэ облачился в красный парчовый кафтан и панцирь, пластины коего скреплял шнур лилового цвета, книзу переходивший в темно-лиловый. Двурогий шлем был туго завязан под подбородком, у пояса висел меч с золотой насечкой, а под мышкой он держал красный лакированный лук.»
В общем, «Повесть о доме Тайра» — прекрасная зажигательная вещь. Возможно, по степени безумия и национального колорита она и не сравнится, скажем, с «Повестью о дупле», но зато она куда интереснее в плане событий и персонажей, и читать мне было значительно легче и веселее.