Джон Кортней Гримвуд «Последний пир»
Франция, XVIII век. Удивительная судьба ждет сироту Жан-Мари Шарль д’Эмота после случайной встречи, которая переворачивает его жизнь с ног на голову. Сегодня он – бездомный мальчишка, завтра – отважный солдат, а затем – дипломат и шпион, вращающийся в высших кругах версальского общества.
Но неистовая любовь, политические интриги и захватывающее преддверие Великой французской революции – ничто. Единственная страсть, ради которой живет Жан-Мари, – это вкус. И для того, чтобы найти совершенство, он готов на все.
«Последний банкет» — перевод подготовлен Школой Баканова для АСТ в конце лета 2013.
Отзывы читателей
Рейтинг отзыва
Strannaya_Masha, 12 мая 2017 г.
Идея этой книги в некотором роде заимствована у Патрика Зюскинда. Герой «Последнего пира» одержим поисками нового вкуса так же, как Гренуй был одержим запахами. Но между этими книгами есть очень существенная разница: «Парфюмер» — вещь умная и тонкая, тогда как «Последний пир» написан исключительно ради того, чтобы эпатировать читателя. История поисков нового вкуса начинается с поедания навозных жуков, а заканчивается... Чем бы вы думали?)) Ну, разумеется, канибализмом...
После прочтения книги у меня осталось впечатление, что автор руководствовался принципом: бумага все стерпит.
mischmisch, 31 декабря 2014 г.
Этот «антипарфюмер» (простите за столь банальное сравнение) очень сильно выручил меня в больнице в период вынужденного голодания, потому что в первую очередь это очень невкусная книга о тонкостях вкуса. И если вы не хотите знать, каковы на вкус навозные жуки или сыр из женского молока, то читать ее не советую. К счастью, роман не только об этом, а представляет из себя небезынтересную картину блеска и нищеты французской аристократии в период, предшествующий Великой французской революции. В отличие от Зюскинда, в книге нет смакования извращенных мерзостей, потому что в центре не монохромный маньяк, а вполне нормальный человек пусть и с ненормальными пристрастиями, но с сильной волей, не позволяющей ему пасть, человек эпохи Просвещения, философ, ощущающий себя мятежным зверем в клетке привычного мироустройства.
К сожалению, по художественным свойствам книга уступает произведению Зюскинда: не берусь судить, виноват в том автор или переводчик. Но в отличие от вышеназванного романа, эту книгу я буду вспоминать с теплом, ибо в ней есть свет, помогающий жить.