Роберт Ирвин «Арабский кошмар»

На грани яви и сна

11.09.2024. Арабский кошмар. Роберт Ирвин. 1983 год.

В год 1486 молодой англичанин Бэльян ступил на землю загадочного Каира. Этот город, пропитанный ароматами пряностей и окутанный дымкой таинственности, встретил его калейдоскопом красок, звуков и ощущений, столь чуждых европейскому взору. Бэльян оказался в лабиринте узких улочек и величественных мечетей, где реальность переплеталась с фантазией, а истина скрывалась за семью печатями. В этом мистическом водовороте он встречает удивительных персонажей: мудрецов, чьи глаза хранят мудрость веков; дервишей, танцующих на грани миров; торговцев, предлагающих товары из далеких земель. Каждая встреча, каждый разговор погружает его глубже в пучину неизведанного, где грань между явью и сновидением становится все более зыбкой. Бэльян больше не уверен, спит ли он или бодрствует, являются ли его приключения плодом воображения или же он действительно прикоснулся к чему-то, находящемуся за пределами обыденного понимания. Так, балансируя на тонкой грани между двумя мирами, начинается путешествие в глубины человеческого сознания и в сердце древней арабской культуры, где каждый поворот судьбы может привести либо к просветлению, либо к безумию.

«Арабский кошмар» Роберта Ирвина уникальный литературный эксперимент, балансирующий на грани между явью и сном, реальностью и фантазией. Роман не столько романтизирует Восток, сколько деконструирует сами представления о нем. Автор играет с ожиданиями читателя, используя и одновременно подрывая устоявшиеся клише о «таинственном Востоке». Книга явно перекликается с «Тысячей и одной ночью» и «Рукописью, найденной в Сарагосе», заимствуя их структуру «рассказа в рассказе» и атмосферу волшебства, но при этом добавляет яркие мазки постмодернизма. Ирвин мастерски использует такое устройство своего произведения, где каждая новая история может оказаться сном или галлюцинацией, а может содержать ключ к пониманию всего повествования.

Язык романа богат и образен, насыщен метафорами и аллюзиями. Автор демонстрирует глубокое знание арабской культуры и истории, умело вплетая в повествование элементы фольклора, мифологии и философии Востока. Это делает книгу не только увлекательным чтением, но и своеобразным путеводителем по средневековому исламскому миру. Ирвин демонстрирует высокий уровень писательского мастерства, создавая сложный и многослойный текст. Автор умело жонглирует различными литературными приемами, создавая текст, который можно перечитывать многократно, каждый раз открывая новые грани и смыслы. Однако «Арабский кошмар» — не легкое чтение. Нелинейная структура повествования, постоянные переходы между реальностью и сном, а также обилие арабских терминов, концепций и культурных отсылок могут затруднить восприятие. Роман требует внимательного чтения, высокой концентрации и готовности к сложному, неоднозначному тексту. Произведение заставляет думать, анализировать и интерпретировать происходящее. Это не просто развлекательное чтение, а настоящий интеллектуальный лабиринт, требующий активного участия в расшифровке смыслов и символов. Книга поднимает глубокие философские вопросы о природе реальности, сознания и культурной идентичности. Помимо этого, Ирвин обращается к широкому спектру источников: от средневековых арабских трактатов и европейских путевых заметок до современной литературы и философии. Здесь можно найти отсылки к работам аль-Газали, Ибн Араби и других исламских мыслителей. Ирвин также включает элементы суфийской мистики и алхимии. Кроме того, в тексте присутствуют отсылки на европейскую литературу, от Шекспира до Джойса.

Роберт Ирвин мастерски создает захватывающую и сюрреалистическую атмосферу средневекового Каира. При чтении легко погрузится в мир, где реальность переплетается со сновидениями, а обыденное соседствует с мистическим. Автор умело использует детали, звуки, запахи и образы, чтобы воссоздать живой и дышащий город, полный тайн и загадок. Стоит отметить и оригинальность сюжета. «Арабский кошмар» представляет собой необычное сочетание исторического романа, фэнтези и философской притчи. Так что книга подойдет читателям, ищущим нестандартные литературные произведения. Стоит быть готовым к тому, что некоторые сцены и темы в книге могут показаться шокирующими или неприемлемыми для отдельных читателей. Ирвин не избегает описания жестокости, сексуальности и других табуированных тем, что может вызвать дискомфорт у более чувствительной аудитории.

Кроме того, стоит отметить, что сложность и многослойность текста Ирвина создают значительные трудности для перевода. Это может привести к потере некоторых нюансов и смыслов в переводных версиях (как уже происходило с «Алисой в стране чудес»), что может повлиять на восприятие книги читателями, не владеющими английским языком.

«Арабский кошмар» — это произведение, которое может как очаровать, так и оттолкнуть. Но для тех, кто готов принять его правила игры, оно предлагает уникальный и незабываемый литературный опыт. 8 из 10.

Тягучая завораживающая книга в которой сон и явь слились воедино...

Автор погружает нас в таинственный мир средневекового Каира, в атмосферу городских легенд и тайн... Порой очень развратных и откровенных.

Странное ощущение она вызывает одновременно и отталкивает и притягивает... Хочется отложить ее в сторону и забыть, и одновременно вернуться и перечитать некоторые легенды...

Но самую лучшую рецензию на книгу дал великолепный сэр Шурф Лонли-Локли «Эта книга наверняка написана каким-нибудь великим Магистром, Макс, помяни мое слово! Слишком уж много совпадений...»

Итог — очень специфическая книга, на любителя.

Мда. Соглашусь с выражением «жонглирование в пустоте». Причём и приёмы-то вроде интересные применяются, начиная хотя бы с места, где персонажи неожиданно сталкиваются с рассказчиком, ведущим повествование, который в свой черёд является персонажем (и составителем «1000+1 ночи»)... Но, по большей части, остаётся лишь вопрос «зачем я это прочитал?»

Вспомнил одну из причин, почему добавлял книгу в список на прочтение: упоминалась в уважительном ключе в отличной повести «Наследство для Лонли-Локли» Макса Фрая. Ну и, собственно, некоторые мотивы оказались узнаваемы по циклу о сэре Максе: мистические двойники и тени, обучение во сне... Только вот то, что у Фрая получалось вкусно и симпатично, у Ирвина выглядит запутанно и словно бы нарочито максимально тягомотно и неприятно для читателя.

Да и тот же «Хазарский словарь» Павича, с которым, по нелинейной структуре повествования, в свою очередь, сравнивают «Кошмар», поприятнее читался.

Впрочем, в последней трети текста, когда начинает рассказываться сказка о противостоянии христианина и Иблиса, становится поинтереснее и пободрее. И наконец-то постмодернистские хохмочки автора местами играют на руку читателю («промотка» длинных частей). Пожалуй, только это спасло для меня вещь...

Вычурный язык и опасное смешение стилизованных арабских сказаний с английским юмором. Странный роман, построенный из иллюзий, накладывающихся одна на другую. Очень много не секса, но любовных утех и безумных игрищ, описанных подробно и экзотично.

Привлекательна тема средневекового арабского мира, но она лишь ширма для литературных экспериментов и иносказаний. Отдельно добавил бал за Интерлюдии о говорящей обезьяне — увлекательная и смешная сказка, поданная в более доступной манере, чем всё остальное, без сомнения лучшая часть книги. Я отчаянно прошу Вас не верить аннотации русского издания, которая сравнивает сие произведение с «Именем розы» Умберто Эко — на мой взгляд более разрозненно, чуть менее интеллектуально, не так интересно и совсем без детективной составляющей.

Начать, наверное, следует с того, что данный роман практически не имеет сюжета за счёт излишней перегруженности событийного ряда. Читатель, открывший первую главу, которая имеет довольно интересную завязку, столкнётся в дальнейшем с нагромождением совершенно несвязанных между собой коллизий и поворотов, которые стилистически обыгрывают сказочный ориентализм «1001 ночи». Основной художественный приём, который ярче всего себя проявляет уже в последних главах, это — принцип матрёшки (китайских шаров и т.п.), когда излагаемая история содержит в себе ещё одну историю, которая также содержит в себе какой-то рассказ и т.д. вплоть до бесконечности... Такая витиеватость нарочито запутывает читателя (что несомненно является отличительным признаком литературы пост-модернизма), и до конца это произведение дочитывают, я думаю, только самые пытливые.

В качестве основной идеи же здесь выступает важный философский вопрос, который является до сих пор актуальным спустя целые эпохи (действите происходит в XV веке н.э.) — что же такое сон и какое место он занимает в жизни людей? И та повествовательная форма, которую избрал Ирвин, удивительным образом создаёт ощущение амбивалентности в отношении реальности и царства грёз и их возможной равнозначности с точки зрения бытия. Иногда автор даже открыто смещает степень значимости в сторону мира сна — Алям аль-Миталя.

Отдельно стоит обратить внимание на работу переводчика — Виктора Когана — который также переводил «Голый завтрак» У.С. Берроуза. Сохранена гипнотическая структура повествования, не перегруженная сложными предложениями, но не теряющая при этом своей ориентальной организации и восточной красоты слога.

Итог: читать будет интересно ДАЛЕКО НЕ ВСЕМ и даже любителям такого магического реализма. Однако, есть в этой книге та очаровательная гапнагогика, которая обволакивает во время чтения, наподобие экзотических сказок на ночь...

P.S.: «Арабский кошмар» впервые был опубликован в 1983 году, а значит, можно предположить, что великий режиссёр Девид Кроненберг был с ним хорошо знаком, когда писал сценарий «Голого завтрака». Сам фильм был снят не столько по книге, сколько по биографии самого Берроуза, включающей в себя как раз художественные элементы дереализации и искажения пространства с восточной колористикой, раскрытые Робертом Ирвином.

Почему: знаковый постмодернистский роман от специалиста по арабскому Средневековью

В итоге: в «Арабском кошмаре», как и в «Спи» Пелевина, герой, шпион-паломник, незаметно дрейфует от сна к реальности и обратно, без каких-либо стыков.

Колоритный, далеко не глянцево-сказочный, Каир пятнадцатого века. Нюансы средневековой политики, пересекающиеся интересы Англии, венецианской республики, османов и египетских мамлюков.

Отлично написанная, но пустая вещь.

Три сотни страниц бессмысленно кружить по Каиру, чтобы на последней паре страниц рассказать про мировой заговор мистиков и обосновать появление сказок «Тысяча и одна ночь».

За что спасибо роману:

* почитал про версии истории создания «1001 ночи» и про переводы на европейские языки. Сейчас будет шок-контент: вы не поверите, но две самые известные истории («Али-баба и сорок разбойников» и «Волшебная лампа Аладдина«не являются частью «Тысячи и одной ночи». просто кто-то из европейских переводчиков включил эти истории в цикл. На Востоке и не знают, что Али-Баба и Аладдин — это из «1000 и 1 ночи». Кстати, даже «Путешествия Синдбада» — достаточно поздние добавления к циклу, хоть и входят в него.

* Перечитал уникальную историю мамлюков — от захвата власти до эпичной финальной резни. Предельный случай гвардейского переворота.

* Посмотрел карту средневекового Каира. Теперь наглядно знаком с его топологией.

Резюмируя — ожидал от романа большего. Признаю важность романа для культуры, но безусловно рекомендовать не могу даже любителям ориентальной витиеватости.

«Сон про не сон» — то впечатление, которое осталось от книги. И оно почти за год не изменилось. Запутанная, непонятная история в экзотическом антураже. Накручивание слоев кошмара одного на другой, но вот только в них запутываешься почти сразу и очень быстро перестаешь понимать, что хотел донести до читателя автор. И в конце это так и не проясняется.

Атмосферой чем-то напоминает не только арабские сказки, но и японскую «Паприку». Видимо общим безумием.

В общем, скорее не понравилось, хотя нельзя сказать, что книга плохая. Просто это явно не моя история.

Очень непростая книга. И структурно, и по общему впечатлению от чтения. Автор выстраивает причудливые схемы, узоры из вложенных друг в друга историй и сновидений. Подобно тому как персонажи тысячи и одной ночи сами рассказывают истории о рассказчиках, так здесь героям снится, что они спят и видят сны. Убаюканный магией снов загадочного Каира, главный герой понемногу теряет ощущение реальности, как, впрочем, и читатель. Вычурные фракталы снов-в-снах, фантасмагорическое нагромождение невероятных происшествий и историй напрочь выбивает почву из-под ног. Если поначалу за невроятно атмосферной, насыщенной декорацией таинственного Востока стояла история, что развивалась по довольно запутанным, но всё же понятным правилам, то ближе к концу повествования логика пасует. Остаётся только попытаться почувствовать роман, поймать правильное настроение. Получается это не просто и далеко не сразу.

На мой взгляд, книга заслуживает внимания, хоть и рассчитана не на всякого читателя. В плюс автору несомненно идёт многое — и идея об Арабском кошмаре, и образы Кошачьего Отца, Вейна и Сатиха, и, что самое главное, прекрасно выписанный Город, который по-моему и является подлинным героем повествования. Но ближе к концу Ирвин, как по мне, заигрался со всей этой красотой, и историю Бэльяна — номинальную главную сюжетную линию — внятно так и не завершил. А потому оценка 8.

Если честно — какая-то муть. Ирвин пережёвывает, и пережёвывает, и пережёвывает, и пережёвывает, и пережёвывает, и пере... и так весь роман. Вот герой спит, и пережёвывает, и спит, и ему снится, и пережёвывает, и снится, и кровь течёт, и пережёвывает, и тот плохой, и этот плохой, но он не плохой, а просто снится, это сон во сне, и пережёвывает, и спит, и снова спит, и рассказывает историю, но не заканчивает её, потому что засыпает, но он уже спит, и пережёвывает, и пережёвывает, и не заканчивает, и спит, и кровь снова льётся, и снова льётся, и пережёвывает, и спит. В общем, не книга, а колыбельная.

Вдумчивый медовый рассказ-вариация на благодатную тему перетекания снов в реальность и наоборот на восточном условно средневековом материале человека, заболевшего «Книгой тысячи и одной ночи». Доведется ли когда-нибудь прочесть роман о средневековом арабском Востоке без магического реализма, ориентальных переусложнений, витиеватости? Центром композиции «Арабского кошмара» являются главы с рассказом о загадке, в котором из одной сказки вытекает другая, герои путаются, шкатулка открывается и так до бесконечности: не лишним нарисовать на бумаге ход и перетекание сюжетной канвы в виде схемы. Достаточно простая концовка. При всех достоинствах Ирвина как рассказчика «Кошмар» очевидное жонглирование в пустоте, ловкостть рук и мало чего большего. 13 глава( диалог героя с христианским монахом ) превосходна. Абсолютный аналог «Синайскому гобелену» Уитмора с той лишь разницей, что у Ирвина действо происходит в рамках условно средневекового Каира. Читал не без удовольствия , а по факту как будто халвы переел.

P.S. Сравнение с «Именем Розы» некорректно. Книга Эко — крепкий детектив с тщательно прописанным историческим фоном и культурным контекстом, внятным этическим посылом. «Арабский кошмар» — с малозначащим сюжетом игрушка-развлечение, пестрая и забавная, ближе к Павичу

Роман живо напомнил мир сказок «1000 и 1 ночи». Красивое цветистое повествование затягивает — получается будто смотришь яркий сон, где одно повествование накладывается на другое.

Книга совсем непроста для восприятия, но очень интересна. Образы очень рельефны, хотя (как бы правильно сформулировать) будто вышли из снов.

Великолепная фантасмагория, которой ощутим пряный привкус арабского Востока, восточная нега и истома, постепенно растворяющая и подчиняющая себе европейского человека.

Англичанин Бэльян, прибывший в Каир с тайной миссией, инфицируется странной болезнью под названием «арабский кошмар». Сны полностью смешиваются с реальностью, перетекают один в другой, подчиняют себе героев романа. Но «арабский кошмар» — не только название странной и магической болезни. «Арабским кошмаром» представляется для европейского сознания вообще вся цивилизация Востока: мистические секты, суфии, дервиши, ассасины, гаремы, евнухи действительно способны свести с ума, полностью изменить и подчинить сознание.

Р. Ирвин — сам прекрасный знаток арабской цивилизации и европейской культурной традиции. В его романе мотивы «Тысяча и одной ночи» прекрасно уживается с темами «Рукописи, найденной в Сарагосе», европейская культурная традиция причудливо переплетается с арабской. В результате получается великолепный, изысканный роман.

Очень большое впечатление произвёл роман. Вначале очень тяжко читается, но затем буквально затягивает, до самых последних страниц. Бунюэлю бы очень подошёл роман в качестве основы для фильма.