Томас Пинчон «Край навылет»

Помимо прочего (Пинчон — мой любимый автор, гений, гуру, всезнайка, лучший из ныне живущих писателей) эта книга — литературная диковинка. Предтеча киберпанка написал отличный ПОСТкиберпанковский роман. В нем есть все признаки классики жанра — подонки общества и трикстеры-маргиналы сражаются с трансмегакорпорациями, виртуальная реальность и связь как определяющие мир структуры, тотальная власть попкультуры, избыток информации по ширине ленты. А ПОСТ — это жесткопохмельное понимание того, что никакого киберрая не будет, карнавал закончился быстро и возобновился старый-добрый исторический материализм со всей его диалектикой, борьбой и трагедиями, подчас не дарящими никакого катарсиса.

Это еще и роман уникального автора. Пинчон — из самой-пресамой аристократической семьи, хоть и не всемогущей, кондовый ВАСП, и при этом не расист, не социал-шовинист, не юберменш, а напротив — левак-подпольщик, всю жизнь сражающийся в меру своих гигантских сил с мифом 20, а теперь еще и 21 века. Написал еврейский роман, от которого и Сол Беллоу с Филипом Ротом бы не открестились, с полным проникновением в нацкультуру. Плюс с хорошими русскими среди главных персонажей, которые слушают ДДТ и Децла.

Это и настоящий исторический роман. Благодаря скорости современной жизни книга, рассказывающая о событиях двеннадцатилетней давности, вполне себе история. У Пинчона я никаких анахронизмов не заметил.

Ну и конечно бездна глубоких идей и житейских наблюдений. С ними лучше самому знакомиться и переваривать, но вот например. Эрни, отец главной героини Максин, говорит, что раз Интернет — детище американского ВПК эпохи «холодной войны», то в самой его сути заложена жажда гибели всего человечества, а по поводу цифрового рая повторяет пророчество Шигалева из «Бесов» Достоевского — начали с абсолютной свободы и придем к абсолютному рабству.

Единственное мое но к этому роману-собору. Бытие определяет сознание, а потому Пинчон — истый американец. Он не верит в массу, ее энергию, ее историческое творчество. Масса у него в романе либо празднует, либо пасется на пажитях, либо трепещет в ужасе перед Страшным судом истории. Все решают маргиналы, фрики, герои и диверсанты. Пинчон за личностный рост, за индивидуальное преобразование отдельных пионеров будущего, которые и поведут вперед аморфное большинство. Я же больше склоняюсь к истине «Интернационала» — «никто не даст нам избавленья, не бог, не царь и не герой». И еще эта вера и надежда на семейные ценности. Типа, ячейка общества спасет нацию. Но видно же, что «поздний капитализм», который Пинчон и его герои костерят на каждой второй странице книги, семью пожирает на раз. Берет и прокручивает ее на фарш, заменяет на собственные, удобные для своих целей, конструкты. Ми ту, чтоб их.

Не согласен я с аннотацией в том, что легкость книги обманчива. Нет, роман и впрямь самый легкий для восприятия. Все мысли разжеваны, сюжет — крепкий политический и экономический детектив. Написано виртуозно, но после двадцатой страницы кажется, что только так и нужно писать книги. Пинчон — великий мастер прозы и хорошо встраивает читателя в свой мир.

Хотелось еще немного поругать Максима Немцова за мелкие толмаческие закидоны, вроде склонения слова «крав-мага» (а крав-мага, как и дзюдо, самбо и казахша куреш не склоняется. За такое можно и с ноги получить от адептов)), но он столько сделал как культуртрегер, как продвигатель моего любимого Пинчона в России, что нет, не буду. Пусть все косяки останутся на его совести.

Книгу эту могу смело советовать тем, кто Пинчона не читал, но желает ознакомиться. Очень хорошее вступление в мир его бескрайней фантазии и гениальности.

Как и во «Врождённом пороке», с которым я, надо отметить, знаком только по экранизации, книга вращается вокруг сомнительной легальности следователя, который случайно наталкивается на загадку, которая к середине повествования, после нескончаемых рандеву с яркими, характеризующими описываемую эпоху с разных сторон, персонажами, запутывается в тугой, не развязывающийся до самого финала клубок конспирологии и паранойи, зато по крайней мере конфликты в личной жизни главного героя получают удовлетворительное разрешение. Только здесь в центре внимания не Филип Марлоу мира укурков начала семидесятых, а потерявшая лицензию аудитор Максин Тарноу – мать-не-совсем-одиночка мальчика и ещё одного мальчика, умеренная левачка, еврейка и просто красавица.

По результатам, я не до конца настроился с Пинчоном на одну волну, и не уверен, что выбрал для этого правильный старт, так как то, что роман повествует о времени, которое я помню, оказалось мнимым преимуществом, едва ли помогавшим ориентироваться в тёмных водах поп-культурных отсылок ко всему подряд – от планетарно известных феноменов вроде Дженифер Энистон до чисто американских диковинок вроде слабоалкогольного напитка «Zima» (тем более, что Пинчон подливал масла в огонь читательского замешательства, мешая с малоизвестными реалиями свои выдумки вроде байопика Чехова с Нортоном или хип-хоп хит-мэйкеров «Nazi vegetable»), и уж сосем никак – в десятках тех самых ярких персонажей, без всякой системы появлявшихся и исчезавших со страниц романа.

Впрочем, даже при всех трудностях, чтение дарит удовольствие. Хотя по выверенности сюжетной структуры роману не сравниться с жанровой литературой, на более мелком уровне у него очень приятное флоу. Приятный, редко заходящий на территорию неуместного стёба, и как правило доступный юмор(каламбуры в наличии!!!), извилистые, но не путанные предложения. И после 11 сентября – наверно, прозвучит странно, – мне показалось, роман меняется к лучшему. Становится более сфокусированным – буря и натиск побочных сюжетных линий на время стихает – и постепенно движется к на удивление светлому финалу, в котором Максин переполняется надеждой, что у её сыновей получится лучше неё разобраться в этом новом дивном мире.

Возможно, при чтении не хватило сосредоточенности, интереса к забытым деталям культурных процессов пятнадцатилетней давности. Но кричать о переоценённости литератора Пинчона на площадях не захотелось, и уже это внушает оптимизм.