Джин Вулф «Покой»

Я оптимист.

Каждый раз, когда я берусь читать очередной мозголомный роман, я надеюсь, что смогу понять хоть что-то, или хотя бы получу удовольствие в процессе чтения. Я не филолог и не литературовед, у меня небольшой опыт в чтении больших и сложных романов и недостаточно терпения, чтобы корпеть над книгой и тщательно обдумывать каждое слово. Но я в своё время прочитал, к примеру, «Радугу тяготения» Пинчона, «Дом листьев» Данилевского и «Если однажды зимней ночью путник» Кальвино, и что-то в них понял. Поэтому в данном отзыве я расскажу о впечатлениях от «Покоя» Джина Вулфа с позиции, так сказать, обычного, среднестатистического читателя, без захода в глубокую аналитику и литературоведческие дебри.

Соблазнили на покупку книги меня следующие слова Нила Геймана: «Peace really was a gentle Midwestern memoir the first time I read it. It only became a horror novel on the second or the third reading». Приблизительный перевод: «Когда я читал «Покой» в первый раз, это был спокойный среднезападный биографический роман. Он стал романом ужасов только при втором или третьем прочтении». Я уже сталкивался с подобным подходом к повествованию в фильме «Думаю, как всё закончить». Во время первого просмотра это была история о странном и не совсем удачном свидании, а в следующий раз кино превратилось в экзистенциальную драму об одиноком старике. Ожидая от «Покоя» чего-то похожего, я приступил к чтению.

Джин Вулф рассказывает нам историю Олдена Денниса Вира через его воспоминания. Рассказывает очень хаотично, дрейфуя по реке памяти то в одной направлении, то в другом. Общий смысл этой истории постоянно от меня ускользал, скрываясь за обилием деталей, описаниями домов и расположением комнат в них, а также прячась среди воспоминаний, сказок и легенд, которые Олден когда-то слышал, и элементы которых перекликаются с его жизнью. Автор постоянно раскидывал намёки, подсказки и ключи к пониманию происходящего, а я постоянно боялся, что упустил нечто важное.

Впрочем, если вы опасаетесь, что вообще ничего не поймёте, то напрасно. Первый пласт повествования считывается очень легко, несмотря на хаотичность воспоминаний главного героя и вкрапления дополнительных историй. Это жизнь Олдена Вира, точнее её самые яркие моменты, к которым он любит мысленно возвращаться. Рождество с дедушкой в детстве, жизнь с тётей в раннем подростковом возрасте, влюблённость, работа… Чтобы погрузиться глубже стоит прочитать книгу ещё пару раз, а так же не лишним будет делать пометки по ходу чтения. Например, я бы рекомендовал начертить временную линию, дабы проследить события по годам и обратить внимание на лакуны, а также стоит нарисовать схемку взаимоотношений персонажей и приложить к ней сюжеты всех дополнительных историй. Кстати, большое спасибо Наталии Осояну за отличный перевод со сносками и передачей аллитераций. Благодаря этому всему я понял гораздо больше, чем, если бы читал книгу в оригинале.

Позже я обязательно книгу перечитаю, поэтому ниже под первым спойлером перечислю основные выводы, к которым пришёл во время первого прочтения.

А под вторым спойлером перечислю некоторые вопросы и моменты, на которые хочу обратить внимание при следующем прочтении. Дабы не забыть.

В целом, «Покой» впечатляет. Очевидно, что я не такой умный, как Джин Вулф, и до конца его роман понять не смогу. Но какую-то картину сюжета я уже выстроил, и надеюсь добавлять к ней деталей при каждом следующем прочтении. Как я уже сказал ранее…

Я оптимист.

«О небольшом текстологическом открытии,

или в дополнение к общеизвестной интерпретации одного (не)загадочного романа Джина Вулфа»

Перед изложением заявленного «небольшого текстологического открытия» сразу укажу, что буду стараться наиболее спойлерные суждения прятать под, собственно, спойлером. Но, смотря на последние отзывы на роман и вообще на специфику комментирования таинственного «Покоя» с целью рассечь вуаль таинственности, понимаю, что всего сокрытого не сокроешь.

Даже если не верны герменевтические изыскания FixedGrin (и не только), связывающие «Покой» и «Пятую голову Цербера» в единую книжную вселенную, то иного рода сходства и взаимозависимость между двумя книгами Джина Вулфа сохраняется (как, например, здесь: https://mbc1955.wordpress.com/2017/07/23/a-lycanthrope-in-wolfes-clothing-gene-wolfes-peace/). Они будто два близнеца, имеющих одно начало, общие родовые пятна, но и взаимную противоположность друг другу. С одной стороны, со стороны подобия, и там, и там — странные истории странных семей на фоне (квази)американского Юга. С другой стороны, со стороны противопоставлений и переворачиваний, если жанровая классификация «Пятой головы...» достаточно прозрачно обнаруживается в аббревиатуре НФ, то «Покой» подходит под квалификацию интеллектуального хоррора

. Возвращаясь к сходствам, оба романы сконструированы при помощи изящного стилистического постмодернизма, с использованием повествовательной фрагментации и с включением разных жанров и способов письма, например, транскрипции магнитофонных записей или вставкой эпистолярных отрывков. Но главное различие, взаимообратное для «Покоя» и «Пятой головы», заключается в традиции их понимания, в истории интерпретаций.

Насколько я заметил по немногочисленным отечественным и чуть менее малочисленным зарубежным комментирующим текстам, отзывам и эссе, для романа «Покой» вполне сложилась некая общая колея с осмыслением сюжета и основного замысла произведения, тогда как основные дискуссии и вопросы сохраняются в отношение деталей

. А вот с «Пятой головой Цербера» все обстоит (как мне кажется) наоборот: к деталям (почти) нет вопросов, сами по себе они не объяты ореолом тайны, а вот загадочность романной конструкции в целом, отсутствие той самой единой, более-менее конвенциональной интерпретации, остается (ее я попытался, как хочется думать, изящно решить при помощи Платона, но переводчик «Пятой головы...» со мной согласен далеко не во всем: https://fantlab.ru/work36518?sort=date#response478881). И, переходя наконец к тому самому «текстологическому открытию», я не сделаю чего-то переворачивающего наши представления о «Покое» . Наоборот, сказанное мной скорее дополнит и подтвердит общеизвестное.

Итак, вот отрывок из романа Вулфа, якобы подсмотренный Олденом Виром в

:

«Там на столе лежало несколько томов, и я взял один. Это оказались

, и, открыв фолиант где-то посередине, я узнал, что сведущий человек может при желании – хоть это и смертный грех – вызвать демона или ангела, «и вера для этого без надобности, ибо тот, кто поступит по наущению, испустит дух – истинно он верует или нет, все едино». И что ангелы – это, вопреки привычным изображениям, не мужчины и женщины, у которых лопатки прорастают крыльями, а скорее некие крылатые существа с детскими ликами; их крылья оканчиваются кистями рук таким образом, что в сложенном виде ладони соединяются в молитве. Что Рай (по рассказам призванных ангелов) – это край холмов и террасных садов, моря там холодные, голубые, и вода в них пресная; что он имеет форму ангела – точнее, многих ангелов, ибо (как и Ад) Рай повторяется, всегда разный и всегда один и тот же, ведь каждый ангельский Парадиз совершенен и уникален; и что различные ангельские Парадизы соприкасаются ступнями и кончиками крыльев, вследствие чего ангелы могут перемещаться из одного в другой.

Ад же, в свою очередь, край болот, испепеленных равнин, сожженных городов, недужных борделей, непролазных лесов и звериных логовищ; и нет двух демонов, схожих очертаниями и видом, у одних конечности в избытке, у других наоборот, у третьих расположены не там, где надо, или вместо человечьей головы звериная, или у них нет лиц, или лица их подобны тем, кто давно умер, а то и тем, кого они ненавидят, отчего им противно собственное отражение в зеркале. При этом все демоны считают себя красивыми и – по крайней мере, по сравнению с кем-то другим – хорошими. А если убийца и жертва были злыми, после смерти они становятся единым демоном»

На первый взгляд, обратить внимание в связи с этой цитатой стоит не на ее контент, а скорее на общий контекст описанного в главе и на те заглавия, откуда она, собственно (якобы), изъята.

. Но что, если я покажу, что эта цитата имеет вполне реальный, не выдуманный литературный источник? Далее, приводя слишком похожую для обычного совпадения аналогичную цитату, сразу скажу, что схитрю, используя :

Оба отрывка содержат упоминания того, что:

и т. д. Отдельный интерес представляют указания на — это может быть подтверждением того, что Олден описывает далеко не только воспоминания. Не менее важно и то, что не упоминает Вулф в псевдоцитате, имеющей, как я стараюсь показать, реальные истоки: .

Более того, представляется, что отсылки на

инкрустированы в другие эпизоды «Покоя». Например, в те строчки, где присутствуют намеки на :

«Я иногда думал, что летом деревья такие тихие, поскольку испытывают подобие экстаза; именно зимой, когда, по словам биологов, природа спит, они на самом деле бодрствуют – ведь солнца нет, и они словно наркоманы без наркотика, которые спят тревожным сном и часто просыпаются, бродят по темным коридорам лесов в поисках солнца»

«Думал ли я, что это свет из печи, проникающий сквозь слюдяное окошко, или что кто-то оставил непогашенную лампу, или солнце светит в восточное окно – не забывайте, я был твердо убежден, что наступило утро, – теперь и сам не знаю; вероятно, я не стал тратить время на размышления. Я открыл дверь... и тут же ласковый желтый свет – нежный, как двухдневный цыпленок, как цветок одуванчика, и куда более яркий – хлынул наружу, и я с изумлением увидел, что все свечи на рождественской елке горят, каждая вытянулась по струнке на конце ветки, словно увенчанный пламенем белый призрак»

«Были на той ферме луга и леса, поля для пахоты и поля для сена – что только не придумаешь, и к тому же земля была богатая на загляденье; но также попадались каменистые участки, и лощины среди зарослей, куда из года в год не проникал ни единый лучик солнца»

«У Джека на языке вертелись слова, дескать, есть у него Молли, и он здесь останется любой ценой, пока не засияет солнце, потому что очень ее любит, но он и пикнуть не успел, как банши вцепилась ему в глотку и завопила»

«Третий поклонник впечатлил меня сильнее прочих: страну, откуда он был родом, иной раз можно увидеть летним днем в вышине – там, где с необоримой безмятежностью плывут над нашими тенистыми, сумеречными низинами летающие острова, словно лебеди рассекая белоснежной грудью поверхность пруда и не задумываясь ни на миг о червях и улитках, которые копошатся в грязи внизу. Он без затруднений добрался до острова с башней принцессы, и его прибытие оказалось самым грандиозным из всех, ибо он приземлился на крыше с почетным караулом из духов воздуха: те из них, кто находился ближе всего к нему, были едва различимы, как призраки, и походили на мужчин и женщин, уродливых, прекрасных и странных; одни с длинными развевающимися бородами, другие в фантастических одеждах, а третьи зависли в отдалении крылатыми ангелоподобными силуэтами на фоне яркого солнца. Принцесса была с третьим женихом самой строгой, заставляла его выполнять всевозможную черную работу в башне, чистить рыбу и мыть посуду, опорожнять помойные ведра и даже полировать сапоги своих слуг; однако когда король-отец спросил, что с ним сталось, она ответила лишь одно: «Его королевство было слишком нематериальным для меня – там ничего нет, кроме пустоты и стонущих ветров»»

«Он поднял голову и посмотрел в окно, словно призывая солнце в свидетели своих слов»

Первая приведенная цитат, наверное, самая примечательная в отношение

. Или возьмем (не совсем) завершение непрочитанной до конца маленьким Деном сказки о принцессе и трех поклонниках. . А теперь посмотрите, как принцесса обращается с принцем из некой нематериальной небесной страны и как в итоге отказывается от брачных уз с ним (опять же, мы точно не знаем, какой финал у этой сказки и есть ли он вообще). И все остальное приведенные отрывки постольку-поскольку намекают или порой прямо говорят об .

Но хватит цитат и сравнений. Перейду к заключению. Повторюсь, не думаю, что мое случайное открытие (

) показывает «Покой» Джина Вулфа в совершенно иной плоскости или продуцирует небывало новую интерпретацию романных событий. Общая повествовательная канва, «изнаночный» сюжет и главная интрига не представляют собой тайны за семью печатями. Другое дело, что далеко не все отсылки, детали, аккурат расположенные смысловые нюансы и загадки второго порядка найдены и однозначно решены. Могут ли они быть расшифрованы все до единого и однозначно поняты — еще один нерешенный вопрос. Но, порой, когда нам удается случайно-удачно разыскивать ответы на малые вопрошания, свет истинности проливается из одного локального участка текста на многие другие, переводя известное нам абстрактное понимание романа в более конкретное и полноценное. Например, .

Разумеется, загадки остались. Уверен, что у последующих читателей получится найти ответы и на них. Поэтому, вперед, к «Покою«!

PS. В приведенном материале с некоторой иронией перечитывается вот такой, казалось бы, хвалебный и в чем-то пафосный комментарий к этому роману Вулфа:

«Say there was—heaven forbid!—a fire. Some embittered bibliothecary, some mad miscreant has set a spark, and I watch weeping as it swiftly grows beyond my capacity to combat. There is nothing to do but, in the few fleeting moments before this treasure trove is turned to cinder, grab a few works from off the shelves, to preserve some tiny portion of this vast catalog for humanity’s erudition and my own personal enjoyment.

What do I save? Not Lovecraft, whose existential ennui, tentacled horrors, and anti-Semitism would have no respite from the flames. Robert E. Howard and Fritz Leiber, I am sad to say, would go in the same direction—future generations would have to labor without their pulpy goodness. Poe would get a moment’s consideration, but not more than that. T.H. White, Tim Powers, and Martin himself I would consign, sadly and with regret, to the rising inferno. Murakami I would pass over without a glance. Le Guin, to the misfortune of the coming age, would remain on the shelves. King’s vast oeuvre would pass into oblivion. Grimacing, horrified, weeping and embittered, I would allow Borges’ great treasure trove of wit and wisdom to pass into ashes. I would let Gaiman go up in flames, I would ignore Tolkien, Dunsany, Delany, Heinlein, Dick, and Zelazny. I would sprint, burnt-handed, from this literary cenotaph carrying Gene Wolfe’s Peace, and afterward I would commend myself for such swiftness of thought» (https://reactormag.com/the-mysteries-of-gene-wolfes-peace-and-why-they-keep-me-up-at-night/ ).

Как я старался показать выше, без того же

лучше понять «Покой» Джин Вулфа у меня не получилось бы. Поэтому спасать надо все книги, а не только «самые-самые».

Я честно и внимательно прочитал этот роман два раза с небольшим перерывом между прочтениями и получил оба раза удовольствие от текста.

А теперь попробую объяснить. Я не сторонник выискивания в этом тексте сложных параллелей с «Фаустом» Гёте, я не ищу в фамилии Вир (Weer) отсылок к вервольфам (werewolf), хотя, безусловно, такие фамилии, как Голд, или Смарт, используются Вулфом неспроста. Конечно, роман хорош и в том числе тем, что существует множество трактовок происходящих в нём событий, многим их этих трактовок посвящены написанные эссе, статьи и пр. Всё это интересно, для меня роман является, пожалуй, лучшим из прочитанного из новинок (роман 1975 года!) в 2023 году.

То, как пишет Вулф, его слог, эрудиция, изобретательность, а куда без неё, ведь множество историй, сказок, легенд, вставленных в роман, самым прямым образом воплощаются так или иначе в жизни Вира, и внимательный читатель заметит это без особого труда.

В этом романе много всего переплетается в причудливый узор повествования, Вулф чуть ли не прямым текстом говорит в романе, что воспоминания по большей части являют собой вымысел и имеют очень мало общего с реальностью. А что этот роман представляет собой, если не воспоминания? Вулф блестяще показал нам, как на самом деле работают наши воспоминания, что-то мы помним исключительно точно, а что-то додумываем, если не придумываем.

Другой аспект, на который я бы хотел обратить внимание, это книги мистера Голда и таких, как он. Книги проникают в нашу жизнь гораздо более серьёзным образом, чем принято считать, по Вулфу, многие произведения искусства, в том числе и книги, написанные такими «шарлатанами», как мистер Голд, со временем становятся подлинными шедеврами, неприкосновенными и не подлежащими сомнению. Более того, вымысел в этих книгах находит воплощение в реальной жизни. Отсюда и ссылки на великого Лавкрафта, а что любил делать Вир? Конечно, читать. Вот так сказки из романа воплощаются в жизни Олдена Денниса.

Наконец, пару слов о том, почему такой, казалось бы, «мемуарный» роман попал в списки лучших «хоррор»-книг. Даже если откинуть в сторону понимание того, КТО на самом деле рассказывает эту историю, а понимание этого придёт в конце романа, уважаемый внимательный читатель, обратите внимание на, казалось бы, малозначимую цитату из романа: «...это душа мертвеца, которая ищет теперь в многочисленных покоях под сводом черепа свои былые места упокоения». Именно это и происходит в романе. И это ужасно.

Миротворец

«В ее мыслях весь мир,

В ее мыслях все мы...»

Зачем вообще что-то объяснять, когда можно читать и получать удовольствие? А удовольствие «Покой» подарит гарантированно. С оговоркой: если вы вообще способны получать его от качественной прозы. То самое читательское ощущение, о котором у себя Набоков говорил как о дрожи вдоль позвоночника, Кинг называет восторгом абсолютного узнавания, а у меня бабочки порхают в груди и легкая эйфория начала влюбленности. Не в том смысле. что ставлю себя в один ряд с гениями, а в том, что даже кошка может смотреть на короля, и чужие ощущения интересуют нас в первую очередь возможностью сравнить с собственными, и каждый не только вычитывает что-то из текста, но также вчитывает в него свое, и это свое прилипает к изначальному, увеличивая его. Так мы создаем собственные миры, близкие к реальности, данной в ощущениях, но не тождественные ей. Собственно «Peace» — скорее «мир» как «умиротворение», чем мир как отсутствие войны — об этом. О солипсизме, способном всякого сделать демиургом..

Итак, роман Джина Вулфа, принесший ему славу интеллектуального фантаста. Вернее — закрепивший ее, вслед за «Пятой головой Цербера». По странному совпадению это вторая его книга, которую я читала и сказать, что они стоят рядом или похожи — ничего не сказать. На самом деле — это одно и то же, ресинтемент по «Америке-которую-мы-потеряли», где вместо конфеток-бараночек и гимназисток румяных аналогичной России — прекрасный Юг с просторными домами колониальной архитектуры, рождественской елью с сотней свечей на ветвях, и жемчужным ожерельем, которое старый плантатор сначала намеревался подарить навестившей его на праздник дочери, а потом осчастливил им молодую экономку, поменяв подарки местами с предназначенным той изначально флаконом духов. Юг, в котором нет рабов негров, а ирдандская беженка от картофельного голода находит свое трудное счастье.

В «Пятой голове Цербера» был тот же антураж, но воссозданный средствами робототехники и генных экспериментов на далекой внеземной планете (вообще-то на двух, и твердой НФ, в противоположность мягкой, почти магическому реализму «Покоя» там на порядок больше). Только в «Цербере» все это было со знаком минус, а в «Покое» — с таким жирным плюсом. Автор любуется созданным им миром, в котором герой, Олден Деннис Вир, выступает одновременно множественным котом Шредингера: мертвецом, над чьей могилой обрушился громадный вяз, посаженный после его смерти; маленьким мальчиком, справляющим Рождество в доме деда; подростком, наблюдающим. как его прекрасную тетю Оливию охмуряют в соперничестве за ее благосклонность три жениха; молодым человеком; бедным вдовцом, крутящим интрижку с библиотекаршей одновременно с совместной авантюрой по поискам (фейкового) клада; внезапно сказочно богатым предпринимателем; стариком в горной хижине, переживающим последствия инсульта: создателем этого мира, в образе ребенка пытающимся получить у врачей помощь для старика последней ипостаси.

С одной стороны — есть от чего голове кругом пойти, с другой — видали мы уже и не такое. Не забывайте о полувеке развития литературы вообще и фантастики в частности, за которые столько экспериментальной прозы написано, хорошей и разной, что роман Джина Вулфа предстает вполне себе уютным чтением, едва ли не в диккенсовом духе. Та не множьте сущностей без необходимости, получайте удовольствие от прекрасной прозы (вставные новеллы тоже чудо как хороши).

Огромное спасибо Наталии Осояну за роскошный перевод, к тому же тщательно аттрибутированный комментариями. Это тот случай, когда бабочки порхают в груди и легкая эйфория начала влюбленности от текста. То самое бродское:

что готический стиль победит как школа.

как возможность торчать, избежав укола.

Это произведение сложно охарактеризовать однозначно, то ли это сплошной реализм без примеси других жанров, то ли сборник сказок народов мира, то ли бред возрастного человека стоящего на пороге смерти. И это все не минус, а сплошной плюс! Произведение рисует такие красивые узоры и мазки, которые сплетаются в разные рисунки и фактуры.

Написано сочно, переведено прекрасно, читаешь и просто наслаждаешься слогом и описанием конкретной ситуации, и временем действия, ведь история идет хаотично и беспорядочно, постоянно прерываясь, куда-то переключаясь, а потом возвращаясь назад. Читаешь текст и будто пазл собираешь, сводя все истории воедино.

Наверное, подобные произведения авторы и называют magnum opus, такое на заказ не пишется, такое напишет не каждый автор и не факт, что больше одного раза, а если повезет, как у Джина Вулфа, то вы получите нескончаемое удовольствие, прикоснувшись к такому прекрасному произведению.

Наверное, следует в начале отметить, что эта книга — не самое привычное для меня чтение.

Я могу оценить, что написана она хорошо, переведена тоже хорошо. Подозреваю и предполагаю, что у автора была идея, концепция, и он её прекрасно реализовал.

Но это не отменяет того, перед нами по сути набор воспоминаний, плавно перетекающих одно в другое. Кружево занятное — но не красотой или сложностью замысла (который должен воссиять на большем масштабе), а хаотичностью перехода одного узора в другой.

Это история без начала и конца, и добравшись до последней страницы, остаётся только недоуменно вскинуть брови — и это всё? А о чём вообще была книга? Вероятно это один из тех вопросов, которые автор решил оставить на откуп читателю.

Трактовка «путешествия» главного героя, его перемещения между комнатами собственного дома и воспоминаниями тоже остаётся на усмотрение читателя. Хотя на мой взгляд тут всё довольно однозначно — это «путешествие» отражает разрозненные мысли, разум старика, источенный старостью и болезнью. Разумеется, никакой фантастики. Хотя меня заинтересовал сюжет про огромный завод по производству синтетического сока из картофеля — в пору расписаться в собственном невежестве, но я не уверена, насколько это реальный факт.

С другой стороны в этой книге есть своеобразное очарование маленьких историй, чьи фрагменты мы узнаём в процессе чтения и складываем самостоятельно. История покупки китайского яйца тетей главного героя, три её ухажера, подарки на Рождество, ирландская легенда про сида и стаю гусей, легенда про банши, поиски антикварной книги, человек-пёс… За всеми этими маленькими сюжетами прячутся истории множества людей, целой эпохи. И это интересно. Хотя опять же — точка обзора здесь не полна, ограничена восприятием главного героя и доступными ему фактами. В этом подходе тоже есть что-то жизненное — ведь именно так мы и воспринимаем мир и окружающих нас людей, очень субъективно. Но при этом нельзя исключать, что часть историй была просто старческими фантазиями.

Ещё здесь были отсылки на те или иные книги, события или известных людей, даже не берусь отгадать сколько всего — спасибо, что хотя бы отсылка на Лавкрафта не прошла мимо.

Итог? Книга необычная, читается легко, но всё же не оставляет сильного отклика. Зато оставляет вопросы. Хорошо это или плохо — пускай каждый решает самостоятельно.

Роман доказал, что автор владел техникой высокой художественной литературы. Мейнстрима 1970-х.

Большая часть текста — театр одного актера. Монологи абсолютно одинокого старца в провинции Запада США. Он уже не в силах обойти свой дом и вспоминает, вспоминает... Как малышом ездил к деду на Рождество, как ходил по окрестностям с теткой и ее любовником, как рылся в бумагах и привечал посетителей директором завода, как настиг автора «Некрономикона»... Остальное это вставки других жанров: рассказы про призраков, игра в детектив, интервью с работниками пищепрома, ирландские сказания. Нотка фантастического: полубредовые (или чисто воображаемые) залеты м-ра Вира в собственное прошлое. Когда четырехлетка пытается получить от единственного врача, которому доверяет, совет насчет физической активности при инсульте — это оживляет псевдобиографическую прозу. Но не слишком.

Каких-либо загадок, сложностей, структурных вывертов или намеков на закулисные интриги не выявил.

Ассоциации: Фолкнер, Т.Уайдлер, Апдайк, поздний Кинг, Шмелев, Осоргин, Сименон.

Перевод: нормально, с трудолюбивыми примечаниями, жаль, что на зимующих в снегу розах и деревьях бутоны. Полиграфия: бумага тонковата, просвечивают строчки той стороны, но терпимо.

Рекомендации: холодная психологическая проза. Знаки перемен в США 1910-1960-х. Атмосферное, спокойное и грустное (так глубокая старость выглядит с той стороны улицы) необязательное чтение.

Эту книгу нельзя прочесть по доброй воле. Она настолько бессвязна, аморфна и занудна, что с первой до последней страницы приходится себя заставлять читать дальше. Это триста страниц невменяемого бреда выжившего из ума старика, который пытается рассказать историю своей жизни, но не может. Каждая история обрывается на полуслове, каждый персонаж появляется из пустоты и исчезает в никуда.

Герой начинает вспоминать интересный случай из своей молодости, затем несколько страниц зачем-то описывает расположение комнат и мебели в доме, где он жил в детстве, а потом без предупреждения переходит к функционированию цехов завода, которым он владел в пожилые годы; к этому моменту история из молодости уже прочно забыта, начинается около-детективная интрига, тут же обрывается, а поток сенильной мысли несёт героя всё дальше по волнам памяти.

Манера повествования колеблется от Джойса до Фолкнера, временами залезая куда-то на территорию Дэвида Линча, с его фирменными уродами, таинственными исчезновениями и необъяснимыми мрачными намёками, а временами закручивается спиралью трёх вложённых друг в друга историй, каждая из которых, разумеется, обрывается на середине. Техника письма, как всегда у Вулфа, на высочайшем уровне, но смысла в тексте нет никакого, натуральная каша из обрывков перемешанных воспоминаний.

Дочитав «Покой», остаёшься в полном непонимании — что это было? Гле подвох? Неужели умнейший и эрудированнейший автор века, уровня Лема и Эко, написал роман, состоящий из тягостного бреда старого маразматика, который всю книгу шаркает по бесконечным комнатам старого дома? И зачем?

А потом наступает медленное понимание, ЗАЧЕМ это было написано, и почему именно в такой дикой форме, и что написать ЭТУ книгу по-другому было совершенно невозможно. Все якобы бессвязные сцены складываются в единую безупречную конструкцию, каждая бессмысленная фраза встаёт на своё место, и личность героя и все описанные события и горы окружающего его хлама — всё предстаёт СОВЕРШЕННО в другом свете.

Не знаю даже, с чем это ощущение сравнить. Уникальный экспириенс. Как будто тебе показывают огромный холст, сплошь покрытый отдельными чёрточками, разноцветными мазками, заляпанный какими-то пятнами — и ты на него смотришь тупо, смотришь, смотришь полчаса, ничего не понимаешь... а потом делаешь шаг в сторону и НА ТВОИХ ГЛАЗАХ эти мазки мгновенно складываются в Сикстинскую мадонну (хотя в данном случае вернее сказать — в Сад земных наслаждений).

Вулф, конечно, гений. Но уж очень зануден, просто убиться как зануден. Но безоговорочно гений.

Сокращенная версия заметки для Medium (http://bit.ly/2wBs8PL).

Из всех ныне живущих англоязычных писателей Вулф более всего достоин сравнения с Фолкнером. Сходное по остроте и послевкусию чувство увязания в тексте у меня было в двух случаях — при чтении «Если не забуду тебя, о Иерусалим!» и «Шума и ярости».

Если вам нравится Фолкнер, то понравится и эта книжка, а если вы терпеть не можете постмодерн и игры с читателем, то за нее не стоит даже браться. Склонность к эксперименту долго ограничивала тиражи и популярность Фолкнера, пока ему не выдали Нобелевскую премию. Вулф же своей Нобелевки, боюсь, не дождется и встанет в один ряд с такими достойными парнями, как Набоков, Павич и Малкольм Брэдбери. Правда, своя минута славы, после которой он может уже писать о чем хочет и как хочет (и, что характерно, пишет!), у Вулфа тоже была — когда вышел в свет первый роман цикла о Северьяне.

Но «Покой» написан гораздо раньше, когда основным источником, поставлявшим Вулфу средства к существованию, был средней руки технический журнальчик, редактором которого Джин числился. И поэтому, вероятно, остается недооцененным по сей день. Этот роман не переведен на русский, что, в общем, типично для книг такой внутренней сложности (в том же 1975-м году, между прочим, вышел «Далгрен» Сэмюэля Дилени, исполненный в сходной технике письма и также не завоевавший никаких премий). Чтобы распутать всю сеть аллюзий и межтекстуальных пасхалок, завязанную автором, требуется специалист сопоставимого с ним культурного уровня.

Из всех ныне живущих авторов англоязычной фантастики и фэнтези Вулф наряду с Джоном Райтом, вероятно, самый религиозный. К счастью, это обстоятельство никогда не имело столь разрушительных последствий для качества его работ, как, например, в случае Клайва Стейплза Льюиса. Но все же христианский морализм присутствует почти во всех произведениях Вулфа, хотя не прочь он поиграться и с более архаичными мифорелигиозными системами.

Если читать его, помня об этом, многие загадки снимаются. Есть у Вулфа и фирменные «фишки»: чуть ли не в каждой книге раннего периода (до «Книг Нового Солнца») он так забавляется с ономастикой, что о происхождении и потаенных смыслах имен героев можно писать отдельные статьи и трактаты. Вот и в «Покое», стоит назвать вслух имя (недостоверного) рассказчика — Олден Деннис Вер (Alden Dennis Weer) — почти сразу эхом откликнется недостающее… wolf.

Вервольф. Волк-оборотень. Это первый ключ к разгадке истинной сути сбивчивых откровений маразматика, на пороге (на самом ли пороге?) царства теней пытающегося подвести какой-никакой итог, в общем, довольно бессмысленной жизни.

Не стал бы, кстати, относить «Покой» к полностью внецикловым романам. Он образует эдакую неформальную трилогию с «Пятой головой Цербера» и «Домашним очагом». Все характерные геометки тут расставлены: странная генеалогия Вера, его (истинное?) имя — никто не обязывает нас считать, будто он вполне откровенен, сообщая данные о себе, к тому же dennis — это зеркальное sinned, «согрешивший, греховный»; его тетя Оливия (сокращенно Ви — то есть Vi, а v + i = как известно, vi, вот вам и шестая голова), с которой у него что-то вроде инцеста, по крайней мере метафизического; вещие сны; психологические-не-то-биологические эксперименты; даже собака в саду родного дома, по обветшалым комнатам и вдоль облезлых стен которого бродит Вер то ли в воспоминаниях, то ли наяву, то ли в тюрьме, то ли на воле.

Концовка же (тем паче если сопоставить ее с первой фразой об упавшем дереве) создает эффект пробуждения от медикаментозного сна — для нового, более глубокого. Правда, как установил Павич девятью годами позже, «смерть — это однофамилец сна, только фамилия эта нам неизвестна». Павич работы над «Сербской книгой мертвых» не завершил, а Вулфу, который взялся за «Покой» едва ли не первым подходом к литературе, повезло больше.

Как же обманчива порой бывает простота идеально подобранного слова. Покой! Невольно настраиваясь на определенный лад, читателю не стоит забывать, что он имеет дело с Джином Вулфом, непревзойденным мастером игры в бисер. Слово, которое менее отражало бы суть романа, непросто придумать. Слово, которое при этом было бы первым ключом к пониманию, придумать уже невозможно...

Книга воспоминаний — это всегда интересно. Наши воспоминания принадлежат той области сознания, где сон граничит с явью. Некоторые моменты мы помним столь живо, что, кажется, можем в любой момент заново их пережить. И в то же время, как только необходимость в четкости пропадает, реальные до боли воспоминания расплываются в дымке. Память всегда несет в себе крупицу вымысла; так сухой факт, видимый сквозь дымку минувших впечатлений и лет, неожиданно обретает свежесть и сок, переставая быть фактом.

На первый взгляд, «Покой» — это дерево воспоминаний старика по имени Alden Dennis Weer, перенесшего недавно инсульт. Старый вяз воспоминаний сложен, многочисленны и спутаны его ветви. Близок к смерти старик, и блуждает потому он по размытым лабиринтам собственной памяти, от события переходя к событию, возвращаясь и затягивая прочнее узлы перекрестков ассоциаций. Детские впечатления сильны, словно корни, да и что еще вспоминать одинокому старику, как не обрывки разговоров давно ушедших, но не менее от того близких людей. В детстве важно все. Неповторима атмосфера старого дома и иным кажется аромат яблок. С каждым запахом, с каждым мигом связано столько самых разных воспоминаний. Странствуя по лабиринтам своей души, ковыляет старик по комнатам своего дома, и каждая комната — повод завязать новый узел, добавить деталь к уже существующему или вспомнить что-то еще.

Ты идешь вслед за ним, держась позади, и с каждым шагом все тягостнее становится на душе. Смерть душит, смерть подступает все ближе, окрашивая горечью настоящего воспоминания детства, юности и зрелости. Но воспоминания Олдена — это не только факты его биографии, не только отголоски былых интересов и страстей. Это еще и истории, пересказанные с удивительной точностью. Сказки, древние легенды и притчи часто обрываются на полуслове, чтобы повториться в реальности воспоминаний. Реальность мифа и реальность памяти — две грани иллюзорной реальности романа.

Словно этого мало, среди историй встречаются и «истории о привидениях», как типичные для фольклора, так и вполне самобытные, вроде рассказанной Юлиусом Смартом истории мистера Тилли. На первый взгляд, Julius T. Smart — всего лишь основатель фабрики по производству апельсинового сока из картофеля, выдающийся человек, место которого тем не менее на обочине памяти Олдена. На второй — современный алхимик, одна из центральных фигур, с именем и историей которого связано множество странных, ярких, необъяснимых и порой зловещих символов.

Все истории увлекательны сами по себе, но скрыто в них неизмеримо большее. Неизменно завораживает та пугающая связь, которую они находят с другими событиями романа, не только объясняя их, но и направляя. Каждая из историй содержит ключ к воспоминаниям Олдена; ключ, который сам рассказчик обычно не замечает. Постепенно душу охватывает тревога. Странных совпадений и противоречий слишком много, чтобы просто от них отмахнуться. Что за дом себе выстроил рассказчик?

И только вместе с финалом приходит ужас понимания. Никогда рассказчику не выбраться из лабиринтов памяти, никогда не обрести покой. Даже в смерти ему не обрести приют, ибо ей дано придти к человеку только один раз. Только читателю оставлено право выбраться из лабиринта символов и смыслов, закрыв роман на последней странице. Только ему — и никому другому.