Ярослав Веров «Двойники»

О чем это книга?

Гм...

Это смотря под каким углом посмотреть, и на какую часть.

Сначала эта книга о популярной теории Хью Эверетта Третьего о соотнесенных состояниях текущей реальности, как правильно ПО НАУКЕ это называется (а вовсе не параллельные миры, как привыкли говорить профаны). При этом Ярослав Веров изящно обходит постулат Эверетта о невозможности контакта между соотнесенными состояниями. В романе идет интенсивный обмен, но не материей, а... снами. То есть информацией. Действительно, информация не подчиняется общим для нашей текущей реальности законам сохранения, она имеет свойство генерироваться из ничего и исчезать никуда... Так для чего ей подчиняться установленным Эвереттом ограничениям?

Браво, автор!

Потом эта книга о борьбе. О поистине космической борьбе сил Света и Тьмы. При этом борьба носит ясно выраженный характер христианской мистики. Ибо разнообразные темные, разбросанные по мирам (ладно, хватит соотнесенных состояний) — ацтеки, Магикс, ведьмы, Измерители-антиизмерители, психопластики — суть личины одной силы, которой противостоит другая Сила, но на этот раз не разделенная сама в себе , а Единая. Солнце Мира. И не страшно, что Солнце Мира ничем не напоминает Отца-Саваофа Святого Писания. Подоплёка книги — христианская, хотя и не совпадающая с текстом Библии. Исход борьбы ясен — ведь «Дом, разделенный в самом себе не устоит». Не устоять и злу у Верова.

Браво, автор!

Ну, и немного, это об элите. Вернее об аристократии. Аристократии духа. Вхождение в которую вовсе не зависит ни от происхождения, ни от образовательного ценза, а только от внутренней работы человека над самим собой.

Браво, автор!

И, наконец, на фоне расцветающей эсхатологической антиутопии («Как хорошо было бы, чтобы кто-нибудь пришел и нас прибил») появление оптимистического и жизнеутверждающего произведения само по себе событие большой важности.

Браво, автор!

Произведение на тему Стругацких, модернизма и деконструктивизма. Произведение легко воспринимается, лишь требует, быть может, определенной литературной подготовки. //«Искали истин, а нашли ворох фактов»//.

Читателям на заметку, небольшой список литературы.

Достоевский, повесть «Двойник».

Стругацкие, тема двойников, «У Погибшего Альпиниста».

А.Сахаров, заметка о .:Конвергенции:. (в сборнике «Опыт словаря нового мышления», 1989 год).

Литературоведческие темы /теория/. Элитарная культура, современная литература и теория мифа.

А.Сахаров о мифах, идеологической номенклатуре и о цензуре в кн.«Размышление о прогрессе...»/ ..:..

Леммурийская теория ..: состояний энергии в свойствах пространства-времени, мифологические трактовки древними некоторых современных теорий физики энергий, теоретическая физика Стругацких.

Бахтин, Гегель, литературная теория единства формы и содержания в художественном произведении. Теория «магических структур» художественного текста. Структуры-«симплифик» (сюжеты о сверхъестественных культах и мистериях). «Совершенные структуры», или «перфектум» (сюжеты о бессмертных, т.е. о вампирах, оборотнях и магических академиях). Структуры-«инверсии» (литературные произведения, в сюжетах которых всегда можно найти что-то особенное, запоминающееся). Причем «перфектум» будет более ориентирован на способ подачи и на стиль; а инверсивность будет стремиться к синергетичности формы и содержания. //«Немногочисленные бессмертные единственной опасностью для себя полагали только инверсии, и каждую обнаруженную разрушали (возвращали к порядку) немедленно» — правило увлекательного приключенческого сюжета; иносказание//.

Работы Лакана, поиски путей взаимодействия (главных героев) с собственным психологическим или энергетическим двойником (что справедливо и для людей, увлеченных психологией и экстрасенсорикой).

«Структурная антропология» К.Леви-Стросса, начиная с главы IX. «Колдун и его магия»: многоликая природа мифического времени, его необратимость и обратимость (литературная теория измененного времени).

Эту книгу желательно читать дважды. Ну или полтора раза, чтобы, добравшись до конца, перечитать и переосмыслить начало. В первый раз я читала ее в несколько болезненном состоянии и именно на это списала то странное впечатление, которое произвела на меня первая часть. Однако, через значительный промежуток времени открыв книгу заново и начав перечитывать, я поняла, что не ошиблась. Первая часть невероятно тяжела для восприятия. Она неимоверно перегружена, а ключи для ее расшифровки даются читателю гораздо позже.

Начать с того, что книга, хотя и называется «Двойники» далеко не всегда имеет в виду некие парные соответствия. Пока автор не говорит этого прямым текстом, что «двойники» это не обязательно «пара», очень сложно провести четкие параллели.

Действие романа происходит в нескольких мирах, и на первых порах их достаточно сложно отделить один от другого (во всяком случае — разновременные версии альтернативной России).

У романа отсутствует один главный герой и какая-то магистральная сюжетная линия, связанная с судьбой какого бы то ни было персонажа. Магистральная линия связана с судьбой всей Вселенной, но пока читатель не знает об этом, он тонет в перенасыщенном действующими лицами начале. Героев много, о каждом рассказывается достаточно подробно, появляются второстепенные персонажи, о которых к концу книги и не вспомнишь уже (например, жена Кирилла), но которые очевидно имеют значение для раскрытия характеров главных действующих лиц.

На сцене появляются и вовсе загадочные персонажи, намекающие, однако, на некое общее с главными героями прошлое. Все это разворачивается на фоне нешуточных философских вопросов и многочисленных аллюзий.

В обилии деталей картина первой части тонет и проясняется лишь когда отходишь от нее на некоторое расстояние — к части второй и третьей.

Несмотря на то, что третья часть максимально проста, ближе других к привычной линейной манере повествования, и содержит в себе ключи к пониманию двух предыдущих, она рассказана в несколько отстраненной манере (чему способствует и масштаб личности ее главного героя, и историчность, можно даже сказать, эпичность, описываемых событий, и выбранный стиль повествования — настоящее время и отсутствие атрибуции в диалогах), а потому цепляет меньше, чем вторая часть.

Вторая часть кажется более близкой и «дружественной» к читателю. Ко второй части уже ясен расклад основных действующих сил, и можно не напрягаясь следить за развитием интриги, сопереживать её главному герою, тем более, что его образ, как мне кажется, вышел наиболее человечным и располагающим к себе.

Композиция твиннинга

Честно говоря, в построении этого произведения разбираешься не сразу, и потому поначалу создаются ложные ожидания: вот альтернативная реальность Союза, вот НИИ – и сразу тянется шлейф вполне понятных ассоциаций, кажется, что готов горизонт читательского восприятия. Но сон научных сотрудников тревожат двойники, и вот уже роман обрастает эпистемологической проблематикой. Параллельные миры двух веков, двух систем сосуществуют, ими проникаешься, и вот уже именно этот диалогизм, вовлеченность героев в тайны сразу двух мирозданий, начинает работать на понимание композиции текста, а через нее – и на уровень постановки проблем.

По сути, ни одна сюжетная линия этого метаромана не обходится без аналога, все детали имеют своих двойников, свои отпечатки. Эту линию автор выдвигает на передний план, она формирует идею текста, через ее призмы мы видим сложный мир, «прозябший», как кажется, из зерен православной мистики.

В этом смысле мне показалось интересным сопоставление двух исторических экскурсов, имеющих самостоятельное значение. Двойники-государства, двойники – продукты альтернативного развития цивилизации, Иканоя и Держава Смеющегося бога. В сюжетном решении история о необычном средиземноморском народе – это утопия, а события Морской войны облечены в форму авантюрно-приключенческого исторического полотна. Интересно, что, подобно быту и устройству иканийцев, текст о них безгероичен: катанабуси – безличное воинство, могучее, но сюжетно лишенное индивидуальностей. Так писались все классические утопии, в которых героем выступал общественный строй. Показательно, что Мастер Ри выведен за скобки этой утопической картины, он – вне ее, у него своя судьба, которой нет.

Ацтеко-тольтекская империя тоже безлична, но ее рок носит имя «Глебуардус Авторитетнейший». К тому же, во многом противостояние Старого Света с Державой Смеющегося бога строится на диалоге дюка и его пленника Ицтлакоатля, а позднее – на кратчайшей, но такой важной сцене столкновения англиканца с Верховным жрецом. В этом сюжете есть размашистая экспозиция, кроящая политическую карту знакомого нам мира, есть смелые тактические решения, есть противостояние с заскорузлым и непонятливым командованием. Героизм Глебуардуса граничит с авантюрщиной, но победителей, как известно, не судят – хотя за последнее стоит благодарить лично Государя Императора.

Два экскурса, два общественных строя – идеальных каждый по-своему. Два намека на реальные страны нашей геополитической данности. Уже сосуществование хотя бы этих двух интересных отступлений, жанрово и сюжетно разномастных, наводит на мысль о таком явлении, которое получило название «бароккового романа». Нет, конечно, буквальных параллелей искать не приходится, но сам принцип практической бесконечности смыслов, наполнения текста реальной жизнью мира (и не одного, и не двух), движение героев к лучшему бытию – здесь прямо-таки напрашивается аналогия.

Двойничеством пронизаны многие события произведения, не только сюжетные линии и судьбы героев: Символист и Тать, Магистериум максимус и Измерители, даже мифологическое противостояние Атлантов и Гипербореев – порой начинаешь сомневаться, а не блуждаешь ли ты в саду расходящихся тропинок? Двойники перекликаются, как встарь часовые в тумане.

Герои пишут – научные исследования, драмы, сказки, и это погружает в их собственные необычные миры, потому что когда в первой же главе низвергаются законы бренного мира, невольно понимаешь, что дальнейший текст не предвещает ничего обыденного. Герои много говорят, намекая, что мы читаем роман идей. Герои приходят к Солнцу, намекая, что перед нами роман метафизический.

Хороший префикс – «мета-». Много можно уместить, ничего не объясняя, но ясно одно: «Двойники» ни проблемно, ни сюжетно, ни на уровне построения образов не укладываются в одно жанровое определение. Метароман-с, словом. Он очень требователен к своему читателю, местами колюч и неудобен, заставляет вчитываться в нюансы научных и философских поисков, но, тем не менее, лишен внутренних повторов, хотя бы и на уровне поэтики: все по-новому, все под иным углом, и даже любомудрые диалоги и монологи предстают всегда инако. Забавно: роман «Двойники» – и без повторов.

А еще рукописи не горят, подтверждает Ярослав Веров. Память материи, сами основы тленного мира можно обмануть, и пусть человека больше нет, как ни бывало, текст помнит. Наверное, стоит выбирать, как пишешь, даже когда пишешь просто о мальчике, просто о девочке. А вдруг материя возьмет и запомнит? Авквардно же получится, ей-богу.

Новая книга Ярослава Верова – вещь очень разносторонняя.

С одной стороны – это светлая вещь о параллельных мирах и так называемых двойниковых сущностях – людях, живущих в разных вселенных и разных эпохах, но имеющих одно сознание на двоих, а то и на троих. Кто-то из них живет в нашей реальности и в наше время, кто-то – в альтернативной царской России, кто-то – во времена короля Артура.

С другой – это мрачная история о неких темных силах, которые в стремлении захватить власть над мирами не брезгуют ни магией, ни ядерными взрывами.

С одной стороны имеем мистически-детективную историю и даже рыцарско-приключенческий роман, с другой – глубокую психологическую прозу о настоящей дружбе, о жизни и смерти, о проблеме выборе.

С одной стороны – игры человеческого сознания, философские вопросы: «Живем ли мы, когда спим, или спим, когда живем?». С другой – вопросы вполне земные – научные открытия и ядерные испытания на людях, защита своей земли от захватчиков и обретение веры в тяжелую минуту.

А еще мне видится в романе жесткая ирония над модой на позитиффное мышление. Есть там, в одной из реальностей Смеющийся бог – вечноулыбающее божество, которому каждый день приносят по 200 человеческих жертв. И почему бы не поклониться такому богу? Улыбается ведь…

А еще, как человек связанный с психологией, не могу не отметить такое явление в романе, как психопластика. В двух словах – это настолько сильное влияние на психику, что оно влечет за собой изменение реальных событий. Вплоть до того, что меняется прошлое человека. Эдакий симбиоз визуализации и реимпринта.

В качестве бонуса – в роман вплетены две короткие, но яркие пьесы, которые с одной стороны играют на общий сюжет, с другой – могут быть вполне самостоятельными произведениями.

В качестве второго бонуса – внимательный читатель разглядит в «Двойниках» аллюзии на Стругацких и Гессе.