Фёдор Абрамов «Братья и сёстры»

Как жили наши отцы и матери, деды и бабки, прадеды и прабабки? К сожалению, когда у человека появляется желание узнать об этом, расспрашивать, как правило, уже некого. Роман Фёдора Абрамова о жизни советских людей в далёком 1942 году даёт возможность ещё чуть-чуть узнать о том суровом и страшном времени. История колхоза, в котором из-за войны остались только бабы, старики и дети, но с которого никто не снимал план поставок, конечно тяжела, но читать об этом надо. Тем более, что она, кроме всего прочего, ещё и заставляет задуматься о том, как мало мы ценим то, в каких тепличных условиях сегодня живём. Да ещё, как правило, и недовольны :(.

Написано интересно, но, наверное, в этом случае так и должно быть — жизнь и человеческие отношения всегда оказываются интереснее выдуманных приключений. Написано и познавательно — даже человек вроде бы как много знающий о том времени обязательно найдёт в книге что-то новое для себя. И ещё одно большое достоинство романа — его герои: их образы не только абсолютно живые, но ещё и надолго запоминающиеся. Как, например, можно позабыть разбитную бабенку Варвару или вынужденного рано повзрослеть Мишку Пряслина, оказавшегося в свои четырнадцать лет опорой всей многодетной семьи.

Ожидал большего (отчасти из-за того, что несколько лет назад видел спектакль БДТ по мотивам). Догадываюсь, что в развитии советской литературы, размывании соцреалистического канона «Братья и сестры» сыграли важную роль. Но вне этого контекста, по Гамбургскому счету, роман средний. И, к слову, с соцреалистической традицией он связан сильнее, чем можно было бы подумать (хотя, учитывая биографию Абрамова, с чего бы это — так думать?). Различим даже базовый сюжет (как он описан Катериной Кларк в «Советском романе») о переходе из состояния «стихийности» в состояние «сознательности» — колхозницы Анфисы, которая становится председателем колхоза и вступает в партию. Другое дело, что этот сюжет обрастает деталями, которые в его прокрустово ложе без остатка не укладываются. В особенности связанные с личными неудачами и разочарованиями (выходит, что общее и личное благо пусть через раз, но расходятся, вместо того чтобы слиться в финальном экстазе). Получается такой соцреализм с человеческим лицом. Возможно, в следующих частях тетралогии эта тенденция набирает обороты — но я до них пока не добрался.