Томас Манн «Юный Иосиф»

Агнец

«Красота — это магическое воздействие на чувства, всегда наполовину иллюзорное, очень ненадежное и зыбкое именно в своей действенности. Сколько обмана, мошенничества, надувательства связано с областью красоты!»

«Юность Иосифа» вторая книга романа-эпопеи «Иосиф и его братья», предыстория, без знания которой сложно было бы разобраться в мотивациях, известна. Напомню, у благословенного Иакова двенадцать сыновей, это единокровные братья, но не единоутробные. Первая книга объяснила, почему любивший всю жизнь одну только Рахиль, патриарх обзавелся детьми от четырех женщин. Так или иначе, от любимой Рахили их только двое, и малыш Беньямин, чье рождение стоило ей жизни, совсем еще несмышленыш, в то время, как первенцу Рахили Иосифу уже семнадцать.

Назвать его отцовским любимцем значило бы сказать слишком мало. Вся радость жизни, весь ее свет сосредоточился для Иакова в этом красивом мальчике и да, он его балует, предпочитая это общество любому другому, видя невольные жесты и интонации Рахили в речи и пантомимике Иосифа. И да, парнишка — как это свойственно красивым обласканным детям, которым мир улыбается с самого рождения — уверен, что все его любят. Больше того, ошибочно и совершенно необоснованно думает, что все вокруг любят его больше, чем себя самих. Жизнь не преминет разубедить его.

Сыновья Лии и сыновья служанок, числом десять, имеют все основания не разделять заблуждения. В обширном хозяйстве отца они на положении слуг, может быть более привилегированных, но жизнь пастухов, которых летом мучит зной, а зимой терзает холод — это их удел. Вы ведь не удивитесь, что особой любви к юнцу они не питают? А после того, как тот донес отцу, что во время сбора маслин, они сбивали плоды камнями, вместо того, чтобы аккуратно оббирать оливы вручную? А наивно-самодовольная манера рассказывать сны, где непременно фигурируют двенадцать предметов и всякий раз выходит, что одиннадцать, принадлежащих братьям, признают главенство его, двенадцатого — сновидец, блин!

Переполняет чашу терпения дар Иакова, тот самый брачный покров, что достался в приданное Рахили, тончайшей работы искусно расшитое серебром платье. Вышивки как комикс из ассиро-вавилонской мифологии, красоты необычайной, цены немыслимой, предел мечтаний в изобильной простыми радостями, но скудной яркими впечатлениями жизни. Да, Иосиф буквально вымолил у отца материнский брачный наряд (а ничего, что прежде Рахили, закутанная в него с ног до головы шла под венец с папочкой их мама, Лия?) Однако это сокровище, отданное юнцу, разве не свидетельствует оно полной мерой, что с ним же и отцовское благословение, о важности которого более подробно я говорила, рассказывая о «Былом Иакова»

Итак, покрывало становится соломинкой, сломавшей спину верблюду братнего терпения, разговоры про «проучить юнца» звучат среди них все настойчивее, но могли бы и утихнуть постепенно, когда бы. на беду, Иаков не отправил любимца навестить братьев. Он думает смягчить их отношение к юноше его появлением в пастушьем стане с кучей домашних вкусностей. Но не учел, что у маленького тщеславца хватит недальновидности отправиться в покрывале (да-да, сегодня напялить мамкино свадебное платье и пойти по раёну зашквар, но не забывайте, что времена и нравы иные).

Увидев нечто сияющее в лучах восходящего солнца, и признав в этом братца, старшие приходят в ярость, разрывают платье в клочья, а Иосифа, связав, бросают на погибель в заброшенный колодец. На счастье мимо идет караван, купцы спасают парня, а когда в дальнейшем движении натыкаются на обидчиков, те еще и умудряются продать его им, выдав за нерадивого раба, наказанного за воровство таким замысловатым способом: всем хорош мальчик, глядите какой красава, а после того, как мы еще и воспитали, ему и вовсе цены не будет, но за тридцать шекелей уступим. Сговорились на двадцати. Отцу же принесли обрывки платья, вымазанные кровью козленка — нашли, мол, в степи, должно лев задрал братика, хнык.

Снова роскошно избыточный язык Томаса Манна в великолепном переводе Соломона Апта, с глубиной философских размышлений и психологических исследований сложности семейных отношений, в которых все так тесно переплетено, что как ни повернись — непременно кого-нибудь заденешь, а счастье для всех, даром, и чтоб никто не ушел обиженным — и есть главный миф.