Андрей Платонов «Серёжка»

Самый ранний из известных опубликованных рассказов Андрея Платонова, но сразу же бьющий «наповал».

Очередные «подвиги» Сережки: побил стекла у Толстухи — раз, извалял Сеньку в грязи — два...

Да, это он — семилетний Сережка, который и не думает отпираться — он признается, во всём, хриплым, нечеловеческим голосом, он дерзок и уверен — но предусмотрительно держится в недосягаемом отдалении и издали подает советы, — на все назидательные укоры и воспитующие посулы и последние предупреждения, — и советы наполненные зрелым презрительным цинизмом: Иди-ка к дьяволу...

Сережка не верит в догму об обязательной неотвратимости наказания: «преступление» и «наказание», в его, Сережкиной, логике, — две совершенно несвязанные вещи, и его ответ морализирующему «Чемберлену»: «На-ко... Посвисти в худую варежку...» Какое «гениальное предложение«! — ай да Сережка, ай да сукин сын!

Ведь этим ответом, якобы начисто лишенным какого-либо смыслом, этим, ошарашивающим здравомыслие, — но внятным, — абсурдом, Сережка напрочь обрушивает всю целостную систему координат морально-этических ценностей: возразить абсолютно не-че-го..., так же, как и ответить на вопрос: сколько будет дважды два четыре? (см. Евгений Клюев).

Такой же сорванец есть у О´Генри, но правда постарше, он уже десятилетний — это «вождь краснокожих», но Платонов идет в развитии сюжета дальше и глубже, оставляя за спиной «просто юмор в коротких штанишках» — он чудесным образом закольцовывает и пространство и время своего коротенького рассказа в бесконечную ленту Мёбиуса, на изнаночной стороне которой тот Я, от лица которого идет повествование: «Под утро сниться лавочник Пухлопупов (рыжий старик в овечьей шапке) и пустой сморщенный бабий чулок.»

А дальше? — дальше миллион вопросов, к открывшейся во сне изнаночной стороне яви.