Елена Чижова «Время женщин»

Ручеек

А тут – просто женщина на коленях: ползет по берегу ручья. Сначала я подумала, что она тоже жена фараона: сверху была надпись иероглифами – я не могла прочитать. А потом нашла перевод. Душа усопшей пьет воду в потустороннем мире. Я все время о ней думала.

Елена Чижова после «Китаиста» ужк вряд ли чем сможет удивить, прочла где-то, что над всяким писателем стоит незримая цифра. Нет, не количество возможных читателей и не число лет, которые его будут помнить. Страниц. Для кого-то оптимально триста, другой меньше. чем на семиста не раскрывается, третьему вовсе тысяча нужна. Чижова обычно тяготеет к компактности, около трехсот. В то время, как непростота ее прозы, насыщенность перекрестными связями, общая неспешность — просят не меньше шестисот.

Понимаю, читатель не должен указывать творцу, но ведь и кошка может смотреть на короля, а «Времени женщин» все же трагически не хватает объема. Уродливая и прекрасная история четырех женщин из ленинградской коммуналки, (пяти, потому что в крошке Сюзанне женского не меньше, чем в любой из старших), в точности как тот древнеегипетский петроглиф, где душа пьет воду в потустороннем мире: хочешь напиться — опустись на колени.

Когда ты не рожден с серебряной ложкой во рту, за любое житейское благо заплатишь тяжким трудом и унижением. Но вода человеческой заботы, любви и участия стоит того, чтобы добровольно смирить гордыню. Лимитчица Тоня потянулась к первому человеку, который проявил к ней интерес. И парень-то ведь неплохой, ленинградец, умничка. Они не пара и вряд ли в том браке было бы много счастья, случись он, но — некоторые женятся, а некоторые так. Делать что-то уже было поздно, когда поняла, что беременна, родила без мужа, а шестидесятые в Союзе позор, да и трудно без помощи.

Хотела было в деревню отправить малышку со звонким именем Сюзанночка, да соседки по коммуналке отговорили. Три старухи: Елизавета, Гликерия, Ариадна, пролетарка, эмансипе, «из бывших». И дитя у трех нянек росло не без глазу. Читать , да не только по-русски, а и по-французски девочка начала раньше, чем говорить. Сонечка вообще очень долго молчала. Почему Соня? Покрестили тихомолком, а бвсурманской Сюзон в святцах нет. И знаете, это было счастливое детство. Насколько вообще может быть счастливым. Ребенку чего нужно? Заботы, любви, стабильности, чтобы проявляли интерес, развивали таланты.

И это было счастливое материнство, настолько, насколько возможно в предлагаемых условиях. Знать, что пока ты зарабатываешь деньги, дите присмотрено, накормлено и обихожено. Радоваться успехам. Гордиться, талантами своей девочки, не подвергаться ежедневным унижениям от столкновения с советским институтом дошкольного воспитания.

И счастье для трех потерявших семьи женщин, на склоне лет обрести объект заботы, оказаться нужными, продолжиться в маленьком человечке, который как пластилин — лепи. Прямо-таки пастораль? Нет, конечно, и работать бедняжке приходилось на износ, и о женском счастье не позволено было подумать, а когда появился на горизонте человек, проявивший интерес, вот тут-то и начались настоящие проблемы. Нет, не потому, что все беды от мужиков. Потому что мнимую заботу,в отличие от подлинной, проявлять легко. Потому что государство, руками своих активисток, влезало в самое сокровенное, куда при нормальном раскладе никому ходу нет.

Потому что работа на износ не предполагает сколько-нибудь серьезной заботы о здоровье и сакраментальное «в гробу отдохнем» может прозвучать буквально для совсем еще молодой женщины. И что тогда со всеми ними будет? Финал показался слишком поспешным, но это то, о чем говорила в начале: такой прозе тесно в малом объеме. Отличная книга. Горькая, суровая, нежная. Елена Чижова может.

Роман захватывает читателя целиком и полностью уже с первых страниц. Выбранная автором форма повествования — рассказ ведётся кусочками от разных персонажей: от всех 5 главных женских героинь, ну и ещё некоторые изложат часть событий со своей точки зрения — состоит большей частью из диалогов населяющих роман людей и их внутренних монологов. При этом ни о чём таком особенном или возвышенно-умном речь в этих моно- диалогах речь не идёт — обычная повседневщина питерской коммуналки конца 50-х — начала 60-х годов. Правда сама коммуналка не совсем обычна — уж больно особенные люди в ней собрались. И потому сама рассказываемая нам история тоже выпрыгивает из коротеньких штанишек стандартно-бытового представления о питерских коммуналках тех лет и о людях, в них проживающих.

Но главный выпрыг, наверное, всё-таки не в сюжете, а в непередаваемой атмосфере романа, в неуловимой ауре духовности и душевности, окружающей и героинь повествования, и буквально истекающей со страниц книги; в тоненьких многочисленных канатиках, верёвочках и ниточках собственной памяти и собственных проживаний-переживаний, которые подобно свифтовско-гулливеровским канатикам-верёвочкам-ниточкам привязывают нас к прошлому и заставляют ностальгировать при чтении подобного рода книг; в той загадочной многонациональной русскости, о которой так много говорится в самых разных интонациях и падежах с употреблениями самых разных неопределённых и определённых артиклей...

И понятно, почему именно эта книга, этот роман принёс его автору Елене Чижовой литературную премию «Русский букер» за 2009 год — оно того ст0ит!

Три почти дореволюционные старушки в питерской коммуналке.

Совершенно разные, совершенно очаровательные. Каждая со своим прошлым, со своим характером, но одновременно такие похожие в своей хрупкости и твердости. И это как-то удивительно срезонировало с моим собственным детством, в котором было много таких родных бабушек и прабабушек. А также деталей, и слов и привычек, пришедших еще из тех, далеких и волшебных времен. Поэтому, в общем-то, все остальное в этой книге для меня было уже несущественно. Я читала про старушек.

Тем не менее, формально (да и по сути) – книга о тех несчастных людях, которые уехав в чужой большой город, теряют себя и одновременно связь с чем-то важным и вечным. И, наверное, об одиночестве женщины в этом мире. Главные герои мать и дочь, старательно безличные и сливающиеся не только с общей массой, но даже и с интерьером, созданы, чтобы подчеркнуть бездушность общественной машины (Чижова из тех, кто не любит советскую эпоху, хотя так из нее и не выросла). Однако акцент невольно смещается на какие-то более экзистенциальные вещи: долг, привычки, страх, жертвенность. И все это так буднично и естественно, что становится жутко.

Я познакомилась с Еленой Чижовой. Здравствуйте.

Кажется, эту книгу я скачивала, выискивая в строках Петербург — этим осталась довольна, общаги и куоммуналки визгливыми образами ой как вставали в голове.

прочитала — и эээ.

В России сейчас очень много женской прозу, навскидку вспоминаются Улицкая, Рубина и Щербакова.

Всех трех как-то любила, но вот госпожа Чижова как-то открыла мне глаза: теперь мне кажется, что если я прочту книгу кого-то из них с замазанным автором, то не узнаю, чья она.

Все хорошо, про жизнь, да про Россию, про миграцию и чувства, но как-то на одной волне.

Спасибо за быт, но теперь я хочу яркую женскую прозу.

Впечатления двойственные.

Я бы любила тебя, Елена Чижова, но такие, как ты, уже есть.

Елена Семеновна Чижова – прозаик, переводчик, эссеист. Главный редактор международного журнала «Всемирное слово» (Санкт-Петербург), директор Санкт-Петербургского русского ПЕН–Клуба. Публикуется в литературных журнала с 2000 года. Первый роман — «Крошки Цахес» издан в 2000 году. В 2009 году удостоена премии «Русский Букер» за роман «Время женщин».

В романе 5 субъектов речи.

При относительном равноправии автор всё же центральным рассказчиком делает Антонину, потому что, во-первых, она является связующим звеном между прошлым и будущим, а также очень важно для Чижовой то, что она мать – центр мира.

Темы, которые поднимает Антонина, разнообразны: в её речи отражаются проблемы настоящего времени бытовые, социальные, политические.

В отличии от неё Гликерия, Евдокия и Ариадна рассуждают в основном о прошлом именно в их речи появляются детали прежней жизни.

– С вечера не спала, вот чего-то и вспомнилось: раньше конфетки были в коробках. Которые так насыпаны, которые – в золото обернуты. Откроешь, внутри щипчики серебряные.

С настоящим их связывает только воспитание девочки, причём взгляды на её воспитание у них разные, они пытаются передать ей практический опыт: вышивание, французский язык. Каждая учит девочку тому, что умеет, при этом они даже не пытаются передать ей сведения о мире, научить её в нём жить. Все свои сведения о мире она получает, прислушиваясь к разговорам взрослых.

Сюзанна от рождения немая, поэтому мы можем наблюдать только за её монологической речью. Для неё более реальным является мир мёртвых, в который она переносит образы из сказочного и окружающего её мира. Девочку интересуют трансцендентные вопросы.

«Музыка слабая, бежит ручейком. Занавес подняли. Хорошо на том свете. Выходят, на паперти у себя рассаживаются. Конфет шоколадных накушались и рады. Неужто и этот с ними? Ох, жду, сейчас на санках своих приедет...

Да вон же он, голубь. Высокий, синий. А руки у него – крылья. Перьями все покрылись. Он как прыгнет! Значит, и ноги отрастают. Только клюва пока нету... А зачем им клювы? Руки-то тоже отрасли...

Гости танцуют, кружатся... Платья на них шелковые, алмазами убранные. По краям каменья сверкают. Принцесса меж ними ходит – улыбается. Про жизнь свою прошлую не помнит. Проснулась и забыла...»

Елена Чижова изображает в своём романе три поколения женщин, чтобы показать прошлое, настоящее и будущее, как некогда показал это Чехов в своей комедии «Вишнёвый сад» . Отдалившись от своих героев во времени, Чижова показывает при помощи столкновений разных точек зрения проблему конфликта поколений.

Конфликт поколений можно увидеть в ситуации выбора имени девочки:

«По метрикам значилась Сюзанной. Имечко басурманское, прости Господи. В прежние времена срамных девок кликали, чтоб заступниц святых не позорить. А теперь мать родная выбрала – кличку собачью...»

«А еще, думаю, от имени много зависит. Взять хоть мое: Тонька да Тонька. Я тогда еще решила: если мальчик, в деда назову – мужикам все одно. А девочка – пусть с детства красивое имя слышит. Может, жизни моей не повторит».

У каждой героини романа своя правда, которую она выражает специфическим, свойственным только ей языком.

Речь Антоны, простой, необразованной женщины, наполнена просторечными словами, орфоэпическими ошибками.

– Барыню, – смеюсь, – ростите: может, икры ей паюсной купить?

Речь Гликерии и Евдокии мало отличается от речи Антонины, в силу отсутствия образования. В отличие от них речь Ариадны более точная, богатая, правильная, так как она была родом из аристократической семьи и поэтому получила хорошее образование.

«Евдокия губы поджала:

– Пусть у матери своей спрашивает – мать-то на что?

Ариадна оглядывается, щипчики ищет.

– Сколько лет прошло... Так ни разу не появился. Видно, непорядочный человек.

– А может, помер уже?..

– Помрет он, жди-дожидайся, – Евдокия сухарь макает, размачивает. – Такие-то кобелины долго живут.

– Да ладно тебе, – Гликерия за него заступается. – А вдруг с того света любуется, какая дочь у него выросла.

– Любуется он... – Губы поджала. – Чем так-то любоваться, помог бы девке: упросил – пусть бы заговорила.

– Ну разве можно так, – Ариадна страдает. – Сами не знаете, что говорите. Дикость какая-то».

Время и пространство в романе с одной стороны предельно конкретное, мы видим черты Ленинграда 60-х годов ХХ века, но с другой стороны, те проблемы, которые ставит жизнь перед этими женщинами не только и не столько временные сколько вечные, повторяющиеся из эпохи в эпоху.

В данном произведении автор строит своё повествование с субъективной точки зрения. В романе нет повествователя, есть рассказчики, у каждого из которых определённая точка зрения на то или иное событие, а также свойственные только ему психологические и речевые особенности

При помощи множественных точек зрения Елена Чижова создаёт картину мира, в центр которого, она помещает женщину – хранительницу традиций, исторической памяти, хозяйку дома, но прежде всего, мать.

Автору не столько интересно «описать» время, сколько «вытащить» его смысл. Все смыслы настоящего времени приходят из прошлого. Прошлое преломляется и влияет на каждое из последующих поколений.