Паскаль Брюкнер «Парадокс любви»

…Черное на белом, все становится жестким, все становится плоским, как жесть.

Все становится резким, превращаясь в беду, меня пугает каждый новый твой жест,

Отход на север…

Есть такие авторы, которые (даже давно возведенные в статус горячо любимых; с очень плотной эмоциональной притиркой к их стилю изложения) способны поломать и вывернуть наизнанку своего читателя, как законченного наркомана. У меня подобные ощущения вызывает практически вся проза Паскаля Брюкнера. И что касается его подробного эссе «Парадокс Любви», — здесь особая история: и у Брюкнера в кач-ве великолепного эссеиста; и у меня в кач-ве экстра впечатлительного читателя. Сразу делаю адекватную оговорку: слепым приверженцам ортодоксальных ценностей, искренне и традиционно верящим, что любовь – есть долготерпение, это эссе категорически Не рекомендую. Точно так же Не советую эту вещь истовым поклонникам свободной любви, искренне верящих в горячие лозунги «детей цветов» хиппи. –И, вероятно, нужно немного знать и чувствовать ментальность «фривольных» французов, чтобы попытаться максимально верно раскрыть авторский посыл Брюкнера. Он искусно и грамотно выстраивает баланс своего повествования не на подчеркивании традиционной морали и нравственности в ключе постепенно утерянных наследственных традиций. И уж тем более он ни коим образом не спекулирует на закостенелом порицании ныне существующего, привычно устоявшегося и все собой захлестнувшего эмансипе. Все это было бы слишком скучно, постыло и предсказуемо. Подробно разбирая Природу Любви, Брюкнер не станет сильно пережимать и на фрейдистской идеологии, нарочито и на скорую руку пытаясь объяснить проблемы человечества только лишь в ключе бессознательных потребностей. В кач-ве очень эрудированного, аккуратного и педантичного автора он с особым изящным нажимом будет давить/раскатывать в асфальт вот эту тезу Шатобриана (успешно кочующую из века в век в контексте нашего каждодневного существования): Привычка свыше нам дана – замена счастию она / Si j’avais la folie de croire encore au bonheur, je le chercherais dans l’habitude. Для кого-то она (привычка) становится естественной потребностью, гарантирующей особую и обязательную безопасность; а кто-то с количеством времени очень сильно устает жить по указке узаконенных стереотипов, — без права на спонтанные эмоциональные всплески, яркие душевные порывы и адекватные сердечные привязанности. Вот как раз для последних адресатов Брюкнер и развернул свой подробный эпос о том, как именно он видит Любовь в рамках современного бешеного (и не всегда оправданного) ритма нашей жизни.

…Белое на черном расплывается маслом и не держится в рамках холста

Мои руки скользят, я не в силах сдержать, — слышен третий приказ «От винта!»

Пора на север…

Брюкнер не станет поднимать понятие Любви на щиты громогласно скандирующих площадей, — это очень умный и тонкий автор и он в курсе того, что Счастье любит тишину. Более того, он не единожды напишет и сакцентирует внимание своего читателя на том, что все требования завравшихся современных революционеров в контексте бесконечных реформаций и перемен «непонятно чего на непонятно что», — начиная примерно с 50хх годов прошлого века и заканчивая модными тенденциями изданий «Elle» из нулевых, — свидетельствуют лишь о том… что человечество очень сильно постарело и обесцветилось в своих потребностях, лишенное каких-либо внятных эмоций и переживаний. Причем все это явственно проступает в ключе того, как Брюкнер видит на свой вкус искушенного аналитика роль в социуме современной семьи и женщины. Что касается последней, — вот здесь у меня был в свое время некий идейный ступор и ярый антагонизм к его оригинальной авторской позиции. Потому что уравнять в единое тождество мать семейства, которая каждодневно принося себя в жертву, разменяла все свои нежные душевные привязанности на адекватное чувство долга и ответственности; и статичную офисную гранд-даму, которая периодически умышленно спекулирует на своем эклектичном эпатаже, — и возвести их обеих в единый статус эмоциональной проститутки, вынужденно продающей себя каждый день в контексте механических рефлекторных обязанностей… Ну, соб-но, Брюкнер со всеми его смелыми тезами вероятно будет не каждому читателю «по зубам»… В своих романах и очерках он местами брутальный, резкий и неприятный как наждачная бумага. И дабы не быть голословным и опираться на мировые авторитеты, он периодически яркими и выразительными цитатами/ремарками тянет в том числе из 19-го века ключевые (и порой стремные) мысли из личной переписки В.Гюго: «Вы любите не мужа, а другого мужчину? Так идите к нему! Для нелюбимого вы проститутка, а для любимого – супруга. В союзе двух полов закон вершит сердце. Любите и мыслите свободно. Остальное – дело Божие». И если кому непонятно, — это ни в коем случае не воспевание очередной холерической прихоти, — речь здесь идет о ярком сердечном желании, без реализации которого человеческая душа сгорает в адском пламени сомнений и трусости, навязанной сегодняшней путаницей марширующего под полковой оркестр феминизма. По мнению этого автора, — сексуальность, ранее сдерживаемая на цепи хладнокровной аскезы, сегодня предстала неким сказочным животным, которое всеми путями/способами (пусть даже тысячу раз скандальными) полагается «зачетно» освободить из этой мнимой неволи. И да, свобода (если вдумчиво и адекватно вникнуть в ее суть и здесь я с автором внутренне согласилась сразу) – ведь не есть равенство полов. Суть истинной Свободы, по мнению этого француза, как раз и состоит именно в Служении Любимому человеку. А опасность вездесущего ока эмансипе именно в том и являет свой звериный беспощадный лик, что за громкими визгами и слоганами зачастую притянутых за уши «синтетических и лубочных» обид, угроз и лозунгов в самом деле очень трудно разглядеть истинную беду окончательно запутавшегося в тотальном подавлении другой супружеской стороной человека, не способного даже самому себе признаться в собственной слабости и беспомощности, дабы не быть похожим на весь этот ужасный и не затихающий ор площадей и ТВ площадок. И соб-но, являясь истовым поклонником Гюго (я в свою очередь обожаю их обоих), Брюкнер виртуозно закручивает в красивейшую спираль космического естества (в авторских отступлениях романа «Отверженные» есть аллюзии на эту тему) нашу полноценную, — ментальную и физическую, — принадлежность к законам и процессам Мироздания.

Помнится, Ф. К. Дик со своим нежным финалом в «Вере наших отцов» очень искусно и талантливо обыграл и эту тему в своем оригинальном, неповторимом и узнаваемо самобытном ключе повествования.

…Иди, иди, я успею, — я буду прощаться с огнем.

Как жаль, что я не умею не думать, не плакать о нем.

Пора на север.

Данное эссе на самом деле — это весьма искусно и грамотно преподнесенный срез нашей реальности в ключе семьи, брака, любви и нежных душевных привязанностей (увы, порой напрочь отсутствующих). -Брачные контракты двух партнеров, суть которых любой ценой сохранить собственную независимость в контексте упорядоченных колонтитулов тщательно выверенных документов. -Весьма странное эго некой эфемерной самореализации, ревностно оспаривающей любую попытку внедрения в личное пространство: такие пары повсеместно с горделивой статикой являют себя в презентабельных кафе, когда оба уныло уткнувшись в свои девайсы, строчат необычайно важные послания и бездарно воруют тем самым время друг у дружки на полнокровные и цельные отношения. -Завравшиеся и постепенно увязшие в рутине семьи, где каждый с патетикой обманутой жертвы пытается навязать другому немыслимую значимость своего заклания ради каких-то непонятных ценностей, что уже давно обратились в прах... Одиозное чувство долга; перманентное положение обманутой жертвы; унылое и печальное сожительство вдвоем в вечном поиске взаимных выгод...

Все это в самом деле имеет малое отношение к Любви и тому аспекту, как видит ее Брюкнер: возможность искренне, спонтанно и без объяснений обнять родного человека; ухватить за шкирку и перейти на язык приятной околесицы любимого ребенка, даже когда ты очень устал и сосредоточенно работаешь на вынужденной инерции до глубокой ночи; в конце-то концов абсолютно бескорыстно и невпопад улыбнуться в метро незнакомому человеку напротив... Вот примерно те адекватные ориентиры и «сбитые прицелы» того, как выглядит полнота жизни и биение сердца этого чувства на французский манер. И Брюкнер уже виртуозно поднимал эту тему в своем великолепном эссе «Искушение невиновности/1995» (за что получил заслуженную премию Медичи), явственно нажимая на то, что человечество с вечным оспариванием одиозных прав на «то-то» и «то-то», в этом развороченном раю своих на медяки растраченных ценностей словно застряло в лимбе, — унылая серость и статика бездарного проживания остаются до сих не принятыми ни в одной из существующих «инстанций».

PS Каждый вправе выбирать себе такую реальность, которая будет ему ближе, привычнее и понятнее в контексте узаконенных жизненных ориентиров. И с первого прочтения не приняв/адекватно не оценив посыл автора, — эта вещь зашла не сразу и долгое время не укладывалась в систему моих личных индивидуальных ценностей, — именно теперь дочитав это эссе терпеливо до конца, от себя резюмирую.

PPS Не стОит гоняться за безопасным комфортом и разгильдяйски относиться к своим чувствам и порывам, каждодневно их замалчивая и втаптывая в пыль. И если переходить на тезу о Северном Сиянии Брюкнера: пульс Вселенной можно тактильно пощупать (а это ни с чем не сравнимое божественное наитие) только с родным и любимым человеком, сколь бы много трудностей не пришлось пережить и вынести для того, чтобы сохранить ему место в собственном сердце и в самых сокровенных мыслях. И подлинную истинную полноту жизни дает только то классическое чувство, — сотни и тысячи раз воспетое в мировой лит-ре, — в свою очередь ни в какой эпатажной новизне и вызывающем крике абсолютно не нуждающееся. Во всякий век Любовь была и будет самодостаточна и ей не нужно каждый раз на языке плакатных слоганов доказывать свое право на существование, одобрение и поощрение социума, выбравшего себе в последние десятилетия явственным ориентиром двуличный Ангелизм*, как особый наркотик и непременный концепт современного благополучного существования.

_____________

*Ангелизм – это новейшая фаза истории, или скорее пост-истории, приходящая после индустриализации, автоматизации, атомизации и прочих революционных технологических свершений эпохи модернизма. Телефоны, телевизоры, компьютеры, авиалайнеры, ракеты – ангеличны, в том смысле что они представляют инобытие разума в самодействующих физических телах. Именно предельная технологизация и деперсонализация всей культурной среды раскрывает в ней присутствие «иных духов», именуемых ангелами.