Василий Ян ««Ватан»»

Действительно, по ключевой идее рассказ незамысловат и чётко коррелирует с известным советским анекдотом о видах любви: «...А бывает — человек любит Родину. И вот теперь — слайды». Сложно поверить, что в кочевом племени, исходившем всю восточную Евразию, не знали значения тюркского слова «ватан». Очевидно, что рассказ — коммерческий, сделан в плане «поддержки» прогрессивного Востока. Но с литературно — описательной точки зрения здесь все на высоком уровне, любовная линия конечно упрощённая, все же не все могут короли, даже правители племени и даже женского пола, но интрига сделана душевно.

Данный рассказ – непосредственное продолжение «Письма из скифского стана». Та же экспедиция, та же Персия, та же скупая красота пустыни и таинственная древность неисследованных районов, с руинами городов и неуловимыми племенами. Та же тень Александра Македонского, что не отступает от этих мест почти две с половиной тысячи лет. И те же Люти, с которыми писатель уже встречался в рассказе «Письмо из скифского стана», только теперь-то мы знаем, что фирман, передаваемый из поколения в поколение, это никакое не разрешение Македонского, но вещь не менее интересная…

В центре история рассказ старого пастуха. Он не такой старый, как просьба Аристоника, судя по упоминанию самолётов – начало двадцатого века. Рассказ этот чем-то похож на сказку, где за той же суровой пустынной красотой есть и принцесса-жрица, и прекрасный раненный чужеземный юноша, и хитрая знать старейшин… и Родина, что милее для война, чем любая красавица. Посыл этого рассказа прост и возможно даже прямолинеен, в традициях своего времени, – что может быть важнее смелой борьбы угнетённых народов против империалистических захватчиков? И эта прямолинейность, на мой взгляд, действует рассказу в минус, особенно после «Голубой сойка Заратустры» и «Письма из скифского стана» в которых было что-то глубокое, что-то вне времени…