Владимир Березин «СНТ»

...весь мир как-то зыбок и зависит от того, как о нём расскажешь.

Владимир Березин -- СНТ

Идея романа или сборника о фантастических событиях, разворачивающихся внутри или вокруг садовых товариществ, разлита в воздухе, особенно летнем. Приятно ж почитать что-нибудь необременительное о пришельцах из других пространств и веков, высаживающихся (обыкновенно летом) в восторг и идиотизм дачной жизни. Поэтому «СНТ» я ждал — не как конкретный том, а как закрытие гештальта, что ли. Необременительного чтения, правда, не вышло (Березин — не того калибра пушка, чтобы по фантастическим воробьям стрелять), но удовольствие от прозы знатное и послевкусие долгое. Настоящая литература, качественный микс фантастики, фантасмагории и прочих грядок магических реализмов, заставивший вспомнить сборник «Синий фонарь» шедшего вверх молодого автора и странные рассказы Кржижановского. (Не верь аннотации, этой незачётной попытки маскировать серьезную книжку под попсу!) Не все истории глянулись, одни показались простецкими, другие, наоборот, для более харизматичных читателей, некоторые к СНТ так же близки, как сова к глобусу, но в целом впечатление очень даже. Спасибо.

Итак, глянувшиеся рассказы:

Календарь Морзе или Дачесть как философская категория

«Знаешь, что это? Это река Лета. Не «лето», а «Лета», понял?»

Выход в финал главных литературных премий страны в 2024 сделали модным писателем Владимира Березина, прежде ценимого знатоками. И вот уже у сборника «СНТ» три десятка рецензий на Либе (у премиальной «Уранотипии», для сравнения, две) в диапазоне от ругательных до восторженных. Я буду хвалить, сдержано, но от души. Хорошо, что это сборник, короткие истории очень березинский формат. Поклонники его постоянной сетевой рубрики «Очередная пятиминутка абсолютно бесполезной для вас информации» поймут, а у меня, знакомой кроме романа про историю фотографии еще и с «Пропеллером», есть ощущение, что крупные формы в авторском исполнении тяготеют к мозаичности, стремятся распасться на фрагменты. В то время, как сборник, составленный из, будто бы, не связанных между собой, рассказов, создает целостную картину.

33 истории, по числу несчастий из поговорки, уместились на четырех с небольшим сотнях страниц — в среднем по десятку на каждую. Объединяет их единственно вынесенное в заглавие СНТ, маленькая жизнь, которая в нашем негостеприимном климате связана у большинства с летом. Не лоббируемый туроператорами берег турецкий и не насаждаемые сверху курорты Краснодарского края, но она, дача, вошедшая во множество языков мира без перевода, примерно как «спутник» — именно она символ нашего лета. Увековеченная классикой, были же, в конце концов, пушкинское «Гости съезжались на дачу» и чеховский Лопахин из «Вишневого сада» с намерением нарезать сад на дачные участки. Такие же разные, как сами мы: фанерный сарайчик на шести сотках, засаженных картошкой и огороженных рабицей; обнесенный трехметровым забором парк с лебедями-павлинами, господской виллой в глубине, камерами по периметру и будкой охраны на въезде — то и другое, и сотня градаций между — все дачи.

Именно этих крайних степеней «дачести» в книге нет. Здесь середина: техническая интеллигенция на пенсии, менеджеры среднего звена; отставной генерал, принимающий у себя правнучку с ее женихом. Сталинисты, коммунисты, либералы, радиолюбители. В небе над ними летит атомный самолет (и в каждом пропеллере дышит спокойствие наших границ); из сарайчика поддерживается связь с луноходом №2; углубившись в соседний лесок, наткнешься на законсервированный режимный объект; в доме на отшибе стоит покрытый вековой паутиной, но живой постовой, который возьмет протянутое ребенком яблоко. Здесь пересаженные на дачную почву городские легенды, вроде истории пасечника-каннибала; и почти евангельская история воскрешения («память воды»). Сон разума рождает чудовищ («бестиарий»), внук звонит деду на тот свет («звонок по предоплате»), женщина консервирует — о, эта дачная консервация все, включая собственную дочь — не то, что вы подумали, а чтобы та в 62 выглядела на 18 («ноябрина»), старый танцор замедляет последним отчаянным танцем ход времени («чечетка»). пародия на борхесов «Алеф» («захер»).

Здесь один сквозной персонаж, в котором с натяжкой опознается авторское альтер эго. Раевский, правда, в одном из рассказов он становится Паевским — том, где камео критика всея Руси Кости Мильчина. Вот, кстати же, с крайностями я поспешила, один олигарх с крайне эклектичными гастрономическими пристрастиями: стейк из мамонта, доисторическое масло, мыслящий трюфель — таки появляется здесь («по грибы»).

Обаятельный авторский сборник. Мозаика разноцветных стеклышек, из которых складывается на диво целостный витраж.