Наталья Илишкина «Улан Далай»

Хадрис!

«Там, где мой народ, к несчастью, был.»

Еще один повод поблагодарить Большую книгу 2024, потому что этот роман, мой 18/50 лонга премии не был бы прочитан, если бы не попал в длинный список. Книга Натальи Илишкиной из немногих от РЕШ, которую я не стала читать сразу после выхода. Ну, потому что подумала: незнакомое имя, объемное произведение, про калмыков, с которыми ничего общего Зачем? Благодаря номинации, у меня есть «Книга года 2024» и абсолютный фаворит в этом премиальном списке, сколь прекрасными ни оказались бы другие, а когда о личном рейтинге говорит женщина. читающая несколько сотен томов в год, это что-то, да значит.

«Улан Далай» великая книга. Никакое определение: грандиозная, колоссальная, эпическая, шедевр — не будет чрезмерным. Есть простой тест, который проходят единицы из сотен тысяч хороших и разных: если герои становятся для тебя живыми людьми, я имею в виду — если думаешь о них, как о своих реально живущих или живших прежде знакомых, родственниках, предках — он пройден. Семья Чолункиных для меня сейчас — это мои предки, бежавшие от коллективизации и раскулачивания донские казаки, о которых совсем ничего не знаю. Моя семья не проходила через выселение, они действовали на опережение, как делает в книге Чагдар — сами переселились в Казахстан в благословенную Алма-Ату (бабушка еще называла город «Верным»), где и героям довелось пожить.

Гениальные книги не рассказывают нам свои истории, а возвращают нашу. Утраченную не по ленности или отсутствию любопытства, а потому что нас планомерно ее лишали — ковали единство советских людей без корней. Невозможно подсчитать, сколько связей навек оборвалось с вынужденными переселениями; о чем выжившие и укоренившиеся не рассказывали внукам, потому что вспоминать об унижениях и бесправии слишком больно. Да и страшно, обе мои бабушки не одобряли политических анекдотов, потому что помнили — за это сажают. Ну и довольно о своем, возвращаюсь к роману. Рассказ о трех поколениях семьи Чолункиных охватывает промежуток с 1884 по 1957 годы с заходом на территорию условно наших дней в эпилоге, и рассказывает о трех поколениях семьи донских казаков калмыков.

Братья Баатр и Бенге, старший ушел добровольцем на Японскую, где сложил голову; младшему, Баатру досталась долгая жизнь, трое сыновей. Старшего, Очира, он по обычаю отдал на воспитание бездетному брату и вот эта удивительная смесь, когда родного отца первенец будет считать отчасти дядей, оплакивая смерть дяди как отца — осталась с ними на всю жизнь. Очир, красавец и смельчак, доброволец Первой Мировой, дослужился до унтер-офицера, ушел с белой армией в эмиграцию. Чагдар, средний сын, стал красноармейцем, судьба побросала его в Монголию, на коллективизацию в родные Сальские степи, на учебу в Ленинград, снова на руководящую работу домой, в бега от чисток, на фронт Великой Отечественной, на поселения в Сибирь. Младший, Дордже, отданный по обету в хурул (буддистский храм) глубоко верующий, средний жребий между юродивым и святым.

Судьба младшего поколения, детей Чагдара Володьки (угадайте, в чью честь), Йоськи, Нади (в честь Крупской) и Розы (Люксембург, вестимо), которая началась как жизнь образцовых советских детей, продолжилась совсем иначе после депортации. Калмыков принудительно переселяли так же, как чеченцев и крымских татар, только их не в Азию, а в Сибирь. И эта часть книги невыносимо тяжела, такой неумолчный стон, хотя заплакала я только в части Алма-Аты, уже после ссылки. Такие яркие. через край наполненные витальностью персонажи, роскошный язык с филигранными речевыми характеристиками; ряд ярчайших сцен, на которые повествование не распадается, но они отмечают движение рассказа вешками. Для меня самая мощная и обнадеживающая — уход в абсолют монаха-затворника из ленинградского буддистского дацана.

Ровно три года назад я рассказывала о «Высокой крови» Сергея Самсонова, эпического масштаба романе о донских казаках, моей Книге года 2021, которую тоже узнала благодаря лонгу Большой книги. К несчастью. один из ведущих критиков зарубил ее на старте смешной, злой и несправедливой рецензией, в которой сравнивал с «Тихим Доном» и бабелевскими «Донскими рассказами», похоже, не читая Надеюсь, нынешнее жюри БК найдет время прочесть «Улан Далай». Или послушать, аудиокнига в исполнении Алексея Багдасарова чистый восторг.

Замечательная семейная сага, несмотря на свой спокойный слог буквально протаскивающая читателя через ужасы и достижения первой половины двадцатого века и рассказывающая о трех поколениях одной калмыцкой семьи, протянувшихся от Николая II до Хрущева.

Основных персонажей, через которых и показывается жизнь семьи Чолункиных, калмыцкого народа, да и всей страны тож, нельзя назвать очень яркими и героическими — по большей части они просто пытаются выжить и спасти близких и родных от волна за волной обрушивающихся катастроф — от японской войны до операции «Улусы». Но при этом у них есть то, что раньше называли «правда характеров». Они и цепляют-то своей подлинностью и натуральностью в первую очередь, а не некой харизмой и оригинальностью. Стоит отметить, что все главные герои — мужчины (дед — донской казак, отец — партиец в автономии, и сын/внук, все детство проведший в спецпоселении) : женские персонажи из-за махрового, удушающего патриархата находятся на задворках романа, что как мне кажется, несколько обедняет его, пусть даже и соответствует неким историческим реалиям.

Несмотря на конкретную национальность героев, судьба и двадцатый век побросали их по всей стране — помимо Сальской степи здесь и вступление красной конницы в Новороссийск, и Ленинград, где один из персонажей пытается пересидеть тридцать седьмой год — причем в буддийском дацане (по-калмыцки — хурул), и Алтай, место ссылки семьи.

Насколько я понимаю, описанные ритуалы, традиции и обычаи вполне аутентичны и соответствуют реально существующим или сущестовавшим. Для меня, конечно, многое было в новинку. Понятия не имел, например, что калмыки, оказывается, бывают разные, и у них всех весьма различающиеся говоры. Есть интересный момент в книге, когда калмыки, в начале романа — скотоводы, отказывающиеся хоть как-то обрабатывать землю, прибывают в ссылку в Казахстан, где местные точно также живут на мясе и молоке — при том, что сами калмыки к тому времени едят все, да и Калмыкия уже распаханная степь.

Так что в книге есть все — кровавая история двадцатого века, этнография немногочисленного и мало известного для жителя европейской России народа, и голос забытых людей вроде спецпоселенцев, и тягучие семейные отношения. В последние годы в российской литературе отметилась тенденция сдвига к окраинам страны, в том числе и национальным, и данный роман только подтверждает и саму тенденцию и то, что она знатно обогащает нашу культуру.